Что?!
– Паша! – возмущенно воскликнула я. – Я тебя покусаю. Ну кто так делает?
– Кусай, моя девочка. Таких эротических игр между нами еще не было, – усмехнулся Паша.
***
– Ну и как тебе фильм? – спросила я Пашу, выключая ноутбук.
После сытного ужина я настояла на том, чтобы посмотреть вместе что–нибудь. Хоть ужасы, если Паша будет против мелодрам. И тут мужчина меня удивил: он, оказывается, в последний раз смотрел фильм год назад и то какой–то документальный на благотворительном вечере. Как можно не смотреть кино? Особенно такие культовые, как “Интерстеллар”, “Вечное сияние чистого разума”, “В погоне за счастьем”? Я решила приобщить Пашу к искусству, и мы начали с “Интерстеллар”.
– Неплохо, – признал мужчина. – Но мне не понравилось кое–что.
– Что? – я даже вперед подалась. Что могло ему не понравиться в этой картине? Мне кажется, она идеальна.
– То, что ты плакала, – он сжал мои пальцы, поднес к губам и поцеловал.
Вот как не превратиться в лужицу? Кажется, мне уже поздно спрашивать – я уже растеклась от его слов и нежности.
– Ну, я считаю, что фильмы, которые вызывают смех, слезы, ярость, почти шедевральны. Потому что режиссер и актеры справились со своей задачей – вывести на эмоции, устроить резонанс в душе. И, что самое удивительное, я отметила, что при просмотре таких кинокартин переживаешь за героев каждый раз, даже если знаешь ее наизусть, – немного замолчала, думая, делиться ли сокровенным, а потом решилась: – Хотела бы и я вот так жить вечно. В памяти людей, на дисках, на постерах, а не забыться сразу после премьеры…
– У тебя получится. Если не с первого фильма, так со второго. Все мечты имеют возможность сбыться, но для их реализации нужны время и труд.
– Спасибо, – улыбнулась, не зная, как еще, кроме слов, выразить ту волну благодарности, что меня захлестнула. – Спасибо за все.
– Спасибо за то, что ты рядом, – ответил Паша.
Мне этот момент захотелось остановить, запечатлеть в своей памяти так, чтобы если закрывала глаза – впадала в него, в этот миг, где мне так хорошо, где тепло. Чтобы потом, когда будет холодно, плохо и на душе ливень из непролитых слез – просто вспомнить. Из ненужной превратиться в самую необходимую, из обычной – в то, без чего жить невозможно, в самое ценное и сокровенное. Чтобы одеться снова в его любовь из воспоминаний, если она со временем угаснет в настоящем.
Хочу устроить внутри себя галерею, где будет только он.
– Кстати, Малеев мне говорил, что вы уже почти все сняли, – продолжил Паша как ни в чем не бывало.
– К сожалению, – кивнула. – Жалко прощаться со съемочной группой. Я даже к Руслану привыкла, хотя он меня все равно выводит из себя.
– Не говори о нем, – поморщился Левич. – Я очень ревнивый, у меня сразу руки чесаться начинают – хочется ласково… В общем, давай лучше выпьем. У меня как раз есть вино для этого случая.
– Я не пью, – покачала головой я. – Но от сока не откажусь.
– Давай хотя бы по бокалу? Это вино не пьют в одиночку.
А я взяла и сдалась. Не стану отрицать – мне было еще интересно узнать, что за вино такое, что пьется только в компании.
Паша сам принес бутылку и два фужера. На вид бутылка была самой обычной, а вот этикетка на ней сразу же привлекла мое внимание. Если название “Petrus” мне ничего не говорило, то вот дата изготовления… В тысяча девятьсот восемьдесят девятом году мои родители только познакомились и даже не думали еще о детях – обо мне и Дарине.
– Паш, а ты уверен?.. – спросила, наблюдая за тем, как мужчина ловко открывает бутылку.
– Как никогда в жизни, – совершенно серьезно ответил он.
– Это вино меня старше! – выдохнула я.
– Не развивай у нас с ним комплекс, – отмахнулся он. – Я тоже тебя старше.
– Черт… – простонала, взяв в руки бокал с темно–рубиновым напитком, который мне Паша протянул.
– Выпьем за то, что все хорошо, – мягко улыбнулся мне мужчина. Самый лучший мужчина на свете.
И я выпила. Причем выпила целый фужер! Сама не заметила, как умудрилась, потому что вино оказалось шикарным – с насыщенным фруктовым вкусом и долгим пряным послевкусием. Конечно, волшебные ощущения, но после мне будет не очень волшебно – с алкоголем я не очень дружу из–за того, что пьянею быстро. Даже от глотка. Хотя… Я уже пьяна. От своего мужчины.
– И как тебе? – привлек мое внимание Паша. – Будешь еще?
– Невероятно. Ничего вкуснее не пила. А послевкусие… Но больше не буду. Я уже хмельная.
Отложила бокал на комод и нагло устроилась у Левича на коленях. Мне вдруг захотелось почувствовать его тепло, его дыхание, а еще – вкус вина на его губах. На его губах напиток наверняка слаще и сочнее.
– Поцелуешь меня? – шепнул Павел. Кажется, мы думали об одном.
– С радостью…
И правда. Сладко. Сочно. Терпко. А аромат ликера и шоколада горчит на языке.
– Какая же ты… – он стонет мне в рот, и я загораюсь. Пылаю. Желаю. Хочу.
Хочу прижаться к его голой коже, хочу почувствовать ее жар, хочу стать с ним одним целым. До дрожи, до звезд в зажмуренных глазах хочу его.
– Тише, малыш, – Паша отстранился от моих губ, но ладони от моего лица не убрал.
Он на меня смотрит потемневшими глазами, тяжело и рвано, будто бы пробежал марафон, дышит и… И все смотрит на меня. И я под этим взглядом полностью обезоруженная, с обнаженной душой и развороченными чувствами. Я такая его. Без остатка.
– Разденься для меня.
Я сама не понимаю, как вдруг озвучиваю свое спонтанное, но сейчас самое яркое желание. Хочу коснуться его кожи, провести по ней губами, оставить на ней свой след, чтобы и он знал – теперь он мой. Я отдаю себя, только взамен беру его. Не могу иначе. Иначе задохнусь в нем, растворюсь и перестану быть. Я хочу почувствовать, увидеть, что между нами нет преград даже в виде ткани, что мы настолько близко, как близко к друг другу секунды, соединяющиеся в минуты.
– Девочка моя… – полустон–полушепот в губы вызвал во мне целую кучу мурашек, которые отдались потом по внутренностям током. – Как же я тебя хочу…
Я зажглась от одного его голоса, от одной интонации у меня в животе зажегся пожар. К образовавшемуся огню уже летели глупые бабочки, не боясь опалить крылья. Кажется, они уже оделись в броню, зная, как со мной, их хозяйкой, сложно и непонятно.
А поцелуй же – глубокий, жадный, которым он пил меня, будто странник, давно плутавший по смертельной Сахаре, внезапно увидел оазис, и теперь не мог наглотаться прохладной родниковой воды, не мог оторваться от нее, потому что боялся – вдруг снова мираж? И если он сейчас поднимет голову, чтобы вдохнуть воздуха, самое дорогое сокровище обратится в песок и покроет горячие дюны. Я ему отвечала не с меньшим запалом, кусая его губы, языком касаясь его зубов, его языка, вновь кусая почти до крови его губы, возвращая стон ему в рот. Я целовала его и, цепляясь за сильные плечи, чтобы не утонуть в нем, говорила своими действиями “я твоя”.
Я первой оторвалась от его губ и, не стыдясь своих желаний и вообще ничего, сказала:
– Хочу тебя целовать. Везде. Хочу.
Любить – не стыдно. Стыдно не показывать любовь.
– Разденься для меня.
Паша послушался: расстегнул пару пуговиц на рубашке, а потом, словно бы устав от этого нехитрого занятия, потянул ткань, отрывая пуговицы прямо с “начинкой”. Сдернул ее с плеч, и я провела ладонью уже по обнаженной коже, под которой чувствовались литые мышцы. Почувствовав, как сильнее он напрягся, улыбнулась и провела уже ногтями, оставляя на бронзовой коже красный след.
Паша выдохнул сквозь зубы, сжимая ладони в кулак.
Я же наклонилась и медленно, будто бы давая ему возможность остановить меня, прижалась уже губами к его шее. Хотя черта с два я остановилась бы. Не сейчас. Не сегодня. Не в этой жизни.
Поцелуем прошлась по ключице, а потом языком по кадыку, чтобы потом прикусить кожу чуть ниже.
– Дьявол! – прошипел мой мужчина, когда я втянула кожу на чувствительном участке шеи, где бьется пульс, – она у него чуть солоноватая, пахнущая гелем для душа, одеколоном и его неповторимым ароматом, от которого мне сносит крышу напрочь. Хотя вру. Мне от него всегда сносит крышу. Я его сумасшедшая, потерявшая голову от его искренности и от его душевной красоты.
– Болит? – с самой лукавой улыбкой спросила, подув на засос. Посмотрела на дело своих губ и заметила: – Тебе очень идет. И я как представлю, что его увидят все… Увидят, что ты мой.
Паша стремительно прижал меня к своему ставшему каменным телу, и я не без удовольствия отметила то, как ширинка его брюк увеличилась, обрисовывая контур возбужденной плоти.
– Не делай так, – простонал он мне в волосы.
– Так? – прижалась к нему снова, поерзала, чтобы…
– Даша! – почти рык. Звериный, но мне не страшно, а так упоительно–сладко, что делаю это снова и снова.
Я не знала, что от прикосновений может сносить крышу, что от них может гореть кожа, пульсировать удовольствием. Я не знала, что низ живота от них будет сводить приятной тягучей болью.
Я не знала, что быть с желанным и любимым мужчиной – восхитительно.
ГЛАВА 29. ДАРЬЯ. ВСЕ ХОРОШЕЕ РАНО ИЛИ ПОЗДНО ЗАКАНЧИВАЕТСЯ
– Запомни, как ты меня любишь сейчас, – прошептала она. – Я не прошу тебя всегда так меня любить, но прошу помнить этот миг.
(с) Фрэнсис Скотт Фицджеральд
День начался очень хорошо.
Мы с Пашей позавтракали вместе, а потом он сам на машине довез меня до детского дома – я вчера обещала мальчикам, что с утра приеду. К сожалению, со мной внутрь не пошел – ему внезапно позвонили, чтобы разрешить какую–то проблему, но мужчина шепнул, что подождет и отвезет на локацию. Окрыленная его заботой, не побежала, нет, я полетела в здание приюта.
– Даша! – ко мне со всех сторон бросились малыши. Я их всех переобнимала. Как же мне этого не хватало!
– А у мня луб упал, – глотая звуки и улыбаясь во весь рот, радостно сказал Мишка.