Хватаюсь за маленькую ветку, подтягиваюсь… Она трещит, ломается. Мой громкий крик эхом раздается по всему лесу. Качусь вниз, больно ударяясь обо что-то твердое. Визжу, стону. Спина во что-то врезается.
— Ааааааа! — нечеловеческий крик вырывается из груди, когда хватаюсь за живот.
Острая, режущая боль. Теплота между ног. В меня как будто сотню стрел вонзили.
Разум медленно покидает сознание. Глаза закрываются, а до ушей доносится далекое «Алиса» из уст Тимура, которого я больше никогда не увижу.
Глава 47
Тимур
— Сынок, прекрати! Этим ты ничего не добьешься.
Отец пытается меня остановить, отдирает от закашлявшейся Кати, в шею которой я вцепился мертвой хваткой. Оттаскивает в сторону, как следует встряхивает и долго-долго в глаза смотрит. Меня так и подмывает свернуть шейку этой твари. Руки чешутся. Взор затуманен пеленой гнева и мести. Дышу через раз, дергаюсь, чтобы вновь к ней подобраться. Сравнять с землей.
— Я не собираюсь носить сыну передачки в тюрьму, — орет прямо в ухо, — из-за убийства какой-то дряни.
— Ну почему же сразу дряни, Андрей Семенович? — даже ее голос мерзко режет по нервам. — Я ваша будущая невестка. Возможно и мать ваших внуков.
— Заткнись! Закрой поганый рот, сука! — отец не дает мне сдвинуться с места. — Отвечай, где Алиса?
Молча плечами пожимает и громко хохочет. Аж все косятся на стерву. Наверное, впервые такую сумасшедшую видят.
— На небеса или в ад отправилась твоя швабра, — прикусывает губу, строя из себя соблазнительницу. А мне хочется тут же умыться, чтобы стереть все воспоминания об этой стерве.
— Где похитители?
В домик заходят полицейские. Три молодых человека оглядывают помещение. Утвердительно кивают головой и достают из кармана наручники. Двоих мерзавцев, сидящих с разбитыми носами, тут же забирают, не забыв упомянуть об их правах. Которые, блядь, им не помогут. Уж я об этом позабочусь.
— Екатерина Смолина, вы арестованы, — на суку надевают железные кандалы.
— Что? Нет-нет, это какое-то недоразумение, — в глазах ужас, вся дрожит. Должно быть, одно место сжимается от страха и неизбежности. — Я не… — мотает головой, смотрит на меня с мольбой в глазах. — Я не знаю, где Алиса. Я ей ничего не делала. Я… просто… Вы не имеете права меня арестовывать, — еще смеет возмущаться. Тварь. — У вас нет доказательств.
— Ошибаешься, Катенька, — подхожу к замершей на месте стерве. — На тебя у нас столько доказательств, что хватит на пожизненный срок.
Сглатывает, явно понимая, что я не шучу. Упеку ее за решетку на долгие годы. И ни капли не пожалею. Ведь кроме отвращения она во мне больше ничего не вызывает. Нечего было ей вообще пытаться удержать меня в своей постели. Разбежались бы, не стала бы уходить отсюда в наручниках.
— Тимур, помоги мне, — до плеча дотрагивается. — Я же просто хотела быть с тобой. Чтобы нам никто не мешал. Эту Алису даже пальцем не трогала.
Не выдерживаю. Со всей силы сжимаю ее пальцы, Катя орет нечеловеческим голосом. Наручники бьются друг о друга. Надеюсь, что впиваются в ее нежную, ядовитую кожу.
— Если с Алисой что-то случится, — так и хочется лишить ее кое-чего, — не дай Бог хоть один волос упадет с ее головы, я лично прослежу, чтобы тебе все конечности ампутировали. Без наркоза. На живую.
Плачет. Впервые вижу ее такой беспомощной и жалкой. Как будто бедная, обиженная и несчастная девушка, которую злые дяденьки обидели. Усмехаюсь, отталкивая ее от себя. Будет ее ждать местечко в самой захудалой тюряге. Она заслужила такой «курорт».
— Тимур, — отец бесшумно подходит, кладет руку на плечо и чуть сжимает. — Мои люди прочесывают всю территорию. Мы обязательно найдем Алису.
— А если нет?
Липкое чувство страха разъедает как серная кислота все внутри. Легкие горят, не насыщаясь должным кислородом. Руки дрожат. Голова раскалывается. Сердце в пятки уходит. Если ее не найдут, я никогда себе этого не прощу. Никогда. Стану губителем ее жизни. Не только боль причинил. Убил. Монстр. Чудовище. Правильно меня Марина Петровна называла. Правильно пыталась от дочери отдалить. Я ей лишь несчастья приношу.
— Ты поверил этой суке?! — папа голос повышает, явно замечая меня в некой прострации. — Катя конечно способна на…всякие вещи, но только не на убийство.
— Тогда где она? Где?! — вскрикиваю, со всей дури врезаясь кулаком в стекло.
Не чувствую боли, не ощущаю осколков в руке. Даже на кровь внимания не обращаю. Насрать. Это ничто по сравнению с тем, что испытывала Алиса в последние сутки… или сейчас испытает, когда жизнь уходит из нее, как песок из пальцев. А я здесь торчу. Стою на одном месте и не могу ничего сделать. Лишь жду, когда люди отца нападут на ее след. Сам себя медленно убиваю от ожидания хороших или плохих вещей. Загибаюсь, ощущая себя никчемным бездарем, не способным…
— Слушаю, — отец с кем-то говорит по телефону. — Это точно она? — замираю, готовясь пуститься к ней, вырвать из лап смерти или лечь рядом с ней и… — Алису нашли около автострады. Нам нужно…
Не слышу его. Несусь к машине. Сажусь за руль и как сумасшедший гонщик резко даю по газам. Сердце бьется с неимоверной силой. Адреналин в крови подскакивает до максимальной отметки.
В висках пульсирует невыносимая боль. Горло жжет. Жажда мучает. Сжимаю пальцами руль. Костяшки белеют. Раненная рука начинает саднить. Осколки въедаются в кожу. А я еду еще быстрее. Не останавливаясь. Не теряя драгоценные минуты.
— Алиса! — выскакиваю из машины чуть ли не на полном ходу.
Это она. Лежит на холодной грязной земле. Не шевелится. Одежда разорвана. Босая. Лохматая. Падаю рядом с ней на колени. Из глаз слезы текут, руки дрожат. Мир медленно кружится. Темнота уже наступает.
Нащупываю пульс. Слабый. Она жива. Дышит еле-еле.
Сзади звуки скорой помощи. Чьи-то голоса. Все как в тумане. Двигаюсь как робот. Не осознавая, где я нахожусь. Кто-то помогает подняться. Толкает к машине.
Шум в ушах. Глаза щиплет. Внутренности скручиваются в тугой узел. Минуты тянутся. Время как будто вообще остановилось. Просто все вокруг замерло, сосредоточившись в этой белой машине с красным крестом.
— Быстро в реанимацию! — орет кто-то, толкая каталку дальше по коридору. — У нее сильнее кровотечение. Нужно проверить…
Мотаю головой, избавляясь от транса. Оглядываюсь. Мы уже в больнице. В комнате ожидания. Отец по телефону раздает какие-то указания. Мама Алисы плачет на плече у своего мужа. Не понимаю, как все тут так быстро оказались? Кто им сообщил?
Взгляд на часы. Сколько прошло времени? Час? Два? Пять? А может уже сутки? На ногах еле стою. Голова раскалывается. Желудок предательски рычит. Залпом выпиваю стаканчик кофе, потом еще один и еще. Чуть в себя прихожу. Медсестра предлагает обработать рану. Чисто на автомате позволяю ей к себе прикоснуться.
— Придется в повязке походить несколько дней, — взгляд расфокусирован. Мне на себя пофиг. Главное Алиса. — Обрабатывать мазью после…
— Вы родственники Алисы Задорожной?
В комнату заходит врач, снимая белую маску. Подрываюсь с места, всех расталкивая. Пытаюсь по лицу прочесть его реакцию. Молчит. Медлит. Сукин сын.
— Как моя дочь? — Марина Петровна тихо всхлипывает.
— Состояние стабильное. Но пока еще очень тяжелое, — прокашливается, глядя на меня. Кровотечение удалось остановить и… кто знает какой у нее срок?
— Что? — удивленно спрашиваю, слыша, как мама Алисы охает за моей спиной. — Какой еще срок, док?
— Алиса беременна.
Глава 48
Тимур
— Я… не знаю, — новость о ее беременности еще никак не может сформироваться моем мозгу.
Ребенок. Я стану отцом. Алиса, моя милая девочка, ждет чудо. Наше чудо.
— Доктор, — голос ее матери дрожит. — вы должны знать, что прошлая ее беременность закончилась смертью малышки, — сердце кровью обливается, стоит ей обо всем вспомнить.
Алиса. Одна. В чужой стране. На операционном столе. Испытывает адские муки. А я… я упиваюсь в хлам. Трахаю баб. Живу как подонок, даже не собираясь ее разыскивать.
— Мы проведем все необходимые анализы. А пока, — грустно вздыхает. — остается только ждать.
Слышу хлопок двери. Как выстрел из пистолета. Смертельный.
— Если с моей дочерью что-то случится, я обрушу небо на твою сраную голову, Воронцов.
Марина Петровна машет перед моим лицом кулаком, наровясь в любой момент врезать мне по лицу. Слезы текут из ее глаз, а я даже не в силах утешить маму своей любимой девушки. Она не подпустит к себе близко. Да и к Алисе возможно тоже.
Места себе не нахожу. Мечусь по комнате как загнанный зверь. Я тут один на один с ее родителями. Отец вышел поговорить с кем-то по телефону. Должно быть следит за новостями из полиции.
— Марина, тебе нужно успокоиться, — Михаил Алексеевич крепко прижимает жену к себе и гладит по голове. — С Алисой все будет хорошо. Она сильная девочка. Со всем справится.
— А если она не выдержит? Если не перенесет эту беременность? — сглатываю застрявший в горле ком. — Ты же помнишь, что с ней было 5 лет назад. Как я вытаскивала ее из скорлупы, как к жизни возвращала. И кто был тому причиной, — взгляд, полный ненависти, обжигает. — Алиса любила, а ей безжалостно сердце…
— Марина Петровна, все не так, как…
— Заткнись! — перебивает. — Заткнись, мерзавец! — подбегает, тычет пальцем в грудь, мысленно уничтожая. В ад бросая, хотя я и так там. — Ты наигрался с ней, наобещал светлого будущего, а потом бросил. Выкинул как старый башмак. Пошел трахать баб вместо того, чтобы рядом с беременной девушкой быть. Чтобы поддерживать ее в самую трудную минуту.
— Я не знал, что Алиса беременна, — внутри все сжимается. — Тогда бы… тогда… — хочется волосы рвать на голове от безысходности и отчаяния.
— С ней бы ничего не произошло, не появись ты вновь в ее жизни. Моя девочка сейчас страдает там, — показывает пальцем на реанимацию. — И все по твоей вине. Опять! — ее трясет, шатает. Михаил помогает ей сесть, передает стакан воды и укоризненно качает головой. — Как только она поправится, мы увезем ее, — делает большой глоток. — Я не позволю тебе даже близко к ней подойти. Ты приносишь несчастья.