Глава одиннадцатая. Скорбная
Ты не запретишь птицам скорби виться над твоей головой, но ты можешь помешать им свить гнездо в твоих волосах.
Санкт-Петербург. 14 февраля 1880 года
Великая княгиня Ольга Федоровна
Великая княгиня Ольга Фёдоровна оставалась рядом со своим сыном и после того, когда тот крепко заснул. Мать есть мать, даже если её имени предшествует перечень титулов, как российских, так и европейских. Она с нежностью и тревогой всматривалась в осунувшееся лицо её милого Сандро, и в тусклом свете свечей ей показалось, что он непросто повзрослел, но, скорее, постарел на несколько лет. Сочтя это за обман зрения, вызванный полутьмой и слезами, кои застилали её глаза, Ольга Фёдоровна поцеловала сына в лоб, перекрестила и, уступив место сиделке, покинула комнату. Теперь ей следовало посетить мужа, который после осмотра профессором Манассеиным Вячеславом Авксентьевичем и смены повязок спал. Какое счастье, что этот замечательный терапевт оказался рядом в столь трагический момент. И в этом была заслуга Ольги Фёдоровны, ибо как раз накануне сего взрыва она жаловалась на приступ сильнейшей мигрени. Откровенно говоря, великая княгиня немного слукавила. Дело было в том, что она презирала и ненавидела княгиню Долгорукову, а кроме того, не жаловала цесаревича Александра. Что касаемо молодой супруги императора, то нелюбовь к ней объединяла практически всех Романовых, а вот с наследником престола всё было сложнее. Александр Александрович уважал своего дядю, но его супругу и детей не жаловал. Неизвестно, был ли он одним из авторов слухов, кои распространялись в высшем свете столицы, но охотно их поддерживал. Направлены эти сплетни были на не совсем безупречное происхождение принцессы и маркграфини Баденской, в жилах которой наличествовала и толика иудейской крови банкира из германского города Карлсруэ. Но теперь Ольга Фёдоровна, сидевшая возле своего заснувшего мужа, с нежностью гладила его здоровую руку и проклинала себя за то, что не оказалась рядом с ним в момент взрыва. Но постепенно рассудок брал верх над эмоциями, и в голове уже складывался пасьянс. Причём вместо тузов, королей, дам и валетов присутствовали великие князья и княгини Романовы из числа тех, кто не попал на это смертельное собрание и мог теперь начать борьбу за опустевший престол Российской империи. А кроме того, она с надеждой подумала о том, что её милый Сандро после того, как едва не утонул, теперь откажется от вздорного с её точки зрения намерения служить на флоте.
Наступило утро, и великая княгине несколько раз порывалась разбудить мужа и сына, дабы услышать из их уст всё то, что с ними произошло, но профессор Манассеин почтительно, но непреклонно запретил сие делать:
– Ваше императорское высочество, я категорически возражаю. У вашего супруга и сына наличествуют не только телесные раны, но и сильнейшее душевное потрясение. Подождём, пока они не проснутся сами, затем я внимательно их осмотрю и дам необходимые лекарства. А затем вы сможете с ними поговорить, но недолго, не более чем четверть часа.
Коняев (великий князь Александр Михайлович)
Комната великого князя Александра Михайловича находилась так, что из её окон можно было увидеть Петропавловскую крепость. Юного Сандро сие обстоятельство не радовало, ибо он не разделял мнение одного из своих воспитателей о том, что приятно лицезреть место упокоения императоров Всероссийских. Но сейчас окна были зашторены, дабы ничто не мешало сну. Тем не менее примерно в десять часов утра Сандро, а точнее академик Коняев открыл глаза. Голова больше не кружилась, и исчезло жжение в горле, а многочисленные ушибы и порезы почти не болели. Но в голове устойчиво поселилось чувство раздвоенности. Одна часть его сознания недоумевала, почему воспитатели не разбудили в шесть утра и почему он лежит не на тощем матрасе, брошенном поверх досок, а на роскошной перине и пуховой подушке. Вторая же не могла понять, откуда на нём какая-то дурацкая ночная рубашка и, самое главное, почему нет застарелых болей в суставах, в шее, в районе сердца, в общем – во всём теле. Уже через несколько секунд эти две сущности выстроились в соответствии с их иерархией. Лидером стало сознание академика Коняева, ибо в тело Сандро вместе с ним переместилось нечто, что принято называть душой, а от самого великого князя остались память и те знания, которые успел получить четырнадцатилетний мальчишка. Михаил Николаевич очень осторожно, дабы не разбудить задремавшую горничную, попытался потянуться, проверяя, как действует новое и совсем юное тело. Всё было великолепно, а посему он устроился поудобнее и начал составлять планы действий на ближайшее время.
Не успел академик, который в прошлой жизни частенько захаживал на Цусимские форумы, прикинуть, как предотвратить или переиграть Русско-Японскую войну, как ему пришлось немедленно вернуться на грешную землю. В комнату вошла прекрасно одетая дама, явно достигшая сорока лет. Но при этом она не утратила стройность и приобрела поистине царственную осанку. Вслед за ней шествовал мужчина примерно того же возраста с густой бородой, коя брала своё начало от волос и спускалась до середины груди. Женщину Михаил Александрович опознал практически мгновенно, тем паче, что ему помогла память Сандро: Великая княгиня Ольга Фёдоровна, а если короче – просто мама. А вот кто был сей мужчина, непонятно, и никаких подсказок не поступило. Академик лишь вспомнил, что видел фотографию весьма похожего человека в одной из популярных статей, посвящённых антибиотикам. Если так, то это без сомнения врач, а следовательно, сейчас Коняеву придётся сдавать первый экзамен в этой новой жизни. Присев на стул, с которого горничная не просто вскочила, а буквально выпрыгнула, Ольга Фёдоровна гладила сына и шептала ласковые слова, причём как на русском, так и на немецком языке. Сейчас это была не великая княгиня, а просто мать, безумно счастливая, что её сын живой, рядом с ней, и ей было безразлично, что при этом присутствуют посторонние. Но достаточно быстро она сумела взять себя в руки и, встав со стула, обратилась к доктору по-русски:
– Прошу вас, профессор, приступайте к осмотру, – а затем представила его сыну:
– Сандро, это один из лучших врачей в столице, профессор Военно-медицинской академии, Вячеслав Авксентьевич Манассеин. Он ночью осмотрел папа и сумел оказать необходимую помощь. А теперь, коль ты проснулся, он займётся тобой и продолжит начатое вчера лечение.
Бородач вежливо поклонился и обратился к горничной:
– Любезная, принеси воды, мыло и полотенце.
Михаил Александрович понял, что осмотр неизбежен, и, передвинув подушку повыше, принял полусидячее положение и с любопытством наблюдал за манипуляциями медикуса. Перед переброской его сущности в прошлое, академик перечитал несколько десятков книг, кои относились к категории альтернативной истории. Причём он не разделял скепсис некоторых своих знакомых зрелого возраста, считавших это не литературой, а чем-то средним между сказками и неконтролируемым полётом фантазии лиц, несостоявшихся в жизни и имевших наглость именовать себя писателями, при этом полностью игнорирующих законы диалектики и даже физики. Коняев был с ними категорически не согласен и выложил на одном из сайтов ссылку на книгу, написанную экс-президентом Франции Валери Жискар д’Эстеном «Победа Великой армии», которая по всем параметрам относится к альтернативной истории, сопроводив ехидным вопросом: можно ли считать сего автора неудачником?
Так вот, в нескольких романах описывался шок, испытуемый попаданцами, когда эскулапы, едва скинув шубы, начинали лезть немытыми руками в рот и глаза своих пациентов. А весь процесс диагностики сводился к ощупыванию и опросу недужного, блестяще описанного Чеховым в рассказе «Ионыч»: «Принимая больных, он обыкновенно сердится, нетерпеливо стучит палкой о пол и кричит своим неприятным голосом: „Извольте отвечать только на вопросы! Не разговаривать!”»
Разумеется, тон сего «допроса» может корректироваться, учитывая ранг пациента.
А доктор продолжал приятно удивлять. Тщательно вымыв руки и вытерев их полотенцем, он занял предложенный стул и приступил к осмотру, сопровождая его диалогом, ведя его дружеским тоном, коий позволяет установить контакт с больным, но при этом не забывая высокое происхождение сего мальчика.
– Ну-с-с, ваше императорское высочество, как вы себя чувствуете? Голова не кружится, ночью не мучили кошмары?
Одновременно его руки ощупывали и простукивали академика. Посчитав пульс, профессор прослушал лёгкие и сердце Сандро, для чего достал из саквояжа не трубочку с воронками, а бинауральный стетоскоп, весьма напоминающий те, что используют медики и в XXI веке, если не считать материал, из коего он был изготовлен. И последнее, чем Манассеин добил попаданца, был настоящий офтальмоскоп, с помощью которого внимательно изучил глаза великого князя.
Все эти манипуляции продолжались не менее получаса и успели несколько утомить Коняева, но он стоически терпел, что не осталось незамеченным профессором.
– Прошу меня простить, ваше императорское высочество, но врач порой должен быть безжалостным, если желает исцелить пациента. А вы держитесь молодцом, но теперь можете отдохнуть, – и продолжил, обращаясь к великой княгине:
– Жизнь и здоровье вашего сына не вызывают опасения. Ему нужен покой, сон и диетическое питание. Я сейчас распишу рекомендуемый рацион. А через неделю было бы весьма желательно провести не менее двадцати сеансов электротерапии, дабы устранить негативные последствия его нервной системы. Я распоряжусь, чтобы необходимую аппаратуру доставили во дворец или в иное место, кое укажет ваше императорское высочество, а теперь ему необходимо поесть.
– Я благодарю вас, профессор, не сомневаюсь, что мой супруг сумеет достойно вознаградить затраченные вами усилия, и рассчитываю на то, что ближайшее время вы проведёте во дворце, в качестве личного врача нашей семьи, – на этом месте великая княгиня резко понизила голос: – А далее… кто знает