— А это, — продолжал Скулди, ничуть не смущаясь недовольным выражением на обветренной физиономии борана, — тот, о ком я не раз рассказывал: Аласейа, победитель многих героев, великий воин, пришедший с неба. Вы видели его корабль с парусом цвета снега и крови, сшитым из…
— Корабль… — с кривой усмешкой перебил Крикша. — Вы слышали? — Он повернулся к своим: — Ту лохань с палками вместо мачт он назвал кораблем!
Два других борана захихикали.
Коршунов застыл, пораженный.
И было от чего.
Лысый боранский рикс говорил не по-готски.
Совсем на другом языке.
И язык этот Коршунову был вполне понятен.
Ибо был весьма похож на тот, на котором Алексей говорил от рождения.
На русский то есть.
— Рад приветствовать столь славного воина, — уже по-готски буркнул лысый. — Поведай мне, как там у вас на небесах?
И добавил по-своему:
— Герул и врет, как… герул! Ха-ха! Будь я проклят, если этот парень способен летать по небу лучше, чем валун, сброшенный со скалы в море. Думаю, что и плавает он не лучше.
И одарил Коршунова издевательской улыбкой.
Но тот уже пришел в себя от изумления. Более того, он вспомнил, в каком контексте слышал раньше о боранах, и так же иронически ухмыльнулся в ответ.
— Ты тоже больше похож на кабана, чем на дельфина, уважаемый Крикша, — сказал он по-русски. — Но мне почему-то кажется, что ты плаваешь лучше, чем кабан. Или я ошибаюсь?
«Славный боранский рикс» крякнул. Лысина его побагровела.
— Что ж не сказал, что по-нашему разумеешь? — недовольно проворчал он.
— А ты спросил? — усмехнулся Коршунов.
С полминуты они буравили друг друга взглядами: кто кого? Вышла ничья.
— Мордой ты на этих не похож. Чьих сам-то? — изрек Крикша, кивнув на спутников Коршунова, ничего не понимавших, но инстинктивно напрягшихся. Агилмунд, тот даже рефлекторно подшагнул к Алексею: перехватить удар, если что. Знал сын Фретилы, что в рукопашной «великий небесный воин» — не ахти.
— Сказали тебе: с неба упал. — Коршунов усмехнулся.
— Будет врать-то! — в свою очередь ухмыльнулся боранский вождь. — С неба токо дождь да дерьмо птичье падают. Не хочешь говорить — дело твое. — И, перейдя на готский: — Слыхал я, с дороги вы. По нашему обычаю, коли с дороги человек, так надо его сперва угостить-попотчевать, а уж потом разговоры говорить. Так что пойдемте, достойные, порадуем животы. Поляна уже накрыта, яства стынут.
Как говорится, голод — лучший кулинар. Однако Коршуновская Настя готовила получше боранских поваров. Зато вино было вполне приятное.
Алексей вспомнил, как в день знакомства Скулди «проставился» бурдюком едва забродившего кислого виноградного сока. Решил хитрый герул проверить: не ромлянин ли Аласейа? Разбирайся Скулди в винах и будь вино в бурдюке подобно этому, как пить дать провалил бы Коршунов примитивный тест, заданный ему «начальником внешней разведки» рикса Комозика.
За первой и второй «переменой блюд» беседовать не положено. Положено насыщаться и высказываться по поводу присутствующих: дескать, какие славные и щедрые люди собрались на этой классной поляне…
К делу перешли, когда наступило время «десерта» — каменной крепости печенья с отчетливым запахом меда и воска. Печенье полагалось макать в вино. Готам, которые по привычке потребляли пиво, пришлось непросто. Но на зубы они не жаловались: грызли так, что треск стоял.
Этим звуком, собственно, их участие в беседе и ограничивалось. Тему вел Скулди. На пару с боранским лидером.
Начав с того, какое нынче могучее войско собралось на берегу великой реки Борисфен (а ведь не все еще подошли, далеко не все), Скулди плавно перешел к грядущим победам, к живописанию добычи, какую союзное войско планирует взять на богатых ромлянах, кои, разумеется, не смогут противостоять столь могучим и многочисленным воинам…
Речь Скулди текла столь гладко и непрерывно, что производила убаюкивающее впечатление… но не на Крикшу.
— Что ты такое говоришь, Скулди-воин? — невежливо перебил словесное медоточение боранский рикс. — Может, ты забыл, как служил у ромлян? Или ты не бился с ними и против них? Или ты забыл, что такое легионы Рима? Всего вашего войска и десяти тысяч копий не наберется. Одного легиона хватит.
— Ну да, — поддакнул Скулди. — Если он будет там, куда мы придем, этот легион.
— Он будет, — заверил боранский рикс. — Непременно подойдет.
— Верно, — снова согласился Скулди. — Подойдет. Только нас там уж не будет. Но для этого, уважаемый Крикса, нам нужны корабли. Способные бороздить морские воды быстрые и крепкие корабли. Ваши корабли, Крикса. Известно, что не столь уж велики гарнизоны в городках понтийской провинции. Если напасть внезапно, можно большую добычу взять. И ускользнуть без помех. Вот для этого и нужны корабли. Крепкие и вместительные корабли, способные нести тяжкий груз. Ибо золото — тяжелый металл, как тебе известно, уважаемый Крикса.
«Ага, — подумал Коршунов. — Ситуация проясняется. Ну конечно. Не на готских же корытах по морю плавать».
Он покосился на Агилмунда и Ахвизру. Соплеменники-гревтунги молча сосредоточенно грызли печенье, прихлебывали пиво. Оба были недовольны. Ну да, по готским меркам такие скоропалительные переговоры — сущее невежество. Серьезные мужчины так не делают.
Серьезные мужчины сначала присматриваются друг к другу недельку-другую, потом начинают осторожно прощупывать: что да как?
Ну, для таких торопыг, как, например, Ахвизра, недельку можно сократить до пары дней. Но обсуждать ключевые вопросы, только-только поставив шатры, — это противоречит всему готскому политесу.
— Ох, рано ты, Скулди-воин, взялся медвежью шкуру делить, — усмехнулся Крикша. — Ты прежде возьми добычу на ромлянах. А уж мы поглядим, как у тебя получится. Со стороны.
— Не дашь кораблей? — в лоб спросил Скулди.
— Не дам! — отрезал Крикша.
— Тогда зачем приехал?
— Да хоть тебя послушать.
— Послушал?
— Послушал. И понял, что не видишь ты, Скулди-воин, дальше своего кривого носа.
«Не подерутся», — подумал Коршунов.
Не зря толстяк их сначала покушать позвал. Хлеб преломили — всё. На открытый конфликт без серьезного повода идти не положено.
— Ну-ну, — пробормотал Скулди. — Объясни нам, боранский рикс, что ты такое видишь, чего мы углядеть не можем.
— Скажу, коли сам не знаешь, — согласился Крикша. — Напомню, если забыл. О понтийской эскадре ромлянской. О двух дюжинах боевых кораблей, что ходят вдоль побережья.
«Похоже, толстяк его уел», — подумал Коршунов.
Умолк хитрый герул, задумался.
Но на гревтунгов сей довод не произвел такого сокрушительного впечатления.
— Сколько ты сказал? Две дюжины? — переспросил Ахвизра. — А у вас, сам говорил, пять сотен кораблей. Да и у нас…
Крикша ухмыльнулся. Коршунову была знакома эта ухмылочка. Читалось в ней извечное превосходство соленого моремана над сухопутной крысой.
— А видел ли ты, Ахвизра-воин, ромлянскую трирему?
— Видел! — отрезал гот.
— И что скажешь?
— Скажу: большая. Да только у иных бургов стены втрое выше, чем борта у той триремы. И брали мы эти бурги на копье — не помогли стены.
— Брали, говоришь? — боран прищурился. — Ну-ну… А видел ли ты, Ахвизра, римскую трирему в бою?
Ахвизра покачал головой.
— Так вот что я скажу тебе, Ахвизра-воин: даже пятидесяти наших кораблей не хватит, чтобы справиться с ней.
— Я так и думал, что ты просто боишься, — буркнул Ахвизра.
— Погоди! — вмешался Скулди. — Погоди, Ахвизра! Слушай, Крикса, я не хочу, чтобы ты бился с ромлянами на море. Я хочу, чтобы ты доставил нас к какому-нибудь понтийскому городу. Доставил, высадил, а потом забрал с добычей. А с римскими триремами нам встречаться ни к чему. Обойти их — и всё тут.
— Ты в уме ли, герул? — вмешался один из спутников Крикши. — Как это — обойти?
— А так! Это ж не дорога, а море. Сворачивай, куда хочешь.
Боран уже собрался возразить, но его остановил Крикша:
— Погоди, Скуба! Не видишь: он в морском деле ничего не понимает. — И, обращаясь к Скулди: — Неправ ты. В море тоже дороги есть. Древние. Проверенные. По ним отцы и деды наши ходили. Не обойти нам ромеев. Хочешь — к устью Данубия вас доставим?
— Ну да, — желчно произнес Скулди. — Прямо на ромейские мечи! Пошли, друзья-гревтунги! — бросил он, поднимаясь. — Спасибо за угощение, почтенный Крикша!
— Приходите еще, — отозвался тот. — Мы тут еще побудем…
Глава вторая,в которой обсуждаются вопросы варварской политики и стратегии
В шатре Одохара они сидели вшестером: сам Одохар, Ахвизра с Агилмундом, Травстила и Коршунов.
Агилмунд вкратце изложил результаты общения с боранами. Рикса Одохара, похоже, итог переговоров не удивил.
— Если мы не можем пойти на ромлян, значит, мы пойдем на аланов, — сказал лидер гревтунгов. — Комозик говорит: аланы с ромлян недавно дань получили. Хорошо бы аланов побить, а эту дань забрать. У нас здесь большое войско. Еще гепиды подойдут…
— Гепиды? — Ахвизра скривился, словно у него зуб заболел. — Зачем нам гепиды? Сам знаешь, Одохар, тупоголовы гепиды и ленивы!
— А ты что скажешь? — Одохар повернулся к Агилмунду.
— Скажу: прав Ахвизра, — неторопливо изрек родич Коршунова. — Так и есть: тупоголовы и ленивы. И жадные вдобавок. Правда, храбрость в них великая, но беспокойства от них больше будет, чем проку.
— А ты что скажешь, Аласейа?
Коршунов помедлил, размышляя… раз Одохар решил пригласить гепидов поучаствовать в общем безобразии, значит, у него были основания. Значит, надо подыскать такой аргумент, который оправдает приглашение. Исходных данных, конечно, маловато…
— Верно ли, что эти гепиды тупоголовы? — спросил он. — Это как, слухи одни, или ты, Одохар, в этом сам убедился?
Рикс усмехнулся.
— Тупоголовых, Аласейа, и среди гревтунгов немало, — ответил он. — Но среди гепидов — больше. А у того рикса, который ко мне гонца с предложением послал, и вовсе бараньи мозги. Отец его поумнее был. Так Комозик говорит — и я ему верю, потому что разбирается в людях Комозик. Особенно во врагах. А гепиды ему давно уж враги, так как спор у них идет из-за земель сопредельных. Говорит Комозик: силен этот рикс. Может, даже посильней самого Комозика. А о Комозике точно известно: в бою он пятерых стоит. Да и войско у этого нового гепидского вождя — сильное. Так и рвется к потехе воинской.