— Давай сюда. — Я киваю птичке на диван.
Она заметно волнуется, но повинуется молча. В полулежащем положении осторожно кладет свои ноги на мои колени и затаивает дыхание, пока я снимаю ее произведение искусства. Ловко обрабатываю ее ранки и аккуратно забинтовываю.
— Ух ты! Учился в медицинском?
— Если бы. Жизнь всему научила.
— Ты был ранен?
И не раз, птичка. А с каждой царапиной к врачу не побежишь, особенно если она оставлена шальной пулей.
— Готово. — Спускаю ее ноги на пол, пока не сорвался и не раздвинул их. — Можешь занять спальню. Там тоже есть телек. Кровать удобная. Чистое постельное белье в шкафу.
— Спасибо, — бормочет птичка, натягивая носки и поправляя халат.
— Давно твой бывший работает на Чеха? — спрашиваю я, когда она уже встает.
— На кого? Босс, я не знала, с какими лицами он был связан, даже когда мы были женаты. А с кем сейчас бандитствует, и подавно не знаю.
Коньяк окончательно заспиртовывает мои мозги. Подорвавшись с дивана, я пригвождаю птичку к стене и блокирую ее движения. Она вздрагивает, но не дергается. Привыкает к неожиданностям, значит.
Моя ладонь, зажив своей отдельной жизнью, сжимает ее шею, и я, как завороженный, смотрю на ее разомкнувшиеся губки. Будь проклята эта ведьма за то, какая она сладкая и одуряющая. Я с ней либо голову потеряю, либо сдохну.
— Б-босс, — шепчет она, ладонями упершись в мою грудь, — ты задушишь меня.
— Почему ты не воспользовалась телефоном и пушкой, пока я был в ванной? — спрашиваю я, не зная, что именно хочу услышать в ответ.
— Струсила.
— Ты? Струсила? — усмехаюсь я, разжимая пальцы, но не убирая их с ее тонкой горячей шеи. — Да ты же ходячая опасность, птичка.
Она опускает ресницы, протяжно выдыхая своим соблазнительным ротиком.
— Мой побег поставит крест на остатках твоих отношений с Шаманом. Если он убьет тебя, то кто будет рядом с Егором, когда он вернется? — Она снова поднимает лицо, взглянув мне в глаза и приковав мои ноги к полу. — Я не знаю твоего брата, но мне кажется, вы были очень близки.
Выбравшись из моих тисков, Ева оставляет меня в одиночестве, на прощание пожелав лишь спокойной ночи. А я упираюсь ладонями в стену и стекаю по ней на пол.
Глубоко же ты ковырнула, птичка. Очень глубоко.
Глава 16. Ева
Всю ночь я просыпаюсь от чрезмерно буйных снов, в которых снова и снова вижу обнаженного Люкова, будто выточенного из камня. Удивительно, как при таких деньгах и власти он не забил на свое тело. Девушки, бесспорно, перед ним и так штабелями падают. Однако он следит за собой, обзаведясь всеми присущими спортсмену кубиками.
Мне не следует думать о нем. Я должна презирать его. А перед глазами его смуглый торс, по рельефам которого стекают капельки воды, его мощные руки то и дело пригвождают меня к стене или кровати, а темные глаза буравят, высасывая душу. Настоящий дьявол в человеческом обличии, пробуждающий сексуальный голод в моих некормленых мыслях.
Стук в дверь окончательно пробуждает меня на разворошенной кровати.
— Птичка, нам пора!
Спешность Люкова заставляет меня шевелиться. Пока он укомплектовывается, что-то доставая из сейфа и складывая в сумку, я одеваюсь в майку и джинсы, которые приходится подвернуть.
Я понимаю, почему мы так торопливо удираем. Шаман выяснил, где мы скрываемся, и возможно, уже сейчас заряжает пулемет, направленный на окна шестнадцатого этажа.
Сумку Люков закидывает на заднее сиденье, а мне велит садиться вперед и наказывает пристегнуться, хотя сам пренебрегает этим правилом.
Сегодня он не злой, а скорее какой-то задумчивый и невыспавшийся. Пожалуй, это нас объединяет.
— Куда мы едем? — спрашиваю я, опуская козырек перед собой.
Люков тоже морщится от яркого солнечного утра, но слишком сосредоточен на дороге, перестраиваясь из одной полосы в другую, чтобы избежать пробок в час пик. Водитель он ловкий. Явно не один раз приходилось участвовать в погоне и маневрировать.
— К Кэпу.
Ну вот, наконец-то я познакомлюсь с этим загадочным Кэпом и поблагодарю его за то, что мне жизнь спас.
От мысли, что Люков мог убить меня, становится тошно. Выходит, он мой потенциальный убийца, а я бегу с ним едва ли не на край света, вверяю ему свою жизнь и даже помогаю ему в преступлениях. Не представляю, как объяснюсь перед отцом, когда все кончится… Если кончится…
Мы выезжаем из города, и на магистрали Люков прибавляет скорости, фактически разгоняясь максимально допустимо. По пути мы останавливаемся лишь раз — пополнить бак на заправке и купить воды. А спустя еще два часа въезжаем в неизвестную мне деревню.
Она не из тех, которые в народе называют «пьяными». Близость к городу благоприятно влияет на здешнюю жизнь: особняки с большими гаражами, высокими заборами и видеонаблюдением. В центре — магазины, школа, детский садик, библиотека, клуб, банк. Здесь мы еще раз останавливаемся: Люков пополняет баланс телефона. И едем в тихий переулок, где паркуемся возле двухэтажного особняка с черепичной крышей и коваными воротами.
Залаявшая где-то в глубине двора собака заставляет хозяина встретить нас. Высокий, не утративший с годами прямой осанки и развернутых плеч старик поправляет кепку, несколько хмуро взглянув на вышедшего из машины Люкова. Его серая рубашка местами мокрая, а на брюках древесные опилки. Он явно был занят каким-то плотницким делом, когда мы потревожили его, свалившись как снег на голову.
— Ты вроде говорил, что твоей ноги больше здесь не будет, — говорит он Люкову.
Тот отчасти виновато смотрит в сторону и со вздохом отвечает:
— Ты тоже говорил, что не выдашь сучку Егора.
Старик секунду медлит и переводит взгляд на меня. Есть в нем что-то знакомое — то, что я уже видела в ком-то другом. Колючесть карих глаз. Вроде смотрит по-доброму, а хочется избежать этого взгляда. Уверена, в молодости он давал жару, смущая девушек.
— Действительно похожа, как Санька и сказал, — вдруг произносит он.
Какой Санька, думаю я? Вроде нет знакомых с таким именем.
— Фаза, — поясняет мне Люков, словно мысли прочитав. — Или ты думала, что это его имя?
— Ну и насколько плохи дела твои, что соизволил навестить старика? — спрашивает хозяин.
— Я что, просто не могу приехать в сауне отдохнуть? — Люков достает сумку из машины и перекидывает ее через плечо.
— Можешь. Если дров наколешь, — усмехается старик, шире открывая калитку, этим жестом приглашая нас к себе домой.
Люков пропускает меня вперед, и я вхожу в просторный ухоженный двор, где чувствуется умелая заботливая рука: клумбы, беседка, глиняные садовые фигурки, фонтанчик, вымощенная камнем дорожка, ведущая к крыльцу-террасе.
— А тачку-то в гараж загнать можно? — интересуется Люков, встав у меня за спиной.
— Сначала девушку представь. — Старик хоть и вынимает ключи из кармана штанов, но Люкову их не дает.
— Это Ева. Ева, это Кэп. Или Артем Никитич, как его величают те, кто знает о его военном прошлом.
Бывшие военные в связи с русской мафией? Чего только не узнаешь, пока живешь.
Я натянуто улыбаюсь старику, не зная, что сказать, чтобы не обидеть. Ведь здесь, похоже, нам с Люковым придется отсидеться.
— Вы, Евочка, не стесняйтесь, — улыбается Кэп, кивая мне на свой особняк. — Будьте как дома. Все-таки не у чужих людей. — Он бросает Люкову ключи и берет у него сумку. — Я ж родной дед этому обормоту.
Глава 17. Люков
Не дрова колоть я сюда приехал, но махать топором — самый безопасный способ выпустить пар.
Пока Кэп рассказывает птичке, как его единственная дочь из дома сбежала, чтобы за бандита Люкова замуж выскочить, я разрубаю полена, представляя, что это Шаман, Фара, Леся Шумейко — кто угодно, лишь бы отвлечься.
Гребаное солнце печет нещадно, и я обливаюсь по́том, заползая в беседку, где птичка потягивает холодный домашний лимонад, с интересом слушая Кэпа. Сдергиваю с себя рубашку и, вытерев ею лицо, швыряю на скамейку. Птичка снова отводит взгляд в сторону. Ее щеки розовеют, а зубки закусывают нижнюю губу. Лучше бы она этого не делала. При мне рискованно обнажать свои потаенные желания, я же могу на практике показать, как малоискушенных девушек предают их тела.
— Рассказывай! — Я сажусь за стол, наливаю себе стакан лимонада и закуриваю. — Я знаю, что ты все это время поддерживал связь с Шумейко. Почему?
Кэп дергает уголком губ, тянется за сигаретой, но не поджигает ее, а просто крутит пальцами. Старик давно бросил курить. Похоже, так ему легче снова не начать.
— Почему Егор скрывал Лесю от тебя? Знал, что из-за репутации ее матери ты и эту девочку в аферистки запишешь.
— Она тянула из него деньги, — рычу я.
— Влад, давай не будем повторять наш последний разговор. Ты не слышишь меня, потому что не хочешь. Егор сам тратился на Лесю. Она даже мне жаловалась, что надоели его дорогие подарки, не хочет быть купленной.
— Но удивительным образом бросила его именно тогда, когда я заблокировал его карты.
— Да с чего ты взял, что она его бросила?! — повышает голос Кэп, и птичка сжимается, явно чувствуя себя лишней в этой беседе. — Ты что-то себе нафантазировал, чтобы снять вину с себя. Я же просил вас не занимать место своего отца. Егор послушал, ты — нет. Это ты испортил ему жизнь. Из-за тебя он держал в тайне свою личную жизнь, потому что опасался за Лесю. Посмотри на себя, Влад. Ты бежишь от какого-то негодяя. Она, — он указывает на птичку, — может погибнуть. Из-за тебя! Не знаю, одумаешься ли ты когда-нибудь, но боюсь, как бы ни стало слишком поздно. Замараешь руки в крови — и вовек не отмоешься. Это тебе человек воевавший говорит.
Не хочу больше это слушать. Жажда мести ослепляет, красными пятнами мелькая перед глазами. Хорошо эта Шумейко Кэпа обработала. Знала же, что приду за ее подлой душонкой, так защитника себе нашла. Сука!
— Извините, а где у вас туалет? — тихонько спрашивает птичка, целясь разрядить атмосферу.