Мама упорно не могла запомнить его название, и на вопросы знакомых, какой у нас пылесос, она отвечала «Ураган». Отца это почему-то ужасно злило. А мне было смешно.
Да и теперь смешно.
9
Смирнов рассказывал, что когда он был совсем маленьким и они жили в другом городе, в их доме был большой пожар и почти все сгорело. Поскольку он всегда врал, я ему не очень поверил.
Оказалось, что правда.
Я ему даже немножко завидовал. Пожар все-таки!
10
По окончании девятого класса нас повезли туда на экскурсию. Мы со Смирновым и Шуховым запаслись напитком «Лимонная горькая», которую втихаря выпили за каким-то кустом.
Самой экскурсии я не запомнил.
11
В моем классе был один мальчик с прозвищем Керенский. С ударением на втором слоге. А прозван он был так потому, что однажды подстригся под ежик — такой же, какой в советских кинофильмах носил настоящий Керенский. В фильмах он изображался вертлявым, крикливым, истеричным и вообще каким-то несерьезным.
12
С самого детства мы все знали, что презерватив назывался «резиновым изделием номер два». Но все гадали, а какое номер один? Галоши, что ли?
Впоследствии выяснилось, что противогаз.
Напялив на себя противогазы, в те послевоенные годы в изрядном количестве валявшиеся в кладовках и на чердаках, мы играли в водолазов.
А изделие номер два мы любили надувать, как шарики, писáть на них разные неприличности и подсовывать в портфель подслеповатой учительнице английского Анне Павловне по прозвищу Половник.
13
В 1954 году мы с мамой поехали в этот музей смотреть расположенный в нем другой музей — музей подарков Сталину.
Помню только довольно корявый с виду ковер, выполненный ногами безрукого таджикского колхозника, макет Московского Кремля из шоколада и присланное из Китая рисовое зернышко, на котором микроскопическими иероглифами было написано какое-то китайское поздравление. Иероглифы надо было рассматривать через сильную линзу.
Вскорости этот музей перевели в Музей революции на улице Горького. А потом и вовсе закрыли. Где теперь эти экспонаты?
14
В соседнем дворе жил милиционер. Он был гаишник. Крупный и краснолицый мужчина. Жил на первом этаже. Был большой любитель пения. Имел неплохой, как мне тогда казалось, голос. Летом, когда окна были открыты, его пение было слышно всему двору.
Иногда он пел, сидя в своей милицейской машине, и, когда он забывал отключить микрофон, его пение разносилось по всей улице.
Его фамилия была Потемкин. Звали его, кажется, Николай. А может быть, и не Николай. Да и какая теперь разница?
15
Родители моей однокурсницы Розы были глухонемые. Поэтому Роза всегда разговаривала довольно громко, очень отчетливо и при разговоре сильно жестикулировала.
Они жили в коммуналке на Малой Бронной.
Когда Розиной матери по расписанию наступала очередь мыть полы в коридоре, она делала это по ночам. Так ей было удобнее: пусто, спокойно, никто не ходит.
Соседи же жаловались, что она моет полы по ночам, потому что она, будучи глухой, делала это страшно громко, гремя ведрами и тазами.
Она же обижалась на соседей, думая, что они просто вредничают. Что такое «громко», она не знала и не понимала.
16
На Американской выставке в Москве, открытой в 1959 году в Сокольниках, где я побывал вместе с родителями, бесплатно раздавали стаканчики с пепси-колой. Москвичи тогда попробовали ее в первый раз.
За ней стояла очередь.
Я помню, как какой-то патриотически настроенный дядька выпил свой стакан, картинно поморщился и сказал: «Да ну! Гуталином отдает! Наш-то квасок получше будет». И немедленно занял очередь за новым стаканом, поскольку по два не выдавали.
17
Фамилия Яблонская — это еще ничего. А я вот знал даму, преподававшую в каком-то художественном учебном заведении, которая носила совсем коварную фамилию Подъяблонская.
Она настойчиво требовала, чтобы ее фамилию произносили с ударением на букве «я». Но это требование выполняли далеко не все.
18
В школьном коридоре висели портреты классиков. В том числе и Горького. У Горького там было какое-то удивительно печальное и плаксивое выражение лица.
Смирнов, проходя мимо и глядя на портрет, всякий раз говорил одно и то же: «Не плачь, Горький, не плачь. Хочешь, я дам тебе конфетку?»
Все с готовностью ржали. Я тоже.
19
Наша соседка Раиса Савельевна повсюду искала евреев — в титрах кинофильмов, в театральных программках, в газетных статьях.
Когда однажды по радио диктор, не помню в каком контексте, произнес «американский президент Авраам Линкольн», она многозначительно подняла указательный палец и сказала: «Авраам! О!»
20
Телефона не было ни у меня, ни у Смирнова. Поэтому мы считали телефон если не чудом, то точно роскошью.
Иногда, держа столовые ложки каждый возле своего уха, мы, сидя за столом напротив друг друга, подолгу трепались на разные отвлеченные темы.
21
Накануне нового, 1960 года мой старший брат принес долгоиграющую пластинку. На тридцать три оборота. Это была первая долгоиграющая пластинка в моей жизни. На ней помещалось сразу много песен. Она называлась «Вокруг света».
Я слушал ее на проигрывателе «Юбилейный» целыми днями. И подпевал, конечно.
Взрослым это не слишком нравилось, мне кажется.
Проигрыватель «Юбилейный» выглядел как небольшой чемодан коричневого цвета.
22
Мы со Смирновым играли в двух международных неуловимых бандитов, которым всегда удавалось уходить от полиции. У нас были какие-то воображаемые подземные ходы, подземные же дворцы в разных городах и странах, где мы отдыхали в перерывах между дерзкими ограблениями.
В этих играх он назывался Сэм, потому что был Сашей. А я — Лео.
Игра длилась несколько лет.
23
В моем раннем детстве у слова «машинка» — именно «машинка», а не «машина» — были всего три значения.
Первое — приятное. Потому что это была детская машинка, то есть игрушечный самосвал или легковик, которые иногда дарили на дни рождения. Их со страшным грохотом катали туда-сюда по квартире к явному неудовольствию взрослых.
Второе значение — тоже ничего себе. Потому что мама иногда давала мне покрутить рукоятку своей швейной машинки. На этой машинке были сшиты сатиновые черные шаровары с задним карманом для носового платка и костюм волка для школьного спектакля «Теремок».
Третье значение этого слова было совсем не приятным и даже страшноватым. Это была «машинка», которой стригли в парикмахерской. Стригли «под машинку». Тогда они были еще не электрическими, а механическими. Они довольно больно щипались, после их безжалостного стрекотания мы выходили из парикмахерской жалкими и общипанными. В парикмахерской пахло одеколоном, а в нос попадали волосы.
24
Когда-то в самом начале улицы Горького была парикмахерская. С огромными окнами.
Однажды я проходил мимо и заметил, что у окна парикмахерской стоит толпа народу, пялится в окно и хохочет. Мне стало любопытно, что же такого смешного может происходить в парикмахерской. И подошел. И увидел, что в кресле прямо около окна сидит актер Филиппов и стрижется. И все.