– Серьезно?! А как же «Интеллектуальные вибраторы»? Теледильдоника?
Полли хохочет. Смех неожиданно преображает ее: исчезает воинственность, черты лица смягчаются.
– Редакция выдала мне задание протестировать секс-игрушки и электронные приложения для женщин. Это было незабываемо! – объясняет она. – Оказывается, можно установить себе специальное приложение для секс-терапии, и оно заменит друга, о котором вы даже мечтать не могли.
– Еще бы, – едко замечаю я.
– У вас есть друзья?
– Естественно. А у вас?
Вместо ответа Полли вдруг меняет тему.
– А что вы делали в Мемфисе? – спрашивает она.
– Моя статья о выставке висит на сайте фонда «Wellcome Trust».
– Пришлете мне ссылку? Дайте-ка я запишу вашу почту.
Я отправляю ей с телефона ссылку.
– Статья о том, какое влияние роботы оказывают на человеческие взаимоотношения и наше психическое здоровье. Кстати, влияние не обязательно негативное, – говорю я.
– То есть вы не считаете секс-роботов злом? – в очередной раз перебивает Полли.
– Позвольте я закончу! Речь не только о секс-роботах. Вскоре у каждого ребенка вместо живого приятеля появится iPal – мини-робот с компьютерным экраном на груди. Роботы будут петь детям песни и рассказывать сказки. Маленькие мамины помощники…
– Но это лишь часть айсберга, – снова вставляет Полли. – Роботы-помощники, якобы для нашего же удобства. А что насчет главного проекта? Я имею в виду ИИ.
– Ну, до ИИ еще далеко.
– Откуда вы знаете?
– Виктор знает.
– Он вам нравится?
– Да.
– А как вы познакомились?
«Так вот что ей надо на самом деле!» – проносится у меня голове.
– Почему вы интересуетесь? – вопросом на вопрос отвечаю я.
– Никак не могу понять, какой он человек. Виктора Штейна трудно раскусить.
– В этом от меня помощи не ждите.
– Вы в него влюблены? – спрашивает Полли.
– А вы всегда говорите первое, что приходит в голову?
– Просто сегодня на фуршете вы так на него смотрели…
– Спасибо за угощение, – говорю я, вставая из-за стола.
На улице льет как из ведра. Вокруг ни души. Отсюда недалеко до больницы, где я работаю. На стене отделения для терминальных больных один из пациентов вывел краской:
«ИБО КРЕПКА, КАК СМЕРТЬ, ЛЮБОВЬ»[37].
Это цитата из Библии, Песнь песней Соломона.
С Виктором нас свела Смерть. Фонд продления жизни «Alcor»[38]. Финикс, штат Аризона.
Будущее уже здесь
Футуристический склеп. Хранилище усопших. Надгробие из нержавеющей стали. Жидкоазотное чистилище. Предоплаченная путевка в вечность. Сосуд, хранящий небытие. Единственный шанс на чудо. Полированное царство мертвых в симпатичном городке на окраине пустыни. Бульвар закатов. Мертвецы. Правда, не ходячие. Гостиница «Витрификация».
Компания «Alcor» была создана в 1972 году, символ которого по китайскому календарю – Крыса – наиболее приспособленный к выживанию вид.
И если вдруг вы решитесь сделать ставку на свою реинкарнацию в этом Казино мертвых, вот что произойдет.
После смерти, как можно быстрее – а лучше, если бригада врачей уже наготове, в масках, ждет последнего вздоха умирающего, – ваше тело поместят в резервуар с ледяной водой, дабы охладить ткани до пятнадцати с половиной градусов. С помощью специального аппарата будет искусственно поддерживаться кровообращение и сердечный ритм. Но не для того, чтобы вас реанимировать, а во избежание попадания крови в брюшную полость. Далее медики-крионисты подсоединят перфузионный аппарат к основным кровеносным сосудам и откачают из вашего тела кровь, а потом заменят ее особым «антифризом» – раствором, который не даст образовываться кристаллам льда в клетках тканей. Таким образом вас подвергнут «остекловыванию», или «витрификации», а не заморозке.
Криопротектант заливается в тело примерно четыре часа. Для перфузии мозга в черепе просверлят два небольших отверстия. В течение следующих трех часов вас продолжат охлаждать, контролируя, чтобы ткани организма превратились в стекло, а не в лед. Через две недели вы будете полностью готовы к перемещению в место последнего упокоения – по крайней мере, в этой жизни.
Я здесь по приглашению. Мне предложили присоединиться к выездной бригаде врачей и реаниматологов, которые быстро законсервируют тело клиента, если тот умрет вдали от Финикса.
(Собственно, как и большинство из нас…)
Приглашение было выслано по ошибке. Я вхожу в число немногих медиков-трансгендеров. Некоторые из нас поддерживают идею трансгуманизма. И неудивительно – ведь зачастую мы годами ощущали себя в чужом теле. И мы-то уж точно знаем: внешняя оболочка не всегда соответствует внутреннему содержанию.
Каждый понимает трансгуманизм по-своему: умные имплантаты, генетические модификации, протезирование или шанс обрести вечную жизнь в виде нейроэмуляции. И вот вследствие обыкновенной оплошности, которые происходят сплошь и рядом, меня пригласили стать Белым рыцарем Жизни (в отличие от Черных рыцарей Смерти.) Вскоре я уже мчусь на первое задание. После остановки сердца на счету каждая минута: нужно быстро затормозить разрушение клеток, систем и тканей организма.
В некотором смысле, тот, кто занимается сохранением жизни, по определению не может считать смерть неизбежной. Моя работа – продлевать жизнь. В компании «Alcor» рассчитывают продлевать жизнь бесконечно. Макс Мор[39], глава учреждения, предложил мне стать частью их расширяющейся международной команды (в моем случае, бригады, работающей в Англии). Кстати, Макс тоже англичанин. Его мечта – догнать Будущее.
«Компания названа «Alcor» в честь маленькой звезды из созвездия Большой Медведицы, – рассказывал Макс. – Те, у кого хорошее зрение, могут ее увидеть, но Алькор далеко, как и наше будущее. Однажды мы станем жить среди звезд. Правда, у крионики есть одна проблема: пока никто не знает, как разморозить тело, не погубив его. Впрочем, Леонардо да Винчи делал наброски вертолета за сотни лет до появления летательных аппаратов с двигателями. Когда-нибудь прорыв в крионике произойдет. Это лишь вопрос времени».
Макс посоветовал мне побывать на месте, чтобы проникнуться идеями компании. Итак, я в гигантском стальном хранилище. Кругом тишина, лишь негромко гудят криосистемы. В целях сохранения конфиденциальности на цилиндрах с жидким азотом нет имен. Лишь на одном, который меньше остальных и больше напоминает сигару, чем космический контейнер, виднеется надпись: «Д-р Джеймс Х. Бедфорд». Умерший в 1967 году Джеймс Бедфорд стал первым крионированным человеком. В 1969-м космонавты полетели на Луну, а он уже два года находился в своем микрокосмосе. Бедфорд – пионер крионики. Членам его семьи несколько лет даже пришлось хранить криостат самостоятельно и регулярно подливать жидкий азот. В 1991 году тело переместили в более современный контейнер. Вскрытие запаянной капсулы с телом Бедфорда вызвало у многих большой интерес и волнение, как если бы ученые обнаружили новую мумию из легендарного Мемфиса. Оказалось, что тело сохранилось почти без изменений, если не считать треснувшей грудной клетки и провалившегося носа. Но это поправят, когда его оживят.
Неожиданно за моей спиной раздается голос:
– Напоминает художественную инсталляцию, правда? Видели замаринованную акулу Дэмьена Хирста? Кажется, она называется «Физическая невозможность смерти в сознании живущего».
Я оборачиваюсь. Передо мной мужчина лет за пятьдесят, хорошо сохранившийся. Ботокс, вне всяких сомнений. А за ушами наверняка еще и шрамы от подтяжки. Упругая кожа, чисто выбрит, темно-синие живые глаза.
– Меня зовут Виктор Штейн. – Он протягивает мне руку.
– Рай Шелли. – Мы обмениваемся рукопожатием.
– Мы раньше встречались? – Он слегка задерживает мою ладонь.
На какую-то тысячную долю секунды в моем сознании вспыхивает необъяснимое: «Да!»
– Нет, – говорю я вслух.
Виктор Штейн загадочно смотрит на меня.
– Давно вы здесь? – спрашивает он.
– Утром уезжаю. Меня пригласил Макс.
– Ах, да. Врач из Англии.
– Верно. Вы здесь работаете? – интересуюсь я.
– Нет. Приехал повидаться с другом. Назовем его «английским пациентом».
Мы обмениваемся улыбками.
– Не хотите чего-нибудь выпить, когда завершите дела? Я знаю тут одно неплохое заведение…
Я открываю рот, чтобы вежливо отказаться.
– Давайте, – произносят мои губы. – Почему бы нет?
Время похоже на молнию. И порой ее заедает. Несколько часов спустя, когда Макс Мор уехал домой, а мне, сидя в мотеле, остается лишь упаковать вещи, съесть еду, купленную навынос, и смотреть дурацкие телепередачи, я сажусь в арендованный Виктором внедорожник, и мы выбираемся из города. За окном мелькают закусочные, автозаправки, магазины, едущие куда-то грузовики, никуда не едущий сломанный джип. Наш автомобиль рассекает горячий воздух. Впереди бескрайнее полотно дороги. Позади клубится пыль. Мы въезжаем в сияющую пустоту Соноры[40].
– Откуда вы? – спрашивает Виктор.
– Из Манчестера.
– Забавно.
– А что забавного в Манчестере?
– Практически ничего, кроме того, что у меня там лаборатория. Она финансируется частными лицами, но расположена в Манчестерском университете.
– Хотя Манчестер – мой родной город, сейчас я там не живу.
– Перебрались в Лондон?
– Да.
– Все мы вечные странники. Откуда-то уезжаем, куда-то едем… Кстати, вы знали, что в мире тридцать шесть Манчестеров? Причем тридцать один из них в США?
– Последствия промышленной революции, – отвечаю я.
– На самом деле причина в том, что рабочие ланкаширской хлопковой фабрики поддержали Авраама Линкольна в борьбе за отмену рабства в США. В знак солидарности они отказались обра