Но ещё более мне было важно, чтобы он читал мои эмоции. Чтобы по глазам и интонации понял, что предложение щедрое, но торговаться не стоит, и отказа я ему не прощу.
И, судя по результатам, до него это дошло.
из мемуаров Воронцова-Американца
«…Разумеется, переговоры длились ещё более двух месяцев, но главное — мы договорились. С Морганом мы обсудили еще десятки разных тем, но там уже напряженности не было. Так что после совместного делового обеда я поспешил на вокзал. Расчеты показывали, что я успею пообщаться с Кириллом Бенедиктовичем, а мне очень хотелось посмотреть ему в глаза. Надо что-то решать, надоели мне эти его бесконечные командировки…»
Сестрорецк, 14 (27) февраля 1915 года, суббота, вечер
Чтобы хорошо стрелять, надо любить это делать. Почему? Потому что, как говорит старая поговорка, «оружие любит ласку, чистку и смазку». А навыки стрельбы без практики достаточно быстро теряются. Всё это требует немало времени, и отдаст его только тот, кто любит это дело.
Кирилл Бенедиктович Артузов, ученик и бывший подчинённый самого Кошко, а затем — бессменный начальник службы безопасности Холдинга «Норд», стрелять любил и умел. Нет, с Семецким или Хамблом ему не сравниться, но вот с Воронцовым или Рябоконем вполне мог потягаться на равных.
Разумеется, он немало времени провёл на стрельбищах, вот только последние три месяца делал это без радости. Жизнь вообще как-то потухла. И ведь не скажешь, что он Марию Соррель полюбил, нет. Привык — да, было такое. Но угнетало его не это. Военная контрразведка настоятельно просила его и Воронцовых пока не давать понять шпионке, что она разоблачена. Были у них какие-то замыслы, оперативные комбинации…
Вот только Кирилл понимал, что обмануть именно её — не сможет. Слишком близко подпустил, заигрался. И теперь она обязательно почувствует фальшь. Может, не в первый же день, но — какая разница?
Всё, решено! Хватит кота за хвост тянуть! Послезавтра утром он поговорит с Воронцовым и потребует, чтобы Соррель арестовали. Пусть перевербовывают, если смогут, и дальше ведут свою игру. А его долг в том, чтобы нормально нести службу, а не прятаться по командировкам, подыгрывая чужим оперативным комбинациям!
На душе сразу полегчало. Даже пожалел, что не несколькими часами раньше. Ему же любопытнейшие штуки демонстрировали — пробные модели авиационных пулемётов. Там и вращающая шестистволка с электрическим приводом была, и двуствольный пулемёт под «нудельмановский» промежуточный патрон, но больше всего его впечатлил «тэдди». В смысле — пулемёт Токарева-Дегтярева, но в авиационной модификации. Вместо диска — короб с лентой на триста патронов, скорострельность повышена до семисот пятидесяти в секунду. Красавчик! Жаль только, что настроение пострелять из красавца появилось у него только сейчас, когда их автомобиль возвращался в столицу.
— Стой! — скомандовал он внезапно водителю и, едва скорость снизилась до относительно безопасной, достал «браунинг» из наплечной кобуры, выбрался на подножку, а затем спрыгнул так, как учили — сильно оттолкнувшись назад и продолжая бежать по ходу движения, постепенно снижая скорость.
Разумеется, пара телохранителей, сопровождавших его на заднем сиденье, последовала за ним, но из-за промедления они отставали. А их «охраняемое лицо» в одиночку убегало в слабоосвещенный и узкий переулочек, где невысокая и хрупкая девушка отбивалась от троицы мордоворотов совершенно бандитского вида.
Ну, как отбивалась? Скорее, уворачивалась и вырывалась из захватов. Хотя, вот она ловко пнула одного из них в колено, чему способствовала короткая, лишь чуть ниже колена, юбка, к тому же, похоже, уже треснувшая по шву.
— У, стерва узкоглазая! — взвыл тот и извлек из-за голенища нож. Времени не оставалось, и Кирилл сразу открыл огонь, целясь в правое плечо бандита.
— Всем лежать! — гаркнул он и выстрелил ещё раз, на этот раз в центр корпуса бандита, решившего посоревноваться с ним в стрельбе.
Сзади набегали отставшие телохранители, и бандиты растянулись в грязи. А рядом с ними, опередив их на мгновение — и их жертва.
Санкт-Петербург, квартира Воронцовых на Миллионной улице, 16 февраля (1 марта) 1915 года, суббота, утро
— Проходи, мой руки и марш за стол! — распорядилась Натали сразу после короткого поцелуя. — И учти, у нас гости. Артузов и одна барышня.
Заинтригованный, я поспешил переодеться в домашнее и привести себя в порядок.
— Знакомься, это Ким Хейя[5], она из Кореи. В Россию попала по программе сотрудничества с Японией. Работала на Сестрорецком заводе, но мечтала попасть в Беломорск, на знаменитые курсы «воронцовских секретарш». Хейя, это мой муж, Юрий Анатольевич.
— Очень приятно! — поклонился я, слегка недоумевая. Мало ли кто мечтает попасть на наши курсы? Даже если эти двое решили помочь девушке, зачем тащить её к нам в квартиру?
— Один китаец пообещал госпоже Ким свести её с людьми, которые помогут в реализации её мечты, — ответил Артузов на невысказанный вопрос. — Тем более, что данные у неё есть.
Ну, некоторые точно есть. Возраст подходящий, на вид чуть старше восемнадцати, красивая даже по европейским меркам. Для кореянки довольно высокая, но не дылда. Глаза умненькие. Фигура и манера движений как у танцовщицы.
— Но когда я сняла пальто и прошла в дом, они не говорить со мной, а лапать руками! — непривычно ставя ударения, вступила в разговор кореянка. Они решить, раз я — модан гару, со мной можно так!
— Модан гару? — переспросил я. — Это что, профессия такая?
— Нет, милый! — улыбнулась моя драгоценная. — Модан гару — это японский термин. Но сам знаешь, японцы сейчас управляют Кореей, и корейцы их термины иногда перенимают. А сами японцы позаимствовали его у американцев. Модан гару — это искаженное английское modern girl.
— Современная девушка? — машинально перевёл я.
— Осен современная, осен! — согласилась Хейя, видимо решив, что это был вопрос, причём заданный ей, а не риторический. — Носить юбка короткий, европейский одезда, танцевать современный танцы.
— В Европе таких называют флэпперами, — пояснила Натали. — Они держатся с мужчинами свободно и отвергают показную скромность викторианских нравов. У нас в Беломорске они тоже появились, хоть их пока и немного. Многие мужчины такую свободу поведения воспринимают, как доступность. И ведут себя соответствующе.
— Вообще вы правы, Наталья Дмитриевна, но в данном случае дело в другом! — вмешался Артузов. — Захваченные бандиты «раскололись». Девушку хотели похитить и сдать в бордель, для любителей экзотики. Сами видите…
Тут Артузов прервался и неожиданно смутился.
— Пс-ст! — тихо прошипела моя «половинка» и, не ограничившись этим, пнула меня под столом ногой. Убедившись, что я смотрю на неё, она указала глазами сначала на кореянку, потом на Артузова. Ну да, не заметить их взаимную симпатию было трудно.
— Ты права, родная, это будет интересное решение! Госпожа Ким, простите. Мы ненадолго оставим вас. Кирилл Бенедиктович, пойдёмте ко мне в кабинет, потолкуем.
из мемуаров Воронцова-Американца
'…Разговор с Артузовым вышел непростым, но своего я добился. Затем мы вернулись к дамам и, к моему удивлению, Ким сразу согласилась нам подыграть и изобразить любовницу Кирилла. Правда, честно скажу, я не знаю, да и знать не хочу, как долго это оставалось только игрой.
Зато скандал, который им закатила Мария Соррель, был самым настоящим. Ярилась она, как обманутая законная жена, а не шпионка, втёршаяся в доверие. Кричала, закатила Кириллу пощечину, пыталась расцарапать лицо сопернице…
Однако не только осталась в Беломорске, но и приняла от Кирилла солидную денежную «компенсацию понесённого ущерба». А уже через месяц военная контрразведка аккуратно «подвела» к ней своего офицера, игравшего роль инженера.
Но для меня было важно другое. Мой друг и начальник безопасности не только успокоился душой, но и нашёл своё счастье. И симпатия переросла в нечто большее, а разница в возрасте в двадцать один год — не смутила. Так что осенью мы уже сыграли свадьбу, а на следующий год Натали стала крестной матерью для их сына…'
Беломорск, квартира Воронцовых, 2 (15) марта 1915 года, суббота, время обеденное
— Кстати, о Кирилле! Ты не права, родная, его командировки оказались очень полезны. Например, на фронте он выяснил, почему интенданты почти не сдают пустые консервные банки, несмотря на строгие приказы. Представляешь, оказалось, что это — своеобразная валюта. Из банок делали 'окопные свечи, рефлекторы для ламп, крючки для одежды и множество разных необходимых, но не полагавшихся по нормам довольствия мелочей. Так что даже то, что попадало в интендантские лапы, они выменивали на что-то другое, им нужное. Стоило только обеспечить, чтобы банки после снятия с них олова, возвращали в часть, как их саботаж как рукой сняло! Стали все вежливые, баночки привозили с уже снятыми этикетками, отмытые и высушенные!
— Что, все⁈
— Просто, за каждую банку, с которой они схалтурили, им не возвращали не только её, но и ещё две!
Слушатели рассмеялись.
— А стоило ли так заморачиваться? — всё ещё посмеиваясь, спросил генерал Клембовский.
— Стоило, Владислав Наполеонович, ещё как стоило! Консервы нынче большой дефицит, они и нам нужны, и союзникам. По ценам Лондонской биржи, если купить олова на копейку, его хватит, чтобы произвести пять банок консервов. Союзникам мы их продаем почти за два рубля! Родной казне — за полтора.
— Изрядно! — похвалил генерал. — Но ведь в консервах олово — не основная затрата, верно? Мясо нужно купить, жесть…
— И специи, и труд рабочих. Кстати, со специями нас Персия теперь сильно выручает. Но важно другое. Жесть у нас имеется, мясо выращиваем. Получается, ограничивает нас только олово. А ведь мы не в убыток даже с Отчизной торгуем. Так что из-за нехватки олова всего на копейку, мы недосчитаемся примерно семидесяти-восьмидесяти копеек прибыли. И двух рублей выручки во франках или фунтах.