— Мы тебя не тронем, сучка, — морщась, прошипел он, когда женщину выводили из камеры. — Мы-то не тронем…
Смазанная маслом — от ржавчины — решетка-дверь закрылась за спиной Анастасии. С лязгом защелкнулся замок.
В этой камере воняло. Но в противоположной стене было прорезано узкое горизонтальное окно, сквозь которое сочился красноватый свет. Но толку от этого света было немного. Куча тряпья в углу. Лежаков нет, каменный пол присыпан подгнившей соломой.
«Могли и в яму бросить, — подумала Анастасия. — И в колодки заковать».
Она шагнула вперед — и тут куча тряпья в углу зашевелилась…
Куча в углу зашевелилась. Это оказалось не тряпье — человек. Два человека. Один приподнялся.
— О-о-о! — прогнусавил мужской голос. — Никак баба? Слышь, Шишка, баба! — В голосе прорезались ликующие нотки.
Тут и второй сел. В полумраке Анастасия не могла их толком разглядеть, но ничего хорошего ожидать не приходилось.
Она быстро оглянулась. Старший тюремщик стоял в коридоре, опираясь на плечо помощника. Наблюдал, ухмыляясь. Поймав взгляд Анастасии, подмигнул:
— Честный человек слишком хорош для тебя, сучка? Ну так иди к дерьму! Дерьмо к дерьму!
Он хохотнул и вместе с помощником заковылял по коридору прочь.
Оба оборванца тут же встали и двинулись к женщине.
Анастасия прижала руку к груди, ощутила ладонью крестик, не золотой — медный и потому не отнятый тюремщиками.
«Иисус Христос, Отец Небесный, сохрани меня», — прошептала она умоляюще. И совсем другим голосом, громко, предупредила:
— Не подходить! Глаза выцарапаю!
Оборванцы остановились. Один — повыше, тощий, весь заросший черным диким волосом, другой — желтобородый. Галл?
— Дура! — сказал черный. — Не артачься. Хорошо будет. Глянь, какой у меня приапище! — и задрал тунику. Набедренной повязки на оборванце не было. И воняло от него, как от старого козла.
— Оторву вместе с тестикулами! — посулила Анастасия.
— Ох напугала! — фыркнул черный. В его голосе слышался слабый сирийский акцент. Этим можно было воспользоваться.
«Прости меня, Господи», — мысленно покаялась Анастасия.
— Посмейте дотронуться до меня — и проклятие Кибелы-матери[41] и Атаргаты всемогущей обрушится на вас![42] — воскликнула она.
Черный остановился. Его приятель — тоже.
— Так нельзя, женщина! — не слишком уверенно проговорил желтобородый. — Давай по-хорошему, не то хуже будет. Кибела совсем не против, чтобы побаловаться…
— Рискни! — Анастасия выставила перед собой руки с согнутыми пальцами. — Глаза выцарапаю!
Она видела, что желтобородый трусит. Будь он один… но с двумя мужчинами ей не справиться.
Черный, впрочем, тоже колебался. Похоть боролась в нем с мистическим страхом. Он чуял, что перед ним — не простая женщина.
— Ладно, — сказал он. — Силой брать тебя не станем.
— Да ты что, Шишка! — возмутился желтобородый.
— Заткнись! — Черный ухватил приятеля за руку, уволок в угол и что-то зашептал ему в ухо.
Анастасия медленно опустилась на пол. Но по-прежнему оставалась начеку.
Прошел час, еще один. Стемнело. Шишка встал. Помочился в желоб у стены, поглядел на Анастасию:
— Не передумала?
Она промолчала, и Шишка вернулся в угол.
Снаружи сменился караул: по коридору, с факелами, протопала стража.
Оборванцы невнятно шептались в темноте. Анастасия сидела, опираясь спиной на решетку. Здесь было не так темно, как в самой камере: в конце коридора была открыта дверь в караулку. Оттуда падал свет и доносились голоса двух тюремщиков.
Прошло еще два часа. Снова сменился караул…
Анастасия даже не заметила, как задремала.
…Очнулась она от вони. И тут же увидела над собой бородатое лицо Шишки. Анастасия не успела даже закричать. Ее мгновенно опрокинули на пол, зажали рот, разорвали ворот, полезли под тунику.
— Во, глянь! — желтобородый нашарил ее крестик.
— Так ты — христианка! — обрадовался он. — Глянь, Шишка! Она ж христианка! А проклятием Кибелы пугала, дурила нас!
— А? — Шишка, сдиравший с женщины набедренную повязку, отвлекся, Анастасия дернула головой и изо всех сил вцепилась зубами в корявый палец.
Шишка взвыл, отдернул руку. Анастасия пронзительно закричала.
По коридору зацокали подкованные сандалии стражника. Свет факела упал на насильников и распластанную на полу женщину.
— А ну кыш! — гаркнул зычный голос.
Желтобородый отпрыгнул, а вот Шишка замешкался, и стражник не долго думая сунул горящий факел прямо ему в бороду.
Затрещали горящие волосы, Шишка заорал и откатился от решетки.
Факел приблизился к Анастасии, освещая ее. Сквозь пламя она разглядела тюремщика, вернее, не тюремщика — солдата. Легионера, судя по форме. Обычное дело: легионеры довольно часто несли службу в городах. Но для Анастасии это был еще один шанс.
— Помоги мне, воин, — негромко попросила она. — Мой муж отблагодарит тебя.
Факел отодвинулся.
— А кто твой муж? — спросил легионер.
— Кентурион-гастат в одиннадцатом Клавдиевом. Зовут Алексием, — сказала Анастасия, поднимаясь с пола.
— А не врешь? — усомнился легионер. — Я сам служил в первом фракийском, но мы с одиннадцатым два года в одном лагере стояли. И что-то не припоминаю кентуриона с таким именем.
— Он недавно стал кентурионом. Он — варвар.
— Ну допустим. — Сомнения в голосе легионера не убавилось. — Кентурион-гастат, говоришь? Какой когорты?
— Второй.
— М-м-м… может быть. Слыхал, она понесла большие потери в прошлом году. Но как ты тут оказалась, если у тебя муж — кентурион?
— А я — из Боспора, эллинка. — Анастасия попыталась соединить разорванные Шишкой края туники. — Меня здесь не знают. И его — тоже. Я сняла комнату в гостинице и пошла в термы. По дороге меня схватили, отняли у меня деньги и бросили сюда.
К легионеру подошел второй стражник, в обычной форме.
— Врет! — заявил он. — Ее по личному приказу эдила взяли. Враки про мужа-кентуриона я уже слыхал.
Легионер еще раз посмотрел на Анастасию: видно было, что она ему нравится.
— А что — правда? — спросил он у своего напарника.
— А правда то, что она нашему старшему чуть тестикулы не оторвала! — засмеялся тюремщик. — Вот он ее к этим и сунул. Для науки.
— Мой муж — кентурион! — твердо произнесла Анастасия, хотя сердце ее сжималось от страха.
— Ну не знаю… — проворчал легионер. — Пусть эдил с тобой разбирается. Но ты пока не бойся. Они, — жест в сторону забившихся в угол оборванцев, — тебя больше не тронут. Или я их лично оскоплю. Вот этим самым! — Он похлопал по рукояти гладия. — Слышали меня? — Он повысил голос.
— Слышали, — буркнул из своего угла Шишка. И желтобородый тоже что-то пробормотал.
— Вот так вот, — удовлетворенно изрек легионер и хлопнул своего напарника по плечу: — Пошли доиграем. Мой ход, не забыл?
— Ну сучка, — тут же злобно прошипел желтобородый. — Теперь — все. Как только этого сменят, мы тебя…
— Погоди! — крикнула вслед легионеру Анастасия. — Погоди, воин! Моего мужа ты можешь не знать, но может знаешь его командира — кентуриона Геннадия? Он — тоже из варваров! Его еще Черепом зовут!
Легионер, уже шагнувший через порог караулки, быстро обернулся.
— Ну-ка повтори! — произнес он. — Кто его командир?
— Кентурион Геннадий Павел. По прозвищу Череп. — И добавила на всякий случай: — Они с моим мужем родичи.
— Эй, Хрис! — крикнул его напарник. — Хватит всякую болтовню слушать. Ты играешь или нет?
Но легионер окрик проигнорировал.
— Черепа я знаю, — сказал воин. — Значит, он теперь — в одиннадцатом?
— Да. Принцепс.
— Славно! — Легионер явно обрадовался. — Мы все знали, что Череп далеко пойдет! Ну ежели твой муж у Черепа кентурион, так это другое дело! Эй, мешалка, давай сюда ключи!
— Да ты никак спятил? — изумился второй тюремщик, выглянувший из дверей. — Ничего я тебе не дам!
— Да ну? — Тон легионера мгновенно изменился, в нем отчетливо звякнула сталь. — Неужто не дашь? Ну-ка, ну-ка…
— Хрис, ты чего… — Тюремщик, похоже, испугался. — Ты чего это…
— Ключи! — Легионер перебросил копье в левую руку, а правую протянул напарнику. — Живо! Где это видано, чтобы жена кентуриона вместе с ворьем ночевала! Ключи! Ну!
Тюремщик с большой неохотой отстегнул от пояса ключи и протянул легионеру.
— Перед старшим сам оправдываться будешь, — буркнул он.
— Оправдаюсь, можешь не сомневаться!
Лязгнул отпираемый замок, гнусно заскрипело железо.
— Выходи, женщина. До утра с нами посидишь. Не против?
— Ну ты и дурень, Хрис, — пробубнил второй тюремщик.
— Не нравится — проваливай во двор! — бросил легионер.
— Я? Во двор?..
На физиономии тюремщика выразилось мгновенное озарение.
— А-а-а, Хрис! Ах ты…
— Бери ключи и заткнись! — рявкнул легионер.
— Думает, я тебя вывел, чтобы помиловаться, — сказал воин Анастасии, когда его напарник ушел.
— Он ошибается? — осторожно спросила женщина.
— Сдается мне, ты сейчас более Морфею склонна послужить, чем Венере, — сказал легионер. — Мульсуму хочешь?
— Хочу. Но сначала… мне бы нужду справить. А то при этих… — Анастасия кивнула в сторону коридора.
— Понимаю. Это во дворе, увидишь. Иди, а я пока на стол соберу…
Ночь была темная, беззвездная. Тускло светились окошки караулки и будочки у ворот. Слышно было, как в будочке недовольно бубнит изгнанный Хрисом тюремщик. Стены у тюремного двора высокие, а вот ворота — железные, с поперечинами. Анастасия их хорошо рассмотрела, когда ее сюда привели. Перелезть через ворота (ленивые стражники ее не услышат) — и темнота города спрячет ее. Останется только найти своих, христиан… братья не выдадут, укроют…
Анастасия вздохнула. Нет, она так не поступит. Ради поверившего ей Хриса. Ради Алексия, которого могут призвать к ответу вместо нее. Нет, Анастасия знала, на что шла, когда писала лживые письма легату. Просто она надеялась, что ее простили. Амнистировали вместе с мужем и остальными варварами. Она ошиблась, и теперь придется отвечать.