– Собираюсь в Санкт-Петербург, имею намерение восстановиться на действительной службе, в сей сложный момент для государства Российского думаю попроситься в отдельный корпус, надеюсь на сем поприще принести максимум пользы.
– Весьма достойное намерение… – начал было отвечать Алексей Петрович.
Тут скрипнула дверь кабинета, и полковник услышал возмущенное:
– Папа!
Вскочивший в кабинет молодой гимназист, впрочем, быстро сориентировался в обстановке и уже почти по-военному произнес:
– Ваше превосходительство, разрешите обратиться!
Генерал-майор Тыртов принадлежал к довольно обширному роду служилого дворянства, каждый из семейства выбирал военную стезю: кто в армии, кто во флоте. Вот, его старший брат, Николай, выбрал, как и он, армейскую стезю, а оба младших – пошли во флотские и там были замечены. Сам Алексей Петрович был типичным «паркетным генералом», как он сам себя изредка (в моменты особого раздражения) называл. На его долю не выпало участвовать ни в одной из военных кампаний. А вот педагогический дар раскрылся довольно широко. Он сначала преподавал в одной из военных гимназий, потом стал инспектором, а позже начальствовал, сначала в Воронежской военной гимназии, а теперь уже в Полоцкой. Его дети тоже выбирали военную стезю: старший сын, Владимир, окончил Воронежскую гимназию и теперь учился в Михайловском артиллерийском училище, Михаил, который был помладше, обучался в его заведении и сейчас какой-то взъерошенный находился на пороге отцова кабинета. Предстояло и далее идти, и совершать свой педагогический подвиг.
Понимая, что генералу предстоит семейное общение, Сергей Николаевич поспешил откланяться, ему действительно хотелось быстрее отправиться в столицу. Тем более что цель его была достигнута. В переплете поданной к рассмотрению генерала Тыртова книги о необходимости разведывательных действий и методов ее проведения были спрятаны листы со второй частью доклада покойному государю. Собрав обе части доклада, Мезенцов намеревался попасть на прием к новому государю, а там… как уже повезет. Или пан, или пропал!
Железнодорожный вокзал Полоцка был выстроен недавно, как и дорога, которую проложили тоже совершенно недавно, связав воедино Ригу с древним Смоленском. Мезенцову предстояло сесть в поезд до Риги, а уже в Динабурге[53] пересесть и дождаться вагона, что шел от Варшавы в Санкт-Петербург. Примерно семь часов ожидания полковника совершенно не страшили. В городе на Западной Двине жил еще один его друг по тому же Полоцкому кадетскому корпусу да по Павловскому военному училищу, Петруша Шведов. Вот у него и можно будет сии несколько утомительных часов ожидания провести.
Окончив в 1864 году Павловское училище, Сергей Николаевич отправился служить в 99-й Иваногородский пехотный полк, сформированный из 23-го егерского всего год назад. У иваногородцев было много вакансий, которые спешно заполнялись молодыми выпускниками военных училищ, в нем юнкер Мезенцов и начал свою реальную военную карьеру, тут он и был замечен начальством, и ему рекомендовали пройти обучение в Николаевской академии Генерального штаба, во время службы он был замечен своим известным и могущественным родственником. Как говорится, неисповедимы пути Господни! И на полковника нахлынули воспоминания о том, как он после поездки в Швейцарию, где был примерно наказан убийца генерала Николая Владимировича Мезенцова некто Степняк-Кравчинский, вынужден был отправиться в Британию. А дело было так…
Глава восемнадцатая. Визит в Эдинбург
Я хочу побывать в Эдинбурге,
Исторический город грез,
Пробежаться по каменным улочкам,
И от счастья смеяться до слез,
Ощутить полноту вдохновенья,
Осознав воплощенье мечты,
А услышав где-то волынку, мимо просто так не пройти,
Понимать, что ты в сердце Шотландии,
Где просторы граничат с землей,
А на них старинные замки
Омываются чистой водой.
Эдинбург. Музей науки и искусства.
7 декабря 1879 года
Профессор Томсон
В начале декабря 1879 года Чарльз Уивилл Томсон сидел за письменным столом в своём кабинете в Эдинбургском музее науки и искусства и занимался весьма надоевшими ему делами, кои можно было сравнить с чисткой авгиевых конюшен. Конечно, ему не нужно было с лопатой в руках копаться в конском навозе, тем не менее от этого его работа не становилась легче или приятней. Ушедший в отставку королевский профессор Джордж Оллман, который до него курировал сей музей, слишком небрежно относился к своим обязанностям, в результате чего таинственным образом исчезли весьма ценные образцы и экспонаты, которые помимо своей научной ценности были необходимы для проведения занятий со студентами местного университета. А сам сэр Чарльз не проявил должного внимания к этому вопросу и, принимая должность, удовлетворился заверениями почтенного профессора о полном порядке в музейных экспозициях и кладовых. Теперь же приходилось пенять только на себя, ибо Джордж Оллман сказался больным, удалился в свое поместье в графстве Дорсетшир и все прошедшие годы вёл жизнь затворника, проводя все время в любимом саду, чаще общаясь с яблонями, нежели с людьми. А тут появилась новая угроза. Как весьма своевременно предупредили коллеги из Лондона, в ближайшем будущем намечался визит в Эдинбург с обязательным посещением университета и музея группы высокопоставленных особ, среди которых был и принц Альфред. Следовало сделать всё возможное и невозможное, дабы не возникали неудобные вопросы. Кроме того, директор музея планировал своё участие в нескольких длительных океанских экспедициях. Особую пикантность сих мероприятий придавал весьма «сладкий» бюджет сего прожекта, в который внесло свою лепту и Адмиралтейство, имеющее свои интересы в этих исследованиях. Несмотря на жесточайшую конкуренцию среди профессуры, в себе сэр Чарльз был уверен. А посему скандал был крайне нежелателен, и следовало привести дела в идеальный порядок. Попытка сделать это собственными силами показала полную несостоятельность сэра Чарльза в административных вопросах, но огласка была недопустима. Правда, сейчас появилась надежда на счастливый исход.
В прошлом месяце он гостил в замке у своего приятеля Уильяма Гарри Хэя, графа Эрролла-19 в его замке Слэйнс. Поводом к их знакомству, перешедшему затем в дружбу, стало увлечение этих двух истинных шотландских аристократов холодным оружием. И во время последней встречи, вечером, когда ветреная и сырая погода делала тепло каминного огня и вкус выдержанного виски особенно приятными, сэр Чарльз поделился с приятелем своей бедой.
– Вот так, Уильям, я и попал в сложное положение и, право, не знаю, как из него выйти. Самое страшное, что я ничем не могу подтвердить свои слова, и даже если мне поверят, то с моей безупречной репутацией будет покончено навсегда.
Закончив свою исповедь, он допил виски и, замолчав, устремил взор на пылающий камин, словно пытаясь в игре пламени найти успокоение для измученной души.
– Не всё так безнадёжно, мой друг, – с ободряющей улыбкой отозвался граф. – Необходимо найти толкового юриста, поднаторевшего в крючкотворстве. Уверен, что он сможет подобрать нужные параграфы в том нагромождении актов, указов и прочих документов, из коих состоит право Британии.
Заметив, что его визави хочет возразить, он остановил его жестом и продолжил говорить:
– Я понимаю, что огласка нежелательна, и это обстоятельство предъявляет особые требования к сей кандидатуре. Но в этом я смогу вам помочь, ибо среди лично обязанных мне людей есть искусный специалист. Тем паче что его сын служит офицером в одном из полков, и его карьера напрямую зависит от моего благорасположения. В общем, я собираюсь в следующем месяце посетить Эдинбург по своим делам, и заодно со мной прибудет нужный вам человек. Будьте спокойны, он поможет вам составить необходимые бумаги так, что никто ничего не сможет сказать.
Когда почтенный профессор, в сердце которого разгорался огонёк надежды, вскочил и разразился благодарственной тирадой, граф также поднялся, но неожиданно, не сдержав стон, был вынужден буквально упасть обратно в кресло.
– Снова беспокоит старая рана? – с участием спросил сэр Чарльз.
Прежде чем ответить, граф наполнил свой стакан виски более чем наполовину и выпил его одним глотком. Через минуту спиртное оказало анестезирующие действие, боль стихла, и он смог продолжить беседу.
– Увы, мой друг, хотя и прошло ровно четверть века после того злосчастного для меня сражения под Альмой, но иногда рана напоминает о себе. Но помимо боли телесной страдает и моя душа. Вы знаете про наш семейный палаш?
– К сожалению, дорогой граф, вы никогда не упоминали об этом происшествии…
Почтенный неофициальный глава клана Бойд поморщился, он не мог про это не говорить, вечно у господ ученых прохудившиеся головы.
– Именно в этот день счастливого для Британии и несчастного для меня сражения, когда меня после ранения вынесли солдаты, на поле боя остался мой палаш, который передавался в нашей семье от отца к сыну. Как только я пришел в себя, то попробовал навести необходимые справки, но, увы, наш фамильный клинок исчез. Его мог подобрать как трофей кто-нибудь из русских солдат или офицеров. Все эти годы я пытался его отыскать, но, к сожалению, всё впустую. Хотя… – на этом слове уже граф с надеждой смотрел на своего собеседника. – Чарльз, вы же известный ученый и вас, без сомнения, знают и за пределами Британии. Я понимаю, что шансы невелики, но не могли бы вы обратиться к вашим коллегам в России? Я не пожалею никаких средств, дабы вернуть эту реликвию.
Естественно, профессор заверил, что приложит все силы, дабы выполнить эту просьбу.
И вот, сэр Чарльз, сидя в своём кабинете, уже в который раз пересматривал список лиц, кои возглавляли Императорское географическое общество, выбирая из них тех, к кому он мог бы обратиться с просьбой о помощи в поиске пропавшего палаша. Естественно, что беспокоить такой безделицей председателя, коим был лично великий князь Константин Николаевич, не стоило, но два человека, занимающие соответственно вторую и третью ступень в иерархии сей уважаемой организации, были настоящими учеными и исследователями. А то, что их научные регалии были подкреплены высокими чинами, относящими их к элите чиновничества Российской империи, лишь повышало их возможности по оказанию соде