– Продолжайте! – спикер первый овладел собою.
– Джентльмены, вы единственные, кого я посвятил в содержание этого письма.
– С капитаном Трайоном произошел трагический случай, мы в курсе, адмирал. Подозреваем, он был не случаен? – я проговорил это, глядя прямо в глаза Горнби.
Тот согласно кивнул, после чего произнес:
– Царь обвинил ее величество в том, что взрыв в Зимнем дворце произошел по ее приказу, и у него есть все доказательства этого, так как в руках их тайной полиции находится третий секретарь нашего посольства! Уже это одно – повод к войне! После чего русский монарх объявил личную вендетту королеве, угрожая, что уничтожит всю ее семью, всех, понимаете, всех, невзирая на то, что придется поссориться со всеми монархами Европы, поклялся, что доберется до ее величества тогда, когда последний потомок ее крови исчезнет с лица земли!
– Неслыханно! – еле выдавил из себя Генри.
Я же молчал, зная, сколь дорожит Виктория своей семьей, как бережет все ее тайны, как боится, что на ней прервется династия! И этот русский варвар бьет ее по самому больному месту!
– Правда, Михаил написал, что примет извинения Виктории в обмен на головы Гладстона и Дизраэли, которые отдали приказ и подтвердили его, да еще на сумму, весьма нескромную, которую должны тайно выплатить ему.
– Не озвучите цену вопроса? – поинтересовался я, как финансовый секретарь королевы. Конечно, никто ничего ему платить не собирается, но интересно, во сколько он оценил головы своих родственников.
– Восемнадцать миллионов фунтов стерлингов золотом.
Это получается по миллиону за голову? Наверное, ему лень было считать. Почему не сто восемьдесят? Опять же, итог будет однозначен, но ее величество весьма щепетильна и прижимиста в государственных тратах. Вроде бы деньги не такие уж и страшные… Но ведь факт выплаты будет подтверждать и факт совершения преступления! А узнать об этом… Ушлых журналистов хватает, а если им еще и подкинуть информацию? Подлая ловушка!
– Это примерно тридцать броненосцев типа «Девастейшен»? – внезапно уточнил Рейкс.
– Чуть более тридцати, тридцать два – тридцать три, при нынешних ценах на металл, – уточнил адмирал Горнби.
– Сэр Джеффри, я признателен за предоставленную информацию. Мне необходимо спешить к ее величеству. Сегодня вы получите известие, где мы сможем продолжить обсуждение этого…
Тут раздался звоночек, и через секунду появился слуга, он передал записку. Я раскрыл ее. Почерком доктора Дженнера было написано: «Срочно во дворец. С ее величеством случился удар. Состояние крайне тяжелое».
Букингемский дворец. 13–14 марта 1880 года
Принц Альберт Эдуард
Сегодня был самый трагический день в истории Великобритании. Днем я узнал о том, что с mother[34] случилось… Это было нелепо и непонятно. Я был уверен, что сегодня будет великолепный день, ничто не предвещало беды. У меня после обеда намечались скачки… на одной весьма недурственной актрисе… Если бы вы знали, с каким шармом она шептала мне: «Возьми меня, Берти!», увы и ах… Меня нашли, вызвали, и стало как-то не до актрисы. Во дворце я бросился к доктору Уильяму Дженнеру – личному доктору и моего покойного отца, и матери, рядом с ним была Беатрис, наша младшенькая сестра, которая исполняла роль личного секретаря королевы, она была вся в слезах. Уильям сказал, что положение крайне тяжелое, ее величество находится без сознания. Сейчас собирался консилиум из лучших врачей Лондона. Я расположился в приемной вместе с Бетти, которая и рассказала в подробностях. С утра у Виктории было неважное настроение: она разлюбила этот дворец после смерти супруга и старалась в нем бывать как можно реже, но дела заставили ее покинуть Виндзорский замок и прибыть в Лондон. С утра my mom была расстроена слухами о моей новой любовнице.
– Бетти! Я же не виноват в том, что Александра меня уже не удовлетворяет? Мы уладили между собой этот вопрос, Аликс не возражает, так зачем mom в это вмешивается? Наследники у меня есть, чего еще, бастардов нет, опять же, я в этом деле достаточно аккуратен, Бетти?
Беатрис покраснела. Ей давно пора замуж, перестала бы дичиться откровенных разговоров. Ладно, не сейчас. Виктория эксплуатировала младшенькую в качестве секретаря и обойтись без ее помощи не могла. С утра королева плотно позавтракала, обычно ее завтрак был не столь обилен, но сегодня ее преследовала какая-то меланхолия, может быть, из-за того, что Браун не смог ее сопровождать в этой поездке. Да-да, конюший Джек Браун, который украшал не только конные прогулки ее величества, но и согревал ей постель. И что? Я должен по этому поводу скандалить? Отца нет, mother, как женщина, требует своего, дело-то житейское… Первым она пригласила первого лорда адмирала Смита, потом сделала небольшой перерыв, попросила принести портвейн, а уже после этого приняла посла Дафферина. Тот сказал потом, что был принят весьма холодно, но его просили остаться в приемной, если понадобился бы перевод. Хотя письмо должно быть написано на английском или французском, языке общения королей. Но ее величество всегда отличалась предусмотрительностью, особенно в мелочах. Это да, тут не возразишь. Через несколько минут дежурный секретарь услышал какой-то шум в кабинете королевы. Он обратил внимание на него Беатрисы, которая все еще находилась в приемной, та несколько минут не решалась войти, дабы не вызвать гнева mama, но когда вошла, то увидела ее, лежащую без сознания на ковре. Врач был во дворце, он прибыл буквально несколько минут назад и просил срочной аудиенции, так что дальше уже все было в его руках. Я поинтересовался, что это было за послание, раз my mom так разволновалась. Но тут начались странности. Бетти утверждала, что на столе был пустой конверт без подписи, но с личной печатью Михаила, а вот самого письма не было.
– Мне кажется, что ее величество сожгла послание.
– Почему?
– Она лежала так, как будто шла от камина… Но в камине я не увидела остатков письма, сначала было не до того, а потом…
И Беатрис начала снова плакать. Пришлось прижать ее к себе и утешать. Бедная девочка. Я уже понимал, что случилось непоправимое. Я хорошо знаю этот вид доктора Дженнера. Точно так он выглядел и вел себя, когда умирал отец. Потом вышли доктора, и сэр Уильям подтвердил, что шансов на выздоровление нет. Ее величество пришла в себя, но может только открывать глаза и имени своего не помнит… У нее отняло полностью правую часть тела и память, она не разговаривает, увы, даже то, что Дженнер оказался рядом и смог оказать посильную помощь, не спасло mother. Ей осталось несколько дней жизни. Не более того. Врачи, как всегда, ошибались, Виктория протянула еще почти два месяца, самые тяжелые месяцы в моей жизни! Она ушла из жизни 9 мая 1880 года.
А в тот роковой день я закрылся в своих покоях в Букингемском дворце, попросив оградить меня от соболезнований царедворцев. Мне надо было собраться с мыслями. Осознание того, что предстоит взойти на трон, меня как-то выбило из колеи. Я был уверен, что это случится, но не сейчас, намного, намного позже.
Увы, ко мне смог пробиться финансовый секретарь ее величества, Генри Понсонби. Ну, это не удивительно, с его-то гренадерским ростом! Он был доверенным лицом моего отца, подполковником, фактически командовал гвардейским гренадерским полком, шефом которого и был принц-консорт. Генри сражался в Крыму и проявил себя более чем достойно! Он показал себя не только хорошим военным, но и отличным администратором, недаром my mama ввела его в Тайный совет. Он сказал, что имеет сообщить мне нечто сверхважное, предназначенное для весьма узкого круга лиц. К полуночи эти лица собрались в моем кабинете, я же постарался сделать все, чтобы наш разговор не оказался подслушанным. Поэтому разговор происходил не в гостиной и не в кабинете, а в спальне – угловой комнате, в безопасности которой я не сомневался. Довольно странным был состав приглашенных лиц: кроме самого Генри были еще один из лидеров консерваторов в парламенте, Генри Рейкс, молодой политик-консерватор, член Тайного совета лорд Джордж Фрэнсис Гамильтон и еще один сравнительно молодой политик, капитан гренадеров и контролер домашнего хозяйства Хью де Грей Сеймур, граф Ярмут. Ровно в полдень явился еще один человек, которого я ожидал увидеть меньше всего: адмирал Горнби. Но то, что рассказал адмирал, было еще более невероятным, чем его появление в моей спальне! Я долго не мог прийти в себя от такого рассказа. Генри Понсонби поблагодарил адмирала за информацию и попросил оставаться у себя, после чего проводил из моих покоев.
– Насколько обвинения русского царя имеют основания? – сумел я задать вопрос, когда немного пришел в себя.
– Абсолютно точно имеют, – подал голос граф Ярмут. – Есть документы, которые это подтверждают. В том числе финансовые.
– Главный вопрос: имеются ли у русских неопровержимые доказательства нашего вмешательства, или это было блеф? В зависимости от этого можно строить стратегию нашего противодействия противнику, – это вступил в разговор Рейкс, всегда осторожный политик. Иногда слишком осторожный. Но поэтому он и здесь.
– А еще не помешало бы узнать, не блефует ли адмирал. Например, прикрывает свою задницу из-за кронштадтского провала? – это уже снова я спросил.
– Это маловероятно. Репутация Горнби весьма высока, – ответил лорд Гамильтон.
– Сир, адмирал назначил встречу через врача ее величества еще до того, как произошел несчастный случай, он не знал, прочитала королева письмо или нет, и хотел предотвратить это. Хотя мотив был не только забота о здоровье ее величества, ведь он просил Дженнера ехать во дворец, но и предупредить королеву от необдуманных резких поступков. И он не знал, что письмо уничтожено, просто не мог знать!
– Вы убедили меня, сэр Генри. И прошу вас, я еще не король… если есть хоть какая-то надежда, я буду молиться, чтобы матушка выздоровела. Если же мне придется надеть на себя корону, надо понимать, что нам делать? Это ведь ультиматум. У царя хватит золота, чтобы объявить охоту на всю нашу семью. И людей, чтоб это исполнить. Как вы оцениваете его угрозы, господа?