Однажды мы со Смирновым играли в смертную казнь. Нашли в сарае топор. Рядом с сараем обнаружилась колода для колки дров. А кого казнить, долго найти не могли. «А давай, — говорит Смирнов, — возьмем у Таньки Синодовой куклу. Все равно валяется без дела за сундуком. Она и не заметит. Она уже давно про эту куклу забыла. У нее новая есть».
Взяли куклу. Отнесли ее во двор. Отрубили ей голову. Правда, не с одного удара, потому что шея была тряпочная и топор в ней застревал.
Потом от греха подальше унесли куклу вместе с отрубленной головой со двора и закопали на пустыре. Танька и правда ничего не заметила.
26
Я был уверен, что эта башня, которую всегда изображали на праздничных открытках, и есть Кремль. И что товарищ Сталин сидит на самом верху этой башни, может быть, даже внутри красной сияющей звезды и там неустанно работает.
Видимо, я слишком буквально понял слова стихотворения, которое читали по радио: «Над Кремлем плывет колечко. Это Сталин закурил».
27
«Что же вы, Клавдия Николаевна, пеленки в коридоре вывесили, а даже их не постирали, — с укоризной говорила справедливая женщина Ксения Алексеевна. — Ведь ссаками же пахнет даже на кухне».
«Так это же детские! — улыбаясь, отвечала ей интеллигентная, но не хозяйственная и не очень чистоплотная Клавдия Николаевна. — Детские же не пахнут!»
«Очень даже пахнут», — сердито отвечала Ксения Алексеевна и ногой открывала дверь своей комнаты, потому что руки ее были заняты огромной миской с котлетами.
28
Сергей Александрович, летчик в отставке, говорил своей жене: «У тебя не „наполеон“ получился, а какой-то „кутузов“». И очень при этом смеялся. Я тоже смеялся, хотя и не понимал, что тут смешного.
А потом узнал, что Кутузов — это тот, кто воевал против Наполеона.
Ну и что смешного?
29
Колька (запыхавшись): Димка, ты еще не записался?
Димка (удивленно): Куда?
Колька: Да ты что? В Бригадмил! Милиции помогать! Ты что? Все ребята с нашего курса уже записались! Все спишь! Смотри, так все и проспишь, маменькин сынок! (Смеется).
Димка: Ладно тебе! Сам ты маменькин сынок! Где записывают-то?
30
Бутерброд с вареной колбасой или с домашней котлетой заворачивался в пергаментную бумагу и клался в особое отделение портфеля. Там же лежало теплое сморщенное яблоко, оставшееся со вчерашнего дня. Бумага к концу уроков пропитывалась чем-то жирным, и из портфеля пахло чесноком. Я этого стеснялся.
Май
1
Этот день мне запомнился тем, что я вместе с родителями оказался почему-то в парке Сокольники. Была очень хорошая погода, и играла громкая праздничная музыка.
Мимо нас прошла старушка, которая, ни к кому не обращаясь, громко сказала: «Будет война! Хрущев паразит!»
Родители чуть вздрогнули, коротко переглянулись и синхронно посмотрели на меня. Я понял, в чем дело. Да не собирался я никому ничего такого повторять! Что вы, ей-богу! Маленький я, что ли?
2
Однажды, когда мне было года три, я потерялся. Было это так.
Мама отправила меня во двор под присмотром старшего брата. Брат посадил меня на какую-то ступенечку, велел сидеть тихо, а сам побежал играть в футбол. Когда он повернулся, чтобы проверить, на месте ли я, на месте меня не было. Да и во всем дворе — не было.
Началась паника. Прибежала мама. Прибежали соседки. Все кинулись в разные стороны искать ребенка. Опросили всех случайных прохожих. Никто меня не видел.
Одна из соседок, ни на что уже особенно не надеясь, забежала в пожарную часть, находившуюся в двух примерно кварталах от нашего дома. Там она увидела такую сцену. На столе в окружении хохочущих пожарных сидел ухоженный кудрявый мальчик Лева с яблоком в одной руке и с булкой в другой и рассказывал пожарным, что он сирота, что у него нет ни мамы, ни папы и что живет он на улице.
Когда соседка схватила меня и стала нервно обнимать и целовать, один из пожарных сказал ей: «Что же вы, мамаша, за ребенком-то не смотрите?» — «Да я не мамаша», — сказала соседка и потащила меня к выходу. «А может, вы его нам оставите? — говорили пожарные. — Парень-то веселый! А нам тут скучно!»
Кажется, я не очень возражал.
3
Кляксы были повсюду: в тетрадке, на указательном пальце правой руки, на рукаве, на брюках.
Недавно мне подарили приобретенную на каком-то блошином рынке деревянную ручку с перышком. Совершенно из моего школьного детства.
Я взял ее в руки, дремлющая мускульная память сразу проснулась, и сразу же проснулась вся неизбывная школьная тоска. И припомнились все эти перышки «солдатики», и чернильницы-непроливайки, которые еще как проливались, и кляксы, конечно, бесконечные и неизбежные кляксы.
Какая же жизнь без клякс!
4
Сколько помню себя, столько же помню и Малую энциклопедию Брокгауза и Ефрона. Четыре тома. Она и до сих пор стоит в моем доме на видном месте. Но сейчас я редко в нее заглядываю.
А все детство прошло под бесконечное листание этих красивых томов.
Помню, как с другом Смирновым мы разглядывали картинки с изображением фауны Северной Америки. Когда мы наткнулись на изображение какого-то небольшого и невнятного зверька и прочитали, что этот зверь называется «североамериканская вонючка», нас обуял такой хохот, что из кухни прибежала испуганная мама, решившая, что что-то случилось.
5
Керосинная лавка располагалась в сооружении, похожем на землянку. В нее надо было спускаться по узенькой лесенке, и бидон все время гремел, задевая за обшарпанную стенку.
Внизу за прилавком сидел пожилой еврей с очень печальным лицом. За его спиной в таинственном полумраке висел портрет. За треснутым стеклом с трудом угадывался Карл Маркс. Почему Карл Маркс?
6
Я помню, как на коммунальной кухне женщина со странным именем Ганя рассказывала соседкам о том, что между Москвой и Ленинградом есть тайный тоннель, по которому могут ходить танки в два ряда. «Там даже конница может проехать, — добавляла Ганя для пущей убедительности. — Я это точно знаю. Родственник покойного мужа раньше работал в Метрострое. Он и рассказывал. Но просил никому не говорить».
Женщины с пониманием и интересом кивали головами и не задавались законным вопросом, зачем такой тоннель нужен. Особенно для конницы.
7
Помню, как в одночасье позакрывали пивные ларьки и винные магазины.
Помню, как в газетах бодро сообщали, что пивные и винные заведения постепенно будут сворачивать, зато будет много прохладительных напитков, полезных для здоровья.
Помню, как ситуация в этом смысле изменилась буквально в два дня.
Помню, как в один из таких дней на пивном ларьке у метро «Таганская» сверху было написано «Пиво», а чуть ниже — «Пива нет».
Помню, как на следующий день там же красовались две совсем другие надписи. Сверху было написано «Квас», а чуть ниже — «Кваса нет».
Важный исторический перелом ознаменовался тем, что еще буквально вчера не было пива, а уже сегодня нет кваса.
И началась новая эпоха с огромными винными очередями, постепенно переродившимися в грандиозные демократические митинги.
А уж потом и другая эпоха началась.
8
Учитель рисования и черчения Николай Николаевич, человек пожилых, как нам казалось тогда, лет, в пыльном костюме и с зачесанной лысиной, человек откровенно комический, над которым было принято открыто издеваться, — особенно этим злоупотребляли девочки, — человек скорее добрый, чем вредный, и скорее глупый, чем умный, однажды, решив зачем-то продемонстрировать неслыханную по тем временам широту своих эстетических взглядов, на вопрос о своих любимых художниках сообщил, что его любимый художник — Ван-Гоген (ударение, конечно же, на первом слоге), который сначала отрезал себе ухо, а потом уехал в Африку, где женился на папуаске.