о смерть для создающего. Полная, окончательная смерть. Демиург, создающий мир в одиночку, просто растворяется в нем, отдав самого себя. Не могут они создавать миры и объединившись. Впускать кого бы то ни было в свою душу? Позволить кому-то отрезать кусочки своих чувств ради создания его мира? Надолго стать бесчувственным калекой, лишившись возможности создания своего мира, своего единственного шанса на вечность?
Каждый демиург может создать лишь один-единственный мир. Это их цель, их судьба, и даже ради самого родного, самого близкого, самого любимого отказаться от этого они не могут. И потому подобное самопожертвование не для них. Да и, если допустить невозможное, слишком блеклы, слишком слабы их чувства, чтобы, даже вычерпав душу напарника до самого донышка, кому-нибудь удалось построить хороший, качественный, живой мир.
И потому они используют другой путь. И служат им для этой цели смертные. Особенно люди. Почему-то именно у нас наиболее ярки и сильны так необходимые демиургам эмоции. Как это выглядит? Все очень просто. Когда тебе всего семнадцать, в твоей душе бушует буря эмоций и мечтаний, влюбленность в прекрасную как мечта девушку — это естественно. Влюбленность легко перерастает в любовь, ведь быть идеалом для подростка совсем нетрудно, особенно если его мысли для тебя — открытая книга. А уж новость о том, что твоя любовь не человек, и подкрепленный парой-тройкой небольших чудес рассказ об истинной природе твоей возлюбленной способны и вовсе «сорвать крышу» у впечатлительного, зачитывающегося книгами в жанре фэнтези юноши.
Так что предложение помочь в создании нового мира, мира, где ты будешь одним из двух его владельцев и создателей, где твое могущество будет ограничено одной лишь твоей фантазией, мира, где ты будешь вечно править вместе с той, в которую без памяти влюблен, — такое предложение просто не может встретить отказ. А «честное» предупреждение о том, что подобное строительство отнюдь не безболезненно и что «вдыхать жизнь» в этот мир ты будешь собственными чувствами, собственной любовью, — такие предупреждения от веку оставлялись влюбленными без должного внимания. Зря, между прочим. Очень зря.
Самое смешное, что Эльга не солгала ни в едином слове. Все обещанное я и впрямь получил в самом полном объеме. Вот только недоговоренность… Она хуже, много хуже самого подлого и жестокого обмана.
Мир? Мир — вот он. Я и впрямь один из двух его богов — именно так называют демиурга и его помощника после того, как мир сотворен. Кажется, кто-то из жителей мне даже поклоняется… По крайней мере, не так давно Эльга зачем-то показывала мне какую-то пышную церемонию с моими изображениями в главной роли.
Могущество, ограниченное только моей фантазией? Так и есть. Без вопросов. Уверен, Эльга будет просто счастлива выполнить любое мое пожелание, каким бы оно ни было. Это если даже не считать за могущество заполняющую меня пустоту, способную своим прикосновением уничтожить что и кого угодно. Вот только ни особых фантазий, ни желаний у меня теперь нет. То, что у меня от этих чувств осталось, легко выполнимо при помощи обычных человеческих сил.
Вечно править? Я уже устал отказываться от постоянно навязываемых Эльгой вечной юности и бессмертия. Правда, и тут она смогла выкрутиться. Я проживаю обычную человеческую жизнь. Но мое время течет с иной скоростью, нежели время обитателей этого мира.
Я не знаю, как она это сделала. Наверно, просто очередное чудо из тех, что доступны демиургам в созданных ими мирах. Не так давно это заинтересовало меня, пробив корку равнодушия, покрывшую сердце, и я даже попробовал разобраться. Для меня время течет обычно. Осень сменяет лето, затем наступает зима, затем начинается капель весны… Все как положено, и я не вижу подвоха. При желании я легко могу пообщаться с любым из населяющих наш мир разумных существ, и то время, пока мы общаемся, бежит для нас с одинаковой скоростью. Но за два прошедших здесь для меня года у наших созданий миновало уже двадцать тысяч лет.
Впрочем, неважно. Важна лишь причина, по которой меня не выбросили, как отработанный материал, по завершении строительства этого мира. Причина, по которой Эльга и ее сородичи старательно опекают и лечат людей, оплативших своими душами создание новых миров. А причина эта проста: пустота. Та самая пустота, что приходит в души отдавших свои чувства людей. Она стремится заполниться, забрать назад то, что было исторгнуто из нее, и остановить ее можем лишь мы, пустые оболочки некогда полноценных людей. Ведь если пустота наших душ вырвется или будет выпущена — мир, созданный из того, что некогда ее наполняло, погибнет. А гибель своего мира — это самое страшное, что может произойти с демиургом. Впрочем, демиург погибнет тоже. Пустота — она жадная. Если, конечно, можно приписывать это чувство полному отсутствию всех и всяческих чувств. Моя смерть, или потеря сознания, или даже сон — все это немедленно освободит пустоту. И смерть Эльги, да и не только ее, станет неминуема. Хотя способность уставать, нужду во сне я утратил тоже…
Впрочем, обычно все отнюдь не так страшно. Демиурги создали множество миров и продолжают создавать их и дальше, а катастроф с прорывами пустоты было не так уж и много. Пустоту можно заполнить. Достаточно просто во время создания мира не брать все, не вычерпывать колодец души донора до последней капли, и тогда рано или поздно он заполнится снова. От остатков срезанных чувств прорастут новые ветви, вначале тонкими ощущениями, затем все более и более разрастаясь, они заполнят опасную пустоту и восстановят душу.
Особенно хороша для этого любовь. Когда человек чувствует, что его глубоко и искренне любят, ответная любовь растет быстро, вскоре заполняя собой практически всю душу. Вот почему именно это чувство во время создания нового мира берегут особенно тщательно, стараясь использовать как можно меньше и реже, оставляя человеку максимум возможного «на развод». Любовь — хорошее спасение от пустоты. Жаль, что это не мой случай.
Слишком сильно я любил Эльгу. Слишком велико и обильно было это чувство. И она не устояла перед искушением. Ведь мир, построенный с любовью, наиболее прочен, красив, надежен и удобен. И чем больше любви вложено в его сотворение, тем лучше он становится. Зачерпнув любви, она раз за разом брала из этого колодца, черпала не глядя, в полной уверенности, что там еще много. Она ошиблась. Но осознала это, когда было уже слишком поздно. На поле моей души не осталось деревьев, способных к быстрому прорастанию.
Я вспомнил свои сны-галлюцинации, испытываемые во время создания мира. Разум человека не способен постичь утрату чувств, преображая происходящее в то, что он может осознать… Потеря чувств — это смерть. Тем более долгая и мучительная, чем более сильно и глубоко было чувство, чем более долго его черпают. Теряя любовь, я умирал три дня. Ее было слишком много. Кажется, это были феи. Именно их тогда создавала Эльга. С тех пор я старательно избегаю этих нежных, трепетных и прекрасных созданий, полных любви ко всему живому. Слишком плохие ощущения с ними связаны. И пусть в душе у меня пустота, но тело слишком хорошо помнит ту боль, которую я испытывал в своих галлюцинациях.
И вот сейчас Эльга пытается убедить меня, что она готова умереть, лишь бы дать шанс на восстановление. Нет, в принципе ее можно понять. Изображая трепетную и беззаветную любовь, проще всего зародить ответное чувство в душе того, на кого она направлена. Эльга явно надеется, что какие-то ростки, какие-то остатки любви все же уцелели в моей душе, и прикладывает все имеющиеся у нее силы, все свои недюжинные актерские способности, чтобы пробудить их. Может быть, я бы и поверил в ее игру. Но способность верить и доверять у меня тоже убита.
Зелоты. Пренеприятная, я вам скажу, раса. Ну то есть для меня неприятная. Все остальные их как раз-таки очень ценят и уважают. Лучшие доктора и целители, чья упорная вера частенько позволяет им вершить чудеса, в прямом смысле вырывая пациентов из лап смерти.
Ну а я нынче верю только в то, что доказано. И доказательства должны быть абсолютно, стопроцентно несокрушимыми. Особенно если попытка вызвать веру исходит от Эльги.
Она искренне считает, что шанс возродить мою душу все же есть и для этого ей необходимо всего лишь, чтобы я поверил в ее любовь. Возможно, она не так уж и неправа. Эльга умна, и кроме той, первой и единственной, других ошибок я за ней не замечал. Вот только поверить я тоже не в силах. Так она и ходит по замкнутому кругу. Чтобы возродить чувства в моей душе, в том числе веру и доверие, ей надо опереться на любовь, а вырастить любовь без доверия она не может. И хотя прошло уже немало времени, ситуация остается неизменной.
Так оно, скорее всего, и будет тянуться до самой нашей смерти и гибели мира. События почти одновременные. Ну, точнее, вначале умру я — от старости или из-за одной из случайностей, от которых Эльга не сможет или не успеет меня защитить. А потом погибнет она сама вместе со своим миром, уничтоженная вырвавшейся на волю после моей смерти пустотой. Вот такой вот конец света.
Впрочем, она не теряет надежды избежать подобного развития ситуации и изыскивает все новые и новые способы убедить меня в своей любви. Смешно. Ха. Ха. Ха. Не нравится? Как могу, так и смеюсь.
И вот Эльга, кажется, придумала новый способ попытаться доказать мне свою любовь. Странно. Она ведь должна понимать, что я вполне могу исполнить ее желание. Приложив столько сил и терпения — вначале, чтобы убедить меня участвовать в ее проекте, а потом — не освобождать возникшую во мне пустоту немедленно, разом покончив с этой скучной и неприятной процедурой, в которую превратилась моя жизнь, — сейчас она ставит свою собственную теоретически бессмертную жизнь на карту.
— Убить? — переспрашиваю я, поднося окруженную пустотой ладонь к ее груди. В глазах Эльги плещется ужас, но она старательно подавляет инстинктивный порыв отшатнуться.
— Да. — Она часто, но мелко дышит, явно опасаясь, что, вздохнув глубоко, может задеть грудью мою ладонь… точнее, конечно, не ладонь, а окружающую ее пустоту. — Я искала выход. Искала изо всех сил. И не вижу его. Ты не веришь мне и не поверишь, что бы я ни говорила и ни делала. Но знай, просто знай: твои чувства, воплощаясь в создаваемом мной мире, пришли ко мне. Так бывает всегда. Чем больше берешь, тем больше получаешь, в этом и есть секрет любви демиургов к помогавшим им в создании миров людям. Именно это, а не притворство из страха, как предполагаешь ты.