На сей случай незабвенный Александр Сергеевич, сам слывший азартным человеком, говаривал: «Страсть к игре есть самая сильная из страстей». Сейчас же речь шла о заключении пари на результат боксёрского поединка, в ходе которого чемпион Англии заочно объявил о желании биться с любым из присутствующих на празднике, кто готов бросить ему вызов. Необходимо отметить, что сие действие было прямо предусмотрено в принятых в 1838 году «Правилах Лондонского призового ринга», в коих в пункте 19 предусматривалось, что все пари выплачиваются сразу же по окончании боя. Об этом, как и об иных интересных новостях для падких на сенсацию читателей, подробно писали газеты. Естественно, что авторы сих опусов, кровно заинтересованные в раскупаемости тиража, несколько приукрашивали факты. Так, рассказывали, что британский спортивный мэн, Том, родившийся в семье бедного рыбака, еще семилетним ребенком поймал огромную рыбину, чуть ли не акулу, превосходящую его по росту и весу. О том, что, работая каменотёсом, он приобрел силу Геркулеса, и это позволило ему спастись из заваленной камнепадом пещеры, пробив себе киркой выход. Приводили историю, как он девятнадцатилетним юношей отправил в нокаут громилу, коий превосходил его летами, весом, силой и ростом и считался непобедимым бойцом на территории всего Уондсворта. Говорили, что он не чувствует боли и усталости и способен биться на протяжении десятков раундов, сохраняя расчетливость и холодный ум. Поэтому большинство людей делали ставки на победу Тома Сэйерса.
Имя его противника было неизвестно, ибо британец готов был биться с любым желающим, что весьма напоминало обычаи канувших в лету рыцарских турниров. А посему его пока именовали «господин никто». Кстати, Джеймс, который внимательно отслеживал, сколько и на какие суммы было сделано ставок, обратил внимание, что двое поставили на «господина никто» достаточно крупные суммы: каждый по тысяче рублей ассигнациями, что сулило им в случае поражения Тома огромный выигрыш. И если бы этот поединок проходил при царствовании прабабушки нынешнего императора, то тогда у русского бойца было больше шансов на победу. Но сейчас – вряд ли.
Почивший в бозе государь Николай Павлович, считая кулачные бои вредными для общественного порядка, своим указом в 1823 году приказал военному министру «не допускать нигде кулачных боёв». А ещё через девять лет этот запрет вошел в Свод законов Российской империи, и сии забавы стали исчезать из больших и малых городов, и лишь в деревнях и сёлах все ещё сходились удалые молодцы стенка на стенку. На всякий случай, Найки навёл всевозможные справки и полученный ответ его вполне успокоил: в Санкт-Петербурге, во всяком случае из той категории, кою принято относить к «чистой публике» нет никого, кто мог бы противостоять опытному боксёру, а присутствие черни на сей церемонии было невозможно. Так что попытку поставить деньги на противника британского чемпиона, скорее всего, можно считать блажью богача или, если угодно, проявлением того, что французы именуют «du patriotisme d’antichambre»[101]. Радует лишь то, что, к счастью, сие опасное заблуждение более распространено среди простонародья или парвеню и значительно меньше среди аристократов.
Когда оркестр перестал играть, то на мгновение установилась тишина, но через несколько секунд из разных концов поля послышалось: «Приехал… Великий князь и генерал-губернатор приехали!» И все дружно развернулись и двинулись в сторону того участка поля, где были заранее приготовлены трибуны для наиболее почётных гостей; из остановившихся десяти роскошных экипажей стали выходить богато одетые дамы и господа. Помимо этих двух высокопоставленных особ на этом торжественном мероприятии, где собралось несколько тысяч человек, не мог не присутствовать обер-полицмейстер Санкт-Петербурга, граф и генерал-адъютант Пётр Андреевич Шувалов. Естественно, что адмирала и генералов сопровождала внушительная свита.
Среди столь живописной группы, в коей сверкали на таком редком для Северной Пальмиры ярком весеннем солнце эполеты и эфесы золотого оружия, совершенно затерялись гражданский губернатор Санкт-Петербурга Николай Михайлович Смирнов и еще несколько чиновников в вицмундирах. Когда пришло время занимать трибуны, для них так и не нашлось места рядом с великим князем, генерал губернатором и графом Шуваловым. А посему им пришлось соседствовать с подполковниками и капитанами второго ранга, кои свысока посматривали на сиих штафирок. Как только высочайшие гости окончательно разместились, оркестру был подан заранее оговоренный сигнал, и над полем раздались величественные звуки «Боже, царя храни». Как только зазвучала эта божественная музыка, великий князь Константин Николаевич и все прочие морские офицеры, по старой флотской традиции, хотя и отменённой пару лет назад, левой рукой сняли головные уборы, отдавая воинскую честь гимну Российской империи. Сие действие было поддержано и их сухопутными собратьями. Большинство штатских мужского полу из громадной толпы, занимавшей почти всё поле, единодушно обнажили головы. А некоторые зазевавшиеся были простимулированы легкими подзатыльниками, отпущенными чинами полиции, надзирающими за порядком и благочинием на сем празднестве. Понятно, что сие вразумление распространялось на шпаков невысокого полета, но производило неотразимое впечатление и на отдельных представителей «чистой публики», в том числе и иностранцев, кои вольно или невольно попытались проявить неуважение к русскому гимну. Вздорные мысли мгновенно покидали их голову, а инстинкт самосохранения ясно давал понять, что они рискуют нарваться на удар не кулака, а перчатки, что означало вызов на дуэль с весьма печальными перспективами для британца, француза или иного «немца». Тем более что Парижский мир был заключен относительно недавно, и у многих русских дворян, кои носили офицерский мундир или уже вышли в отставку, было много неоплаченных счетов к просвещённым европейцам.
Великий князь Константин Николаевич полностью разделял эти чувства, но у него они были гораздо ярче, ибо с высоты своего положения он знал больше и смотрел дальше. Дикий грабеж Керчи и Севастополя, не толпою мародёров, хотя было и это, представлял собой прекрасно подготовленное и поставленное на государственный уровень преступление, ничем не отличающееся от того, что творили орды Чингисхана и Тимучина. Англичане и французы с дипломами докторов и профессоров задолго до войны приезжали в Крым с невинными намерениями изучения природы или культуры. Но истинной целью этих шпионов были составление подробного описания обороны и реестра богатств Тавриды, дабы легче было нападать, уничтожать и грабить. Поэтому, как истинно европейские христиане, они сквозь пальцы смотрели на то, что вытворяли турки и татары с местными жителями, в том числе и православными, кои, понадеявшись на гуманность союзников, внезапно превратились в отару овец, кою рвут на части обезумевшие волки и шакалы. А благородные джентльмены и месье педантично, с математической точностью грабили, грабили и грабили. Будучи неглупыми людьми, они прекрасно понимали, что рано или поздно война закончится и им придётся уйти, и это понимание заставляло удваивать свои усилия по превращению просторов Крыма в пустыню.
Дабы между союзниками не возникали недоразумения, были оговорены сферы интересов. Британцев интересовал металл в любых его ипостасях – пушки, якоря, колокола, ядра, а также техническое оборудование. Более утонченные французы предпочитали вывозить предметы искусства и культуры. Кроме этого, у лягушатников была ещё одна цель, на первый взгляд исключительно коммерческая – конкурентная борьба с российским виноделием. И для достижения оной под топор пошли плантации винограда, а бесценный архив научных исследований просто сожгли.
Поэтому у самого Константина Николаевича на многочисленных встречах на раутах и иных мероприятиях, в коих он был вынужден участвовать по долгу службы и происхождения, иной раз возникало желание лично залепить пощёчину своему визави с английской или французской фамилией. И хотя он великий князь и не всегда волен в своих чувствах, но сегодня всё-таки сможет сбить спесь с британской физиономии, пусть и не собственноручно.
Тем временем праздничная церемония шла установленным порядком. После гимна пришло время торжественным речам, коим предшествовало долгожданное оглашение названия клуба. В соответствии с традициями имя следовало выбирать из длинного списка античных богов или из христианских святых. Члены правления, среди которых слово Джеймса Найки имело вес, остановились на имени Эвфрон, коему приписывают изобретения шахмат. Тем паче что в последние годы в Британии стала очень популярной поэма «Каисса», кою сэр Уильям Джонс сочинил ещё в 1763 году, и именно в ней Эвфрон был назван богом спорта, к помощи которого обращается сам грозный Марс. Учитывая, что не так давно закончилась Крымская война и между Британией и Россией снова воцарился мир, сия аллегория была признана уместной и более чем своевременной.
Далее была выводка лошадей, которая значилась первым пунктом в программе празднества. Вычищенные и вымытые до блеска кони, без всякой амуниции, ведомые конюхами за уздечку, делали круг, позволяя присутствующим насладиться их красотой и статью. Одновременно с этим двое специально обученных мужчин, вооруженных морскими рупорами, перечисляли их родословные, их потомство и конный завод, на котором их вырастили. Это было прекрасное зрелище, от которого зрители получали колоссальное удовольствие. Однако были и недовольные. Ряд дам были обижены тем, что их спутники перенесли своё внимание с созерцания их прелестей на кобыл и жеребцов. После окончания выводки глашатаи в эти же рупоры прокричали долгожданное объявление о начале демонстрации тех чудес силы и ловкости, кои способен совершить практически каждый мужчина, в совершенстве владеющий искусством единоборства под наименованием бокс. Для чего специально приехал Том Сэйерс, чемпион Англии и обладатель пояса, заслуженного во многих поединках. Не забыли упомянуть, о том, что этот выдающийся боец готовится к первому международному турниру, коий должен состояться в следующем году. Но зная о том, что развитию спорта в сей великой державе покровительствует лично его императорское высочество великий князь Константин Николаевич, организаторы и члены спортивного клуба сделали всё возможное и невозможное, дабы подготовка и тренировки Тома Сэйерса проходили именно здесь, в Санкт-Петербурге. И благодаря этому подарку судьбы, все члены клуба получат уникальную возможность получать уроки бокса под его началом.