– Какого Павла Павловича?
– Контри! Знакомца своего. Только он ничего мне сказать не мог, ибо грудь ему камень разворотил. Да-с…
– Где вы видели тело господина Контри?
– Вот здесь! В момент взрыва он побежал к карете великого князя, хотел изъявить верноподданические чувства… Я так разумею, а тут оного и нашла смертушка лютая!
– Еще раз укажите, где господин Контри был на момент взрыва и где вы нашли его тело!
– Вот-с! Извольте. Вот тут точно! И тут я вспомнил про карету великого князя и подбежал к ней. Карета была перевернута, ее отбросило к парапету – вот сюда. Я увидел кучера, у него почти что голову оторвало, лужа такая натекла! А во тут – вот тут, неправильно у вас указано было, вот тут был Михаил Николаевич, он пытался подняться, у него голова была в крови, я раненых не видел, но тут семи пядей во лбу не надо – бросился на помощь, постарался поднять ея импе…
– Точно тут он был?
– Вот туточки! Я так понимаю, что его об карету сначала ударило, это и спасло, оне когда подниматься стали, ясно было, что рука не движется, я его императорское… поднял… вот. В сей момент, как я подбежал, князя вырвало, пришлось его поддержать, оне над парапетом склонились, я опасался… а еще он говорить почти не мог. Тут еще двое. Один из-под обломков кареты выбрался, я это видел, а еще какой-то взялся, я не видел его не скажу – откудова.
– А что этот за один?
– Так из вас-с, ротмистр Третьего отделения. Он так ея императорскому высочеству и представился.
– Фамилия ротмистра?
– Так Рукавишников! Точно-с! Рукавишников!
– А тот, что из обломков выполз?
– Счастливчик тот? Почему счастливчик? Так карету вдребезги, а ему ничаво! Помял мундирчик, да пару дыр, да синяки – это отделалси испугом! Я так понимаю, он его… адъютант при них состоял-с… Не иначе. Вот… Его импера… оне отодвинули как-то жестом в сторону жандарма, а потом еле-еле смогли приказания отдать, оный жандарм и помчался их исполнять…
– Что приказал? Не упомню я… вот только да! Оцепление приказал. И найти. Не ведаю кого. Не сказал кого. Да-с.
– И этот жандарм…
– Рукавишников…
– Рукавишников… побежал искать неизвестно кого?
– Сиганул!
– Он был в мундире? Опишите.
– Никак нет-с. Он был в цивильном платье.
– Почему же вы решили, что это жандарм?
– Он так представился. Не мне, а их…
– Понял.
– Описать его можете?
– Да как его описать? Рот, нос, бакенбарды. Усов не было. А вот костюм оного господина очень даже приметный, из хорошего аглицкого сукна, я скажу вам, у нас есть немного мест, где такое сукно в работу возьмут, да еще и не испоганят. Так что плащ у него могли только в двух местах пошить, уж тут я могу точно сказать, там такая подкладка!
– А вы что же, портной? – не без сарказма поинтересовался жандарм.
– Что вы, как можно-с, мы по коммерческой части. Тканями торгуем-с…
– Хорошо. Оба адреса запишите. Отлично. Что дальше было?
– Значит, сначала князь только шатался, потом немного присел, к нему медикус подбежал, быстро голову перевязал и руку зачем-то на шарф. Говорил, чтобы князь немедля отправлялся в лечебницу, а тот только криво ухмылялся, думаю, болело у его знатно, да команды отдавал. А потом гвардейцы пришли, свитские, меня от князя оттеснили, вот-с…
– Это всё?
– Ах, вспомнил! Вот-с… мимо его императорского высочества носилки пронесли с оным сыном, Александром Михайловичем. Тот к носилкам бросился, увидав, что князюшка жив, перекрестился и долго молитвы говорил, одними губами. Да-с, а потом уже и свитские пожаловали, и медикус… да-с…
Глава девятая. Кто в ком, когда и где
С чего начать? С изучения карты. Как говорил наш дачный знакомый, бывший военный топограф: «Любой непонятный вопрос начинай решать, изучив сперва карту местности».
Санкт-Петербург. 13 февраля 1880 года
Коняев (великий князь Александр Михайлович)
– Пить! Воды! Нет! Чаю. Горячего с сахаром или вареньем… Много чаю… Два стакана.
И только когда ангел умчался за чаем, я начал приходить в себя. Интересно, в кого я все-таки попал? И почему два стакана чаю это много? И что это за барышня в белом фартуке и столь же ослепительно белой косынке на русой голове? А личико у нее очень даже приятное… Стоп! Старый козёл! Соберись! У тебя информации гулькин хрен, а ты уже по бабам! Ну, был ты в молодости ходок, не без того! Ладно! Давай-ка, посмотрим и хоть крохи информации соберем… Во рту сушит безбожно! Точно! Мне говорили, что побочный эффект внедрения психоматрицы – обезвоживание. А еще меня из воды выловили! Вырвало, это потеря жидкости, опять-таки обезвоживание. В этой ситуации по инструкции ничего кушать пока нельзя. А вот горячее и сладкое питье – это как раз то, что доктор прописал. «Сандро»? Кто сказал «Сандро»? Так… а ведь что-то в голове осталось от предыдущего владельца? Осталось или нет? Ревизия! Здравствуй, память, к тебе приехал ревизор! Зеркало далеко! Нет, не дергаться! Нельзя. Никаких резких движений! Правильно! Когда попал – тонул, начал дергаться. Из-за этого и вырубился. Что-то было про перегруз нейронных соединений. Значит, если бы рядом кого-то не оказалось, то крышка мне была бы! Да! Карьера попаданца могли закончиться, так и не начавшись. Пока несут чай, пытаюсь сосредоточиться. Раньше этот прием, похожий на медитацию, у меня очень даже хорошо получался. Так и есть! Если представить себе память в виде стеллажей с кирпичиками знаний, то мой стеллаж конкретно так покорежило, много кирпичиков разрушено, а какие-то исчезают прямо на глазах… Стоп! Можно ситуацию затормозить! Анализ! Вот эти воспоминания самые свежие, они и тают быстрее всего… Но мне нужны эти, они самые устойчивые, базовые… ничего, пока они не рассыпались…
Сейчас разберемся… И мозговые клетки, в которых сохранились воспоминания и знания, принадлежавшие старому хозяину этого тела, подчинились. Информация стала поступать непрерывным потоком. Перед его мысленным взором на невидимом экране появилось изображение. Нет, это не было похоже на киносеанс. Скорее на просмотр презентации с прикреплёнными к ней видеофайлами. Требовалось дополнительное усилие воли, дабы застывшие фигурки начинали двигаться и звучали голоса на русском, немецком, французском и английском языках. Но почему я их понимаю?! В школе, по причине увольнения «англичанки», пришлось изучать немецкий, а уже позднее, в студенческие годы, усердно штудировать «инглиш» и оттачивать умение перевода, читая единственно доступную в киосках британскую газету «Морнинг стар», а уж как занялся научной работой, пришлось подтянуть на твёрдую четвертку с плюсом. Но вот французский оставался только на уровне текстов песен Шарля Азнавура, Мирей Матье и Джо Дассена. А кадры продолжали сменять друг друга, причем строгой последовательности не было, как будто чья-то рука разрезала ленту диафильма на куски, а потом склеила в случайном порядке.
Твою дивизию, а что это, а что это за шкет, наряженный в полную военную форму, да еще и при сабле? Стоп, но это же я, тьфу, не я, а хозяин этого тела. А рядом ещё мальчишки, смотрящие на меня с плохо скрытой завистью и злобой. А этот бородач в генеральском мундире, усыпанном орденами? Он кладет свою тяжелую длань мне на плече, и я начинаю слышать его голос: «Не ссорьтесь, дети! Не дразните Сандро!» А это папа?! И на этом месте изображение исчезает. Так, разберёмся. Значит, я теперь не кто иной, как великий князь Александр Михайлович Романов, дядюшка последнего императора Всероссийского и одновременно его будущий зять. Приплыли. Я, конечно, надеялся, что мне достанется более молодое тело, чем то, в котором я доживал свой век, но это перебор. Я теперь четырнадцатилетний мальчишка, принадлежавший к «кавказскому клану» Романовых. Правда, император относился к нам с симпатией и выделял из прочих великих князей, но если он погиб при взрыве Зимнего, то значит, наш статус упадет ниже плинтуса, и Константиновичи во главе с «Николашей» не упустят свой шанс выжить нас со света, если не с белого, так из высшего это точно. Но тут опять включилась память Сандро, и я вспомнил или, точнее сказать, узнал, что во дворце собрались практически все Романовы, во всяком случае, из тех, кто находился не далее ста вёрст от столицы. А мой здешний отец, Михаил Николаевич, он жив? Мы должны были встретиться на набережной, но, судя по всему, там уцелели далеко не все. Что же делать?! Но больше я ничего не успел подумать. Юный организм уже не мог выдерживать насилия над и так пострадавшим телом и сознанием и отчаянно требовал покоя. Тут подоспел чай, я с наслаждением глотал тоненькую струйку, коей горничная меня поила, а кто-то невидимый поддерживал мою голову. Но вот привкус чая показался мне несколько странным, но я не успел ничего спросить, ибо глаза закрылись и наступил сон. Последнее, что уловил мой слух, были слова: «Я добавил немного лауданума. Ему нужен покой… Абсолютный покой».
Конюхов (великий князь Михаил Николаевич)
Это не сон! Б…дь! Это не сон! Проснувшись, ловлю себя на использовании великого и могучего в исключительно матерном варианте. А что вы хотите? Три раза ущипнул себя и две затрещины отвесил. Синячищи будут! И не проснулся! А я был уверен, что это все сон – галлюцинация, на худой конец, что очнусь и всё вернётся на круги своя. Вчерашний день? Я и принял его как сон! Я игрался в него, как будто играю в компьютерную игру, вы разве никогда не примеряли на себя тогу римского императора или треуголку Наполеона? Лично мне нравилось в виртуальный ранец положить маршальский жезл. Я предпочитал играть Мюратом. Лихой рубака был когда-то. Игр таких, псевдоисторических, до чертиков и больше! Вот я и отыграл… Поражала разве что реалистичность картинки и нереалистичность происходящего. Картинка была настолько настоящей, что мне стоило огромных сил удерживать свое сознание в игровых рамках. А помогало этому то, что ни в какой реальности не могло быть тако