Глава тринадцатаяНаместник Нижней Мезии Туллий Менофил (продолжение)
Надо признать: выглядела Анастасия сногсшибательно. Одетая, накрашенная и завитая по последней римской моде, в дорогих шелках и украшениях, которыми не могла похвастаться ни одна знатная матрона Маркионополя. Даже у присутствовавших здесь дочерей самого наместника Туллия побрякушки были скромнее. Ничего удивительного. Наместник Туллий — очень богатый человек, но его богатства — это в основном вклады и недвижимость. Держать собственность в виде драгоценностей — типично разбойничий подход. Однако в данном случае эффект был достигнут. Более того, Леха Коршунов смотрелся ничуть не хуже своей жены (ее же стараниями) и намного респектабельнее своего командира. Черепанов, в своих парадных доспехах, выглядел рядом с расфранченным младшим кентурионом, как селезень рядом с павлином. Мысленно он сделал в памяти зарубку: использовать умения Лехиной подруги для повышения собственной респектабельности. Сразу видно: она понимает в этом толк. Было бы совсем неплохо предстать перед Корнелией (и прочей аристократией) не суровым солдатом, а изысканным вельможей.
— Благородный сенатор Туллий, позволь представить тебе, владыке важнейшей из римских провинций, моего друга и подчиненного, недавно повелевавшего дикими скифскими воинами, соревновавшимися в доблести с нашими легионами. Бывший рикс гревтунгов, а ныне кентурион моей когорты Алексий Виктор, прозванный Коршуном.
— Польщен столь высоким знакомством. — Коршунов приветствовал наместника, на римский лад прижав кулак к груди. — Но хочу уточнить: риксы, принцепс, не бывают бывшими. Бывший рикс — мертвый рикс. А я жив!
Сказано было на вполне приличной латыни. Правда, фразу эту Коршунову пришлось довольно долго репетировать. Как и следующую…
— А вот, достойнейший Туллий, моя супруга Анастасия Фока!
— Будь моим гостем, кентурион Алексий… — улыбнулся наместник. («Анастасия Фока… где-то я уже слышал это имя», — подумал он). — Или ты предпочитаешь, чтобы тебя именовали риксом?
— Кентурион — лучше, — сказал Коршунов. — Я служу Риму… — Его словарный запас стремительно иссякал.
— Замечу: у тебя очаровательная жена, кентурион, — продолжал наместник. — Где я мог слышать твое имя, домна?
— Я родилась в Сирии, — ответила Анастасия. — Как и ты, благородный Туллий. Может, там?
— Анастасия Фока… — повторил наместник, будто пробуя имя на зуб.
Черепанов заметил, как напряглась женщина. Хотя на лице ее по-прежнему сияла улыбка. Следовало вмешаться.
— Великолепные музыканты у тебя, владыка[64], — польстил наместнику Геннадий, хотя единственная здешняя музыка, в которой он разбирался, — это трубные звуки боевых флейт и буккин.
— О да!
Наместник посмотрел в сторону эстрады, где, возвышаясь над головами гостей, наяривал на лирах, барабанах и прочих инструментах праздничный оркестр. На первом плане изгибалась и перебирала стройными ножками темнокожая танцовщица в одежде из разноцветных лент. Вот ее голосок Черепанов послушал бы с удовольствием. Наедине. Кстати, почему бы и нет? Надо только намекнуть об этом ее хозяину…
Наместник удалился — приветствовать кого-то длинного и лохматого, в сенаторской тоге. Философа из благородных, вероятно. А спустя четверть часа гостей пригласили к трапезе.
Черепанову и его спутникам было отведено почетное место: за одним столом с хозяином. Геннадию — поближе, Коршунову с Анастасией — подальше. Всего же столов было не менее дюжины.
— Вероятно, такой праздник обходится недешево, — заметил Черепанов.
— Естественно, — ответил наместник. — Но этот праздник оплачивает не городская казна, а вот он. — Сенатор кивнул на возлежавшего напротив верховного жреца бога Меркурия. Жрец уже накушался и задремал — у него был сегодня трудный день. — Расскажи, доблестный Геннадий, что происходит в армии? Они более не ропщут?
— Не могу тебе сказать касательно всей армии, но моим легионерам роптать некогда. Мой принцип прост: солдат должен быть сыт, обмундирован и постоянно занят делом. Разумеется, и жалованье он должен получать в срок. А если у солдата остаются силы роптать, значит, кентурион мало его гоняет. В моей когорте таких кентурионов нет. Да и во всей армии Максимина — тоже.
— Армии Максимина? — нахмурился наместник.
— Он ею командует. Разумеется, верность легионов принадлежит богоравному императору Александру.
— Так ли это? Император, насколько я слышал, не сомневается в верности своих азиатских легионов, а здесь…
— Здесь, владыка, дела обстоят так же! — отчеканил Черепанов. — Легионы преданы командующему, а командующий верен августам! Как и все мы.
Черепанов положил правую руку так, чтобы был заметен профиль императора на золотом перстне, украшавшем его безымянный палец. Перстень этот был вручен ему год назад самим Августом — в знак особого доверия. Носитель такого перстня мог лично обращаться к повелителю Рима.
Если наместник и мог прежде не обратить внимания на этот перстень, то теперь он заметил его наверняка.
— Надеюсь, ты прав, принцепс, — сказал Туллий Менофил. — Ведь ты один из немногих армейских командиров, пользующихся расположением и Фракийца, и Рима. И понимаешь, чье расположение важнее, не так ли?
— Я всего лишь принцепс, — дипломатично ответил подполковник. — И я понимаю (тут он понизил голос), что армия остается армией, даже если у нее вдруг появляется другой командующий.
Наместник положил в рот ломтик копченого угря, запил вином…
— Ты понимаешь меня, — сказал он. — В сенате многие считают: не дело ставить на важные должности неримлян. Но так считают не все. Империи нужна свежая кровь, чтобы вернулись времена Траяна и Юлия. Держись правильной стороны, принцепс, и мы обеспечим твою карьеру.
— Мы?
— Мы. — Наместник многозначительно коснулся алой полосы на своей тоге.
«Сенат», — сообразил Черепанов.
Свора заплывших жиром магнатов, отхвативших при нынешнем слабом императоре здоровенный кусок власти. Максимин у них — кость в горле. Они готовы на все, чтобы от него избавиться. Даже заигрывать с варваром-принцепсом. А избавившись от фракийца, они выкинут Черепанова на свалку. И на его место посадят какого-нибудь Магна или Метелла. Чужих в этом кругу используют, но внутрь не пускают.
— Ты так говоришь, — заметил Геннадий, вертя на пальце перстень с профилем императора. — А другие скажут: зачем покупать чужих лошадей, если у нас есть собственные! Я — новый человек…
— Иными словами — тебе нужны гарантии, — сказал наместник.
Черепанов не ожидал от него подобной прямоты.
— Ты читаешь мои мысли, благородный Туллий. Сейчас мое имя на слуху, но так будет не всегда. И недоброжелателей в Риме у меня предостаточно… особенно среди сенаторов.
— Я верю, что твоя слава будет только расти, принцепс, — возразил наместник. — Уже сейчас твоя известность конкурирует с известностью Капелиана… это имя тебе ничего не говорит, я вижу?
Черепанов кивнул.
— Капелиан командует мавританской конницей в Африке. И показал себя отличным военачальником. Кстати, когда Максимин был префектом лагерей в Сирии, Капелиан командовал там же вспомогательными войсками. Говорят, они с Фракийцем до сих пор переписываются. Если хочешь узнать о Капелиане подробнее, можешь расспросить о нем своего друга Антония Антонина, — усмехнулся Туллий Менофил. — Оба Гордиана, и старший и младший, Капелиана терпеть не могут. Капелиану очень не повезло, что отец и сын теперь правят в Карфагене.[65] Готов биться о заклад: стоит Капелиану разок ошибиться — и у мавров появится новый командир.
— Думаю, ты прав, — согласился Черепанов. — И слова твои очень поучительны: ведь и я не застрахован от ошибок, а мы говорили о гарантиях…
— Брак, — сказал наместник. — Вот средство для честолюбивого и талантливого человека войти в круг избранных. Хорошая партия — и твои сыновья тоже будут заседать в сенате. Но это должна быть римлянка, настоящая римлянка из хорошей семьи… возможно, мы еще вернемся к этому разговору, — добавил он многозначительно.
«А ведь у благородного Туллия целых три дочери, — подумал Черепанов. — Неужели он рассчитывает заполучить меня в зятья?»
Что ж, это хороший признак. Значит, рейтинг принцепса Черепанова достаточно высок. С другой стороны, стань он зятем наместника провинции, сенатора и т. д. — и карьера гарантирована. Правда, еще неизвестно, как к этому отнесется Максимин, а с мнением командующего Черепанову стоит считаться. Хотя Геннадий отдавал себе отчет: если предложение породниться поступит от другого сенатора, плевать тогда на то, понравится ли это Максимину.
— Мы еще поговорим об этом, Геннадий, — повторил наместник. — Ты ведь не женат, в отличие от рикса Алексия? Где же я все-таки мог слышать имя его жены… — задумчиво проговорил Менофил. — Не связана ли с ней какая-то история, ты не знаешь?
— Была одна история, — решился Черепанов. — Только ты вряд ли о ней слышал, ведь это произошло совсем недавно. В Томах. Не слышал?
Наместник покачал головой.
— У тамошнего эдила был приказ о ее задержании. Из твоей собственной канцелярии. Вероятно, кто-то из твоих шпионов проведал, что у рикса Аласейи жена — гражданка Рима, донес об этом — и там решили на всякий случай разослать приказ о ее аресте. Ты об этом ничего не знаешь?
Наместник еще раз покачал головой.
— Этим занимается мой легат.
— Я так и предполагал. В общем, приказ пришел, и, когда жена рикса Алексия прибыла, эдил ее арестовал. Представь, — с улыбкой продолжал Черепанов, доверительно наклонившись к наместнику. — Этот честный служака понятия не имел, что рикс Аласейа стал кентурионом Алексием. Выполняя твой эдикт, он велит арестовать Анастасию и препроводить в тюрьму, словно воровку. А один из тамошних тюремщиков, какой-то сластолюбивый вольноотпущенник, позволил себе покуситься на ее честь. К счастью, рядом оказался один из моих бывших легионеров — и не позволил свершиться беззаконию. Иначе, боюсь, кентурион Алексий снова стал бы риксом Аласейей, а этой осенью город Томы превратился бы в руины.