Анастасия еще раз вздохнула и открыла дверь в караулку…
— …А я вместе с Черепом в тюрьме сидел, — рассказывал Хрис. — Его латиклавий заточил — за подстрекательство к бунту, а я кентуриона своего ударил. Только это все вранье было.
— Про кентуриона? — спросила Анастасия.
— Нет, про кентуриона — правда. Врезал я ему по морде, это верно. Про бунт — вранье. Вот Черепа на другой день и выпустили. А меня — еще через день. Это, мне сказали, Череп постарался. Денег дал моему пилу[43] и попросил, чтобы перевели меня. Выручил меня Череп. А не то плохо бы мне пришлось. Так что я теперь не в легионе служу, а здесь, в гарнизонных. Жалованье, конечно, меньше, но жить можно.
— А я думала: ты легионер… — сказала Анастасия. От сытости и вина ее неудержимо клонило в сон. Глаза сами слипались.
— Нет. Только форма старая осталась. Хорошая форма…
Глава седьмаяАлексей Коршунов, кентурион-гастат XI легиона
Месяц с хвостиком армейской муштры не доставили большого удовольствия бойцам коршуновской кентурии. При том что Гай Ингенс, который лично занимался подготовкой обоих кентурий, не особо и гонял новобранцев: делал скидку на то, что половина германцев еще не восстановились от ранений, а десятка полтора только-только покинули лазарет. В числе последних был и Ахвизра, который пока не мог занять место в строю, но едва силы позволили, непременно присутствовал на всех занятиях и смотрел очень внимательно. Вообще после ранения лучший друг Агилмунда здорово изменился. Все они, недавние пленники римлян, побывали между жизнью и смертью, но Ахвизра задержался в «промежутке» несколько дольше остальных. Наверное, поэтому он стал смотреть на жизнь значительно серьезнее. А может, время пришло — сменить молодую бесшабашность на традиционную готскую рассудительность.
— Теперь я понимаю, почему ромляне нас бьют, — сказал он как-то Коршунову, когда они вчетвером: сам Коршунов, Ахвизра, Агилмунд и Сигисбарн — сидели у Коршуновской кентурионовской палатки. — Они — как муравьи. Каждый занимается своим делом: кто-то строит, кто-то охотится, кто-то дом защищает. А понадобится — охотник превратится в солдата, а солдат — в строителя.
— А разве у вас — не так? — Алексей был уверен, что именно у варваров каждый человек одновременно и воин, и землепашец, а в империи как раз наоборот.
Ахвизра покачал головой:
— У них нет разницы между войной и строительством. Они и воюют, как свои дороги строят. Кто камни тащит, кто землю копает, кто плитки подгоняет. И только главный знает, как все вместе делать надо. Их главный большую мудрость накопить должен. Зато таких главных немного надо, а землю копать научиться просто. У нас же каждый может сам дорогу проложить, да что толку. Все равно римская дорога намного лучше получается. Потому римский порядок сильнее нашего, и бьют они нас.
— Мы их тоже били, — заметил Коршунов.
— Это потому, что ты, Аласейа, нас на римский лад перестроить пытался, — сказал Ахвизра. — Я это теперь понимаю, а раньше не понимал. Первый раз задумался, когда по твоему слову Диникея убил, а сейчас понял.
— Прав Ахвизра, — поддержал друга Агилмунд. — Римский закон сильнее нашего. Одно плохо: от вождя слишком много зависит. Хороший вождь — хорошая дорога будет. Плохой — плохая. А сами они вождя выбрать не могут, потому что не знают, каким должен быть вождь. А у нас любой знает.
— А Гай Ингенс — хороший вождь? — спросил Сигисбарн. — Он меня два раза палкой ударил. Хорошо ли — когда воина палкой бьют? Многим нашим это не нравится.
— Агилмунд, когда тебя учил, тоже палкой охаживал, — напомнил Коршунов. — Или у Агилмунда рука легче?
— Потяжелее, конечно (Ахвизра засмеялся), да Агилмунд — брат мне старший. Ему можно.
— А мне? — осведомился Коршунов.
— И тебе можно, — разрешил Сигисбарн, но при этом опасливо покосился на коршуновский витис, словно опасался, что Алексей тут же опробует на нем свой «кентурионов жезл».
— Старший кентурион — хороший солдат, — сказал Агилмунд. — Зря бить не станет, так что ты, Сигисбарн, терпи. Это я тебе как старший брат велю. А что мне не нравится у ромлян, так это оружие ихнее. Щиты — еще ничего, а мечи и копья никуда не годятся. Железо совсем плохое.
— И обувка у них никудышная, — сказал Агилмунд. — В такой по дорогам ровным ходить можно, а все остальное — еще хуже. И Скулди то же говорит. Еще он говорит: надо к Гееннаху, то есть к принцепсу, — поправился он, — пойти: просить, чтобы наше оружие нам вернули. Что скажешь, Аласейа?
— Попросить можно, — ответил Коршунов. — А вот вернет ли — не знаю.
— Принцепс Гееннах, он всегда знает, чего хочет, — сказал Агилмунд. — Но мало кто знает, чего хочет принцепс Гееннах. Вы с ним, Аласейа, — одного племени, а совсем разные. Хотя ты сейчас на него похож становишься…
— Хочешь узнать, чего я хочу? — улыбнулся Коршунов. — Могу ответить. Я хочу, чтобы сюда скорее приехала моя тиви Анастасия. Но хотеть мне осталось недолго, потому что сегодня пришла мне весточка из Херсона: скоро уж моя Анастасия будет здесь. А вам всем — привет.
— От тиви твоей? — спросил Ахвизра.
— И от нее. И от Книвы.
Трое гревтунгов невероятно оживились.
— От Книвы? — Агилмунд даже привстал. — Значит, дошел Книва до Херсона!
— Дошел. И добычу нашу довез. И долги наши отдал: Крикше и Фарсанзу. Но добра еще много осталось. Очень рад Книва, что мы живы. Пришла им весть, что перебили нас всех римляне, только Книва в это и раньше не верил, так в письме написано.
Лица гревтунгов просветели. Добыча…
— Эх, — вздохнул Сигисбарн. — А если бы Гееннах нас не перехватил, сколько бы тогда у нас добра было!
— Это да, — поддержал младшего брата Агилмунд. — В Цекуле мы много взяли. Больше, чем раньше.
— Аласейе спасибо, — заметил Ахвизра. — Без него не взяли бы мы Цекулу. А ушли бы из Цекулы, когда Аласейа сказал, не догнал бы нас Гееннах. Надо было мне Диникея раньше убить…
— Ничего, — сказал Коршунов. — Не горюйте. Будет у нас еще добыча. И золото. Много. Будьте уверены!
— Мы верим, — серьезно ответил Агилмунд. — А что Книва? Долго он в Херсоне будет? Надо бы ему добычу нашу в бург свезти. Так надежнее.
— Уже везет, — сказал Коршунов. — Он письмо мое получил, когда уж отправляться собирался. Так что теперь его уже в Херсоне нет. Повез Книва добычу нашу в бург. Только не в старый, а в новый: в тот, который этим летом Одохар строить начал.
— Это правильно, — сказал Агилмунд. — Там земля побогаче. И к морю ближе. Комозик два года назад тоже хотел поближе к морю сесть, да с боспорским царем не поладил.
— Ничего! Если все хорошо пойдет, скоро у нас будет в Боспоре свой царь! — сказал Коршунов.
«Только мне это уже не очень нужно, — подумал он. — Что такое боспорское царство? Мелкий сателлит Рима…»
— Из Боспора и к ромлянам поближе… — мечтательно протянул Ахвизра и подмигнул Агилмунду.
— На что это ты намекаешь? — возмутился Алексей. — Мы же теперь Риму служим!
— Теперь служим, а потом перестанем, — рассудительно произнес Агилмунд. — Вон Скулди тоже раньше ромлянам служил. Ты, Аласейа, не сердись, да только любому ясно: богаче ромлян никого нет, значит, и грабить их — лучше всего.
Трое гревтунгов переглянулись с полным пониманием.
«Сколько волка ни корми… — подумал Коршунов. — Только ничего у вас, ребята, не выйдет. Потому что теперь вы больше не свободные звери, а личные волки Генки Черепанова. И мои, конечно…»
Через три дня, после занятий, они со Скулди явились к палатке принцепса.
— Там? — спросил Коршунов у бенефектария, полировавшего толченым мелом черепановские поножи.
— Там. Позвать?
Но Черепанов уже услышал.
— Давай заходи! — по-русски позвали из палатки.
Оба кентуриона вошли.
На столе перед принцепсом лежала куча исписанных глиняных пластин и восковых табличек. Местные документы. Алексей уже знал, что бюрократия в римской армии — почище, чем в российской. А дотошный Генка взял за правило все проверять лично…
— Садитесь, — сказал Черепанов и чиркнул что-то стилом на зеленом воске. — Говорите, чего надо.
— У нас к тебе просьба, принцепс, — с каменным лицом произнес Скулди. — Нельзя ли, чтоб нам наше старое оружие вернули? А то эти ваши ромлянские железки, — он похлопал по ножнам гладия, — ими только хлеб резать.
Черепанов оторвался от таблички и посмотрел на герула… и смотрел на него до тех пор, пока тот не опустил глаза, а тогда уж произнес ровным голосом:
— Ваше старое оружие вы получите. И сложите в свои сундуки. Потому что я хочу, чтобы вы все прошли полный курс римской военной науки. Старший кентурион Гай Ингенс лично вами занимается. Но не думайте, что это — честь. Просто вы сами: и ты, Скулди, хотя и служил раньше в ауксилариях, и тем более он, — кивок в сторону Коршунова, — такие же новобранцы. А я хочу, чтобы через два месяца вы все умели сражаться оружием легионера как подобает легионерам. Но свое оружие вы тоже получите, потому что я не намерен использовать вас как обычных легионеров. И как вспомогательные войска — тоже. Поэтому я забрал вас у префекта Трогуса и поставил под начало вашего собственного вождя.
— И как же ты намерен использовать нас, мой принцепс? — сразу оживился герул.
— Узнаешь в свое время, гастат. А сейчас можешь идти. Алексий, останься.
— И как же ты намерен использовать нас, мой принцепс? — осведомился Коршунов, когда они остались вдвоем.
Черепанов усмехнулся. Едва Скулди вышел, он сбросил маску высшего римского офицера, снова превратившись в старого Лехиного друга Генку.
— Использую, можешь не сомневаться! Грешно держать в обычных войсках ребят, которые способны скрытно пройти почти сотню миль по чужой густонаселенной земле.