от минимально необходимого. По утвержденному в адмиралтействе плану мы могли нанести вред базе флота русских в случае обстрелов с их стороны, при этом основная ударная сила эскадры – два новейших броненосца с самой эффективной артиллерией – должна была разбить батареи крепости, а остальные корабли – уже разносить ее в клочья, не опасаясь ответного огня с берега. Перейдя на «Монарх», я еще раз убедился, что для борьбы с крепостными батареями его орудия недостаточно мощные. Это только подтвердило правоту мною разработанного плана.
Ах да, русские! Предупреждение нашего противника (а я прекрасно осознавал, что несмотря на мир, именно русские – наш основной противник) я проигнорировал. Но приказал вызвать к местам прислугу орудий на всех броненосцах. Если безумцы устроят тут показательные стрельбы, то у меня будет прекрасная возможность утопить все их три боевые лоханки вместе с ледоколом. Его тоже будем топить! Захватить не получится. А жаль!
– Милорд адмирал, что происходит? – обратился ко мне капитан «Монарха».
Я прильнул к подзорной трубе. Увиденное не понравилось мне. Абсолютно. С русских кораблей, то с одного, то с другого, в море летели продолговатые конусообразные предметы, морские мины, начиненные взрывчаткой… Они выставляли эти страшные для моряков предметы по флангам и прямо по курсу моей эскадры так, что мне оставался открытым только путь назад. Если эти мины учебные? А если нет? А если коварные русские выставили вперемежку – учебные и боевые? Что тогда? Посылать экипажи на шлюпках их тралить? А если канонерки откроют огонь? Я могу остаться без шлюпок? А если нет? А что помешает им на обратном пути выкинуть мины по фарватеру? И сделать это когда стемнеет? Пока я обдумывал сложившееся положение, капитан указал мне на дым с запада, но туда быстро устремился русский кораблик. Он перехватил гамбургский ледокол, я увидел, как оба корабля остановились и стали обмениваться сигналами. Мне было плохо видно, о чем там идет речь, но я прекрасно понимал, что русский просто предупреждает ледокол о минировании моря и об опасности, что ему угрожает. После чего русская военная скорлупка развернулась, продолжив опасные маневры. Ледокол передал отказ идти далее, сообщив, что не обнаружил затертое во льду британское торговое судно, развернулся и ушел обратно… Это было чертовски обидно! По моим планам, ледокол вынужден был бы выполнять свою работу под дулами наших орудий. А как сейчас объяснить, почему мы открыли огонь по мирному судну? Да и дистанция до него была… Позориться я не собирался!
– Сэр, почему мы не откроем огонь и не потопим эти наглые русские лодки? – как-то весьма холодно поинтересовался Джордж Трайон, капитан «Монарха».
Я знаю, что на флоте меня считают весьма острожным адмиралом, но осторожность моя – результат дальновидности. Впрочем, я ответил так:
– Кэптен, у меня четкий приказ, в котором точно указано, что мы можем провести операцию устрашения, если по нам будет произведен хотя бы один, даже пистолетный, выстрел. Русские стреляли?
– Нет, сэр… но их действия нельзя оценить иначе, чем акт агрессии! – Джордж старался придать своему голосу максимум уверенности.
– А если там действительно только учебные мины? Представляете заголовки газет: «Гранд Флит испугался пустых бочек и открыл огонь!»
У кэптена Трайона глаза расширились от страха. Что, не нравится?
– Извините, сэр…
– Вот именно! Кроме того, интуиция подсказывает мне, что надо немного еще подождать. Что-то русские готовят еще…
Кэптен Трайон
Джордж недовольно хмыкнул, на его крупном лице, украшенном мясистым носом и высоким лбом, начавшим стремительно лысеть, было написано недовольство столь осторожными действиями адмирала. Сам кэптен Трайон получил эту должность только для того, чтобы отработать необходимую выслугу и стать адмиралом. Он с 1871 года был личным секретарем первого лорда Адмиралтейства. Получив чин капитана в возрасте 34 лет, он теперь очень хотел получить адмиральские эполеты. И возможность погромить форты Кронштадта ему казалась весьма перспективным событием, которое могло украсить послужной список и приблизить его к заветной цели. Он сражался с русскими во время Крымской кампании и считал их слабым соперником на море. Вот на суше… Он вспомнил, как наблюдал с мачты корабля за сражением на Альме. Эх! Туда бы его нынешний «Монарх» – фортам Севастополя пришлось бы туго! С мнением адмирала Трайон был не согласен. Он был уверен, что после замены паровой машины корабль будет снова готов к длительным переходам и еще не раз сможет себя показать.
А примерно через час от того, как гамбургский ледокол, отсигналив паническое решение вернуться обратно, развернулся на запад и медленно почапал к родным берегам, капитан «Монарха» обнаружил еще один ледокол, идущий от столицы варваров прямиком к ним, по уже проложенному его товарищем проходу во льдах. Лучше бы он его не видел! Зато увидеть такого адмирала, славившегося своим хладнокровием, – это дорогого стоило! Горнби вцепился в подзорную трубу, а лицо его стало подозрительно алого цвета, багровея с каждой минутой. Он сцепил зубы, и что-то непонятное вырывалось из его пасти вместе с парами воздуха. Неужели он ругался? «Дядюшка Джефф», как прозывали его в Средиземном море матросы, в гневе? Трайон испытал от его вида некоторое удовлетворение.
Впрочем, картина была действительно малосимпатичной. На барже, с гордым названием «Виктория», причем явно нанесенным недавно, да еще и на английском, некто махал британским флагом! При ближайшем рассмотрении этим некто оказался посол Объединенного королевства в России, достопочтенный лорд Дафферин, вот только почтенным его никто сейчас не назвал бы. Лорд посланник был похож на мокрого и облезлого кота, с выпученными от злости глазами. Трайон назвал бы эту картину «кот во время кастрации». Но вот вид адмирала как раз точно соответствовал такому случаю! Впрочем, вид сэра посла был куда как пригляднее, чем вид упившихся вусмерть сотрудников доблестного дипломатического представительства Англии. Что сие было? Добрый ямайский ром? Шотландский виски или русская аквавита[23], кэптен определить затруднился бы, ибо предпочитал всему кларет[24]. Ну и что, что непатриотично? О вкусах не спорят. Понятно, что этот чертов холод… но зачем согреваться столь яростно?
Через некоторое время посол взобрался на палубу «Монарха», который теперь наверняка прослывет самым грязным броненосцем ее величества. Кэптен подал лорду Дафферину приготовленный заранее горячий грог, ибо согреть господина посла было настоятельной необходимостью. Путешествие в такой адский холод на барже – испытание более чем тяжкое. Подошедший адмирал Горнби даже не соизволил с послом поздороваться. Его глаза блистали гневом. Он не мог понять, что произошло. Чуть отдышавшись, сэр Фредерик Темпл начал рассказ и о том, что посольство оказалось в осаде, и о том, что ему был дан приказ в двадцать четыре часа покинуть столь негостеприимный Санкт-Петербург. Рассказал и о том, что телеграфное сообщение из столицы России находится под жестким контролем жандармерии и передать сообщение частного лица просто-напросто стало невозможно, о жесткой цензуре и запрете на ввоз в эту варварскую страну газет из-за границы. Фактически страна находится в осадном положении! Отношение к англичанам в стране более чем прохладное, упорно ходят слухи, что именно британцы причастны и к взрыву в Зимнем дворце, и в покушении на ряд правительственных чиновников, в том числе на нынешнего монарха – Михаила II. Кроме того, посол сообщил, что везет личное послание нового русского царя к королеве, которое должно быть отправлено незамедлительно! Конечно же вместе с ним!
Трайон остался руководить приемом и размещением прибывших посольских. Увы, нежданная встреча и лишние люди на корабле, на котором и так с местом не ахти – все это создавало массу проблем, которые необходимо было оперативно решать. Через четверть часа подошел вестовой и сообщил, что адмирал ждет его на мостике.
– Я вызываю сюда капитанов кораблей эскадры, кэптен, но хотел бы посоветоваться с вами. По всем канонам, высылка посольства – это фактически объявление войны. Хотя официально ничего такого не произошло. Может быть, у господина посла и лежит ультиматум их нового монарха.
– Если бы была возможность в этом убедиться? – кэптен многозначительно посмотрел на адмирала.
– Мысль разумная, Джордж, весьма, но вряд ли сейчас…
– Есть еще одна разумная мысль, сэр! Еще две порции грога, поручите это лейтенанту Рэджуэю, он справится. Ну а потом доверьтесь мне, никто ничего не узнает…
А еще через полчаса они сошлись в адмиральской каюте, куда поместили достопочтенного господина посла.
Если вы работаете секретарем первого лорда Адмиралтейства, то умению вскрывать незаметно дипломатическую почту вас обучат со всем тщанием и усердием весьма подготовленные люди. Иногда вовремя переданная в нужные руки информация может стоить очень дорого! Ровно через три минуты адмирал читал письмо, в которое Трайон боялся заглянуть даже краешком глаза. За некоторые секреты отрывают голову не задумываясь!
Пока письмо аккуратно запечатывали и проверяли, насколько хорошо скрыты следы взлома, адмирал произнес:
– Этого не было никогда, Джордж… Если говорить о содержании сего… уф… то это объявление тотальной войны без объявления такового. Черт возьми, кэптен! В этой ситуации просто повернуться и уйти – это быть сукиным котом с лондонской помойки! Спасибо, что помогли мне принять решение!
Кэптен кивнул головой, аккуратно укладывая ядовитое послание русского монарха на место. Вскоре состоялся военный совет, на котором адмирал объявил выставленное минное заграждение актом агрессии по отношению к кораблям ее величества. Было принято решение сделать несколько артиллерийских залпов по ходу фарватера к Кронштадту, дабы мины детонировали, после чего провести траление и начать операцию против фортов крепости. Это укрепление предстояло уничтожить, приведя батареи на берегу к молчанию. Был установлен порядок проводки эскадры и атаки.