всем американцам – платить полную стоимость. Это повышение доходов не только сработает на более эффективную экономику и значительно сократит бюджетный дефицит, но сократит также и неравенство. Именно потому эти простые идеи не были на переднем крае в бюджетных дебатах. Поскольку многие из 1 процента получают бо́льшую часть своего дохода от секторов, щедро одариваемых государством, – от нефти, газа и другой деятельности, загрязняющей окружающую среду, от субсидий, скрытых в налоговом кодексе, от способности получать наши национальные ресурсы дешево, от тысячи специальных уступок, которые даются финансовому сектору, – эти предложения не являются точкой фокуса для стандартного плана по сокращению дефицита.
Точно так же, как мы можем создать налоговую систему, которая не только даст в бюджет больше денег, но и усилит эффективность экономики и равенство, точно это же работает и в отношении государственных расходов. В главе второй мы видели роль ренты в увеличении доходов наверху и отметили, что некоторые ренты – это просто подарки от государства. В более ранних главах я описал важные функции, которые нужно осуществлять государству. Одна из них – социальная защита: помощь бедным и предоставление страхования для всех американцев, когда частный сектор не может делать это адекватно или на разумных условиях. Но пока в прошлые годы некоторые программы улучшения благосостояния для бедных сокращались, то, что мы описали в главе шестой как «корпоративное благосостояние» (субсидии корпорациям), возросло.
Конечно, в какой бы форме и когда бы предложения по сокращению или отказу от субсидий (скрытых или явных) ни высказывались, получатели этих субсидий пытаются защищать их как то, что осуществляется в общественных интересах. Определенная ирония здесь заключается в том, что многие из этих корпораций и получателей государственной щедрости одновременно выступают против государственных расходов – за малое вмешательство государства. Это в человеческой природе – суждения о справедливости формируются исходя из собственных интересов. Такое влияние может быть, по факту, подсознательным. Но так или иначе, и мы это неоднократно наблюдали, эти субсидии и усилия по их получению искажают нашу экономику и нашу политическую систему.
В следующем разделе мы объясним, как, урезая эти субсидии и тратя деньги на другие цели, мы можем на самом деле увеличить занятость584.
Квадратура круга: стимулирование экономики в эпоху бюджетного дефицита и неадекватного спроса
Если бы экономика была на уровне полной занятости, мы бы сфокусировались на эффектах «стороны предложения» от реформы налогового кодекса и программ расходов, реформ, наводящих порядок в статистике и учете корпоративного благосостояния, которые снизят искажения, а значит, повысят продуктивность и ВВП, что, по существу, равно сбору бо́льших бюджетных доходов.
Сегодня, однако, правые выступают адвокатами любопытной комбинации, играя понятиями «спрос» и «предложение». Утверждается, что сокращение дефицита бюджета восстановит уверенность в стране и её экономике и потому будет позитивным, но при этом и сокращение налогов улучшит эффективность экономики, так как передаст деньги в руки тех, кто может их хорошо потратить. Между тем очевидно, что если дефицит понижается одновременно с понижением налогов, то это не может быть ничем иным, кроме как значительным сокращением бюджетных расходов. И по-настоящему это план – сократить государство. В самом деле, желание большинства правых защитить военные расходы обернется тем, что во всех программах, представляющих собой невоенные расходы – образование, исследования и инфраструктура, – желательны очень серьёзные сокращения, эти программы будут просто распотрошены.
Но этот план не только подорвет будущий рост страны; он усилит текущий экономический спад. В этом разделе я объясню, как государство может простимулировать экономику, сохраняя фокус своего внимания на национальном долге, и как план правых практически точно будет катастрофичным.
Государство может одолжить сегодня, чтобы инвестировать в будущее – например, обеспечить качественное образование для бедных и среднего класса американцев и развить технологии, которые повысят спрос на квалифицированную рабочую силу в Америке, и одновременно защитить окружающую среду. Эти инвестиции с высокой отдачей улучшат бухгалтерский баланс страны (который одновременно рассматривает активы и обязательства) и привлечет отдачу более чем адекватную, чтобы выплатить по очень низкой ставке, по которой страна может одолжить. Весь хороший бизнес всегда заимствует, чтобы профинансировать расширение. И если бизнесмены имеют высокоэффективные инвестиции и сталкиваются с низкими издержками капитала – как это происходит сегодня в Соединённых Штатах, – они занимают свободно.
Соединённые Штаты находятся в особенно хорошей позиции, чтобы следовать этой стратегии, потому что, во-первых, отдача от государственных инвестиций весьма высока (ведь в предыдущие четверть века инвестиции были недостаточны), и, во-вторых, потому, что они могут занимать дешево на долгий срок. К несчастью, особенно среди правых (но даже, кстати, среди многих в центре), дефицитный фетишизмнашел почву. Рейтинговые агентства – которым по-прежнему доверяют, хотя их деятельность в прошлые десятилетия была невероятно плоха – присоединились к борьбе, понизив рейтинг долга США. Но тестирование качества долга – это премия за риск, которую требуют инвесторы. На момент сдачи этой книги в печать существует спрос на казначейские векселя США по процентным ставкам около нуля (и, в реальных терминах, негативный).
Хотя дефицитный фетишизм не может быть оценен на основании экономических принципов, это может стать частью реальности. Стратегия инвестирования в будущее страны в среднесрочном или долгосрочном периоде может сократить национальный долг; но в краткосрочном периоде государству придется занимать, а те, что под влиянием дефицитного фетишизма могут спорить, утверждают, что делать это – неосмотрительно.
Существует другая стратегия, которая может стимулировать экономику, даже если существует настойчивое убеждение, что сейчас дефицит не увеличивается; она основана на долгоиграющем принципе, называемом мультипликатором сбалансированного бюджета. Если государство одновременно повышает налоги и увеличивает расходы – так, что текущий дефицит остаётся неизменным, – экономика стимулируется. Конечно, сами по себе налоги замедляют экономику, но расходы стимулируют её. Анализ однозначно показывает, что стимулирующий эффект куда выше, чем эффект сокращающий. Если повышение налогов и расходов тщательно продумано, рост ВВП может в два или три раза превысить рост расходов585. И пока дефицит остаётся неизменным – по предположению, – национальный долг уменьшается в среднесрочном периоде, поскольку появляются повышенные налоговые сборы от повышенного роста.
Существует последний способ квадратуры круга – стимулирование экономики внутри границ долга и дефицита, – что работает, даже если государство не может увеличить его общий размер. И тогда те реформы, что мы обсуждали в предыдущих разделах, становятся особенно актуальными.
Мы можем взять преимущество в степени, в которой разные налоги и расходы стимулируют экономику, тратя больше на программы, имеющие бо́льшие мультипликаторы (где каждый потраченный доллар производит больше общего ВВП), и меньше на программы, имеющие маленькие мультипликаторы. При этом повышая налоги от источников с низким мультипликатором и сокращая налоги на тех, что с более высоким мультипликатором. Деньги, потраченные на оплату иностранных подрядчиков в Афганистане, не стимулируют американскую экономику; деньги, потраченные на выплату пособий по безработице (для давно безработных), стимулируют просто потому, что эти люди намерены тратить каждый доллар, данный им. Повышение налогов на очень богатых понижает расходы примерно на 80 центов от доллара; понижение налогов для низших классов повышает расходы почти на 100 центов от доллара. Поэтому создание налоговой системы более прогрессивной не только сокращает неравенство, но и стимулирует экономику. «Экономика просачивания» вверх может работать, тогда как вниз – не может.
Кстати, и богатые могут получить выгоду от возросшего ВВП, в некоторых случаях даже достаточно, чтобы покрыть возросшие налоги, которые они должны платить. Поскольку государственные программы, повышающие ренту (будь то чрезмерная оплата при государственных закупках, субсидии для богатых фермеров или корпоративное благосостояние), идут непропорционально верхушке, сокращения в них – с деньгами, которые идут на повышение инвестиций и улучшение социальной защиты – повысят равенство, эффективность и рост; и в текущей ситуации вся экономика также стимулирована.
Греческий фактор
Разворачивающийся долговой кризис в Греции, и другие проблемы по всей Европе, вселил страх долга во многих областях. Многие люди, которые смотрят на европейский кризис, видят его как подтверждающий их предубеждения: это, мол, то, что происходит, когда существуют высокие налоги и национальный долг, а также излишне щедрая система благосостояния для низов. Но такая интерпретация того, что происходит в Европе, просто неверна. Существуют сильные различия между ситуацией в Греции (и ситуацией в других европейских странах) и ситуацией в Соединённых Штатах – различия, возникающие из денежной системы.
Грецию можно обвинить в чрезмерных расходах – опять же, некоторая вина лежит на финансовом секторе; один из американских банков помогал предыдущему правительству скрывать финансовое положение как от граждан, так и от Евросоюза, используя деривативы. Но другие страны, находящиеся в кризисе, не могут быть обвинены в финансовой расточительности: Ирландия и Испания имели профицит перед кризисом.
Одно из самых больших различий между Соединённым Штатами и Грецией (и другими странами) заключается в том, что пока другие страны занимают деньги в евро, над которым они не имеют прямого контроля, долг США определен в долларах – и Соединённые Штаты контролируют печатные станки. Именно поэтому понятие, что Соединённые Штаты объявят дефолт (как предполагает одно из рейтинговых агентств), граничит с абсурдом. Конечно, существуют некоторые шансы, что для того, чтобы выплатить долги, потребуется напечатать столько долларов, что они не будут стоить много. Но эта проблема – инфляция, а в настоящее время рынки не думают об инфляции как о значительном риске. Можно сделать вывод об этом из очень низкой процентной ставки, по которой государство должно выплачивать свой долгосрочный долг, а даже более из того, что оно должно платить по облигациям, защищенным от инфляции (или, более точно, – разницы между отдачей от обычных облигаций и облигаций, защищенных от инфляции). Сейчас рынок может быть неправ, но рейтинговые агентства, понижающие позиции Соединённых Штатов, должны объяснить, почему рынок неправ и почему они верят в то, что существует более высокий риск инфляции, чем верят рынки. Ответы могут не последовать.
До введения евро Греция занимала деньги в драхмах. Сейчас она занимает в евро. Впрочем, отличие Греции от США не только в том, что она занимает деньги в евро, но ещё и в том, что контроль центрального банка принадлежит Европе. Соединённые же Штаты знают, что покупать государственные облигации будет ФРС. Греция даже не может быть уверена, что Европейский Центробанк будет покупать греческие облигации, которые принадлежат их собственным банкам. Фактически, Европейский Центробанк продолжает угрожать не покупать суверенные облигации стран еврозоны, пока они не будут делать то, что он им говорит.
Правая альтернатива
Европейский кризис – не случайность, но это не вызвано излишними долгосрочными долгами и дефицитом или государством «благосостояния». Это вызвано чрезмерной программой сокращения расходов – урезанием государственных расходов, что предсказуемо привело к рецессии 2012 года – и ущербным валютным механизмом, евро. Когда евро был представлен, наиболее незаинтересованные экономисты были скептичны. Изменения валютного курса и процентных ставок критически важны для помощи экономике страны приспособиться к переменам. Если все европейские страны были потрясены одинаковым шоком, то единая регулировка обменного курса и процентных ставок сработала бы для всех. Но разные европейские экономики переживали разный шок. Евро отменило два регулировочных механизма и не предложило ничего взамен. Это был политический проект; политики считали, что общая валюта сблизит страны, но внутри Европы не было той сплочённости, которая обеспечила бы то, что нужно было сделать, чтобы евро заработал. Единственное, в чем все страны зоны евро согласились, – так это чтобы не иметь слишком больших бюджетных дефицитов и национальных долгов. Но, как убедительно показали Испания и Ирландия, этого было недостаточно. В течение нескольких лет была надежда, что политический проект будет завершен. Но, когда все было хорошо, не было момента, чтобы продвинуться дальше; а после кризиса, который повлиял на разные страны по-разному, не было желания. Страны могли согласиться только потуже затянуть пояса, что привело Европу к вдвойне усиленной рецессии.
Среди европейских стран, дела которых идут лучше всех, – Швеция и Норвегия, с их сильными государствами благосостояния и большими правительствами. Но они выбрали не присоединяться к евро. Британия не в кризисе, хотя экономика на спаде: она тоже выбрала не присоединяться к евро, но решила последовать программе сокращения расходов.
К сожалению, многие члены конгресса хотят, чтобы США присоединились к той самой «программе сокращения расходов и государственного вмешательства» – и урезать налоги и расходы. Мы видели, как сбалансированное повышение налогов и расходов стимулирует экономику. По той же причине сбалансированное сокращение расходов и налогов приведёт к сокращению экономики. И если мы пойдем дальше, как хотят того правые, сократим расходы ещё больше, в героической, но, возможно, бессмысленной попытке сократить дефицит, ущерб будет ещё больше.