до их просьбы.
— И тем более, они не должны догадаться, что два мешка белого порошка мы тоже прикупили до их просьбы? — иронично спросил одесский родственник.
— А вот этого — не было! — строго ответил ему Михай. — Смотри, не ошибайся так больше! Мы занялись этим вопросом только после просьбы. И только потому, что им надо навести Коровко на мысль искать контакта с основным поставщиком. На этой теме большие деньги крутятся, он соблазнится. Но производят нужный ему товар сейчас только американцы, а немцы плотно сели на роль эксклюзивного перепродавца.
— Мы могли бы заработать! — серьёзно возразил Изя.
— Вообще — да. Но с Воронцова мы поимеем больше. Да и бодаться с ним я не хочу.
— Дядя, вы его боитесь? Вы, бывший капер[1]⁈ — удивлению младшего родственника не было пределов.
— Да, боюсь! — серьёзно ответил Михай. — Это сейчас Американец — солидный бизнесмен, учёный и меценат. Но Рабинович просто до дрожи опасается его рассердить. А это, знаешь ли, дорогого стоит! Чтобы так напугать Переса, надо не просто иметь связи и возможности, надо самому быть тем ещё отморозком. И знаешь, именно поэтому я совершенно не надеюсь на долгую работу с Коровко. Не тому человеку он дорогу перешёл, ой, не тому!
Он помолчал и тихо добавил:
— Поэтому очень тебя прошу, постарайся там от всей души. Это гешефтмахер[2] должен быть уверен, что сам, лично пришел к идее искать контакта с немцами.
Аэродром под Мариамполем[3], 3 (16) сентября 1915 года, четверг
«Как хорошо быть генералом!»[4] — именно так время от времени ехидно приговаривал Юрий Воронцов. И сейчас командир сводного истребительно-штурмового полка капитан Николай Константинович Артузов понимал его, как никогда раньше.
Вроде и понимал, что сегодня «большой вылет», да не один, сам собирался поучаствовать… Всех разогнал спать ещё с вечера, только командирам эскадрилий да своим заместителям разрешил на часок задержаться. А вот его самого дела никак не отпускали. Проверить наличие топлива, исправность заправщиков, укомплектованность аэродромного персонала, состояние зенитного прикрытия и наземного охранения, а то противник не брезговал и диверсантов засылать… Последние данные по целям, прогноз погоды, сводки в Штаб… Вот и лёг в третьем часу. А в пять часов уже на ногах, причём как водится у русских офицеров — «до синевы выбрит». Насчёт «слегка пьян» — никак невозможно, но боевой настрой приходится демонстрировать окружающим.
«Эх, тяжела ты, шапка Мономаха!»
Да ещё и напоминают постоянно: «Ты — командир полка! Ты воюешь не собой и не своим „жориком“, а подчиненными, в идеале — командирами эскадрилий, а остальными они уже сами командуют!»
Им бы самим посидеть на командном пункте, когда ребята жизнями рискуют! Ну да ничего, сегодня точно получится минимум пара вылетов!
Николай глянул на часы. Время! Он знал, что чуть дальше в тыл, невидимые отсюда, осветились две взлетно-посадочные полосы, не раскисающие даже в дождь, и начали выруливать на взлёт старенькие Б-1 и ИБ-1. Чуть погодя за ними же двинутся средние бомбардировщики «Добрыня Никитич», лишь недавно появившиеся на фронте. Скорость у них повыше, вот позже и вылетают, чтобы оказаться над целью одновременно.
Командование решило слегка приподнять престиж русского оружия и ударить от Мариамполя в направлении на Гумбинен. А затем, если получится, развить наступление до Истербурга. Оба последних города генерал Ренненкампф уже брал чуть больше года назад, теперь у него появился шанс повторить, но более успешно.
Однако теперь придётся прорывать эшелонированную оборону. Основная ставка делалась на бронеходы. Теперь уже германцы будут пытаться остановить русские «коробочки», а русские авиаторы — их прикрывать. Но наши многому успели научиться в этой войне, вот и было решено нанести на рассвете массированный одновременный удар по всем разведанным аэродромам противника. А уж потом — прикрывать на фронте от тех, кто уцелеет. Так всяко эффективнее выйдет!
Причём дело найдётся не только истребителям, вовсе нет! Штурмовики будут вести контрбатарейную борьбу и выискивать немецкие «самоходки». Да и бомбардировщикам работа сыщется, никто без дела сидеть не будет. Ну всё, пора!
— Первая, третья эскадрильи — по машинам!
Линия фронта в двух десятках километров от Мариамполя, 3 (16) сентября 1915 года, четверг
Где место командира в наступлении? Хе, скажете тоже! Это раньше так было, впереди да на лихом коне! А сейчас командирская «троечка» Алексей Ухтомского двигалась в двух-трёх сотнях метров позади от головной машины, в середине танковой группы. Поле боя изрыто, противник ведёт огонь, вот «коробочки» и двигаются рывками, то ускоряясь, то вообще останавливаясь для выстрела. К счастью, электрическая трансмиссия[5], применённая в средних танках, была для этого наиболее удобна. Мощность электромотора вдвое превышала этот же показатель у двигателя внутреннего сгорания. Тот молотил более-менее равномерно, а пики нагрузки сглаживались ионисторными батареями.
Нет, была бы возможность, и тут ограничились бы механической коробкой передач, как на лёгких «единичках» и двойках', но вот беда — у тяжелых машин «механика» пока была крайне ненадёжна. Но раз уж всё равно приходится применять традиционную, но более тяжёлую «русскую схему», то почему бы не использовать её преимущества?
Тем более, что в такую «дёргающуюся» цель, как выяснилось, противнику намного труднее попасть.
Бам-м-м! Снова прилетело откуда-то справа. Хорошо, что опять в бронерубку, тут защита толще.
— Петров, ты что, заснул там! Говорю же, откуда-то справа они действуют, из засады. От меня — около километра! Работай!
Бронеходы, как и авиация были молодыми частями, многие тут были из «беломорцев», вот и использовали метрическую систему. И «на ты» среди офицеров обычно общались только близкие приятели или выпускники одного училища. А в молодых войсках — почти все, более-менее равные по возрасту и чину. От знакомых моряков Алексей слышал, что нечто похожее было и у первых подводников. Слишком мало их было, и знание техники быстро сплачивало, убирая часть барьеров.
А немцы хитрые оказались. Погода стояла на удивление сухая для сентября, вот они свои орудийные «коробочки» и используют. Да не лоб в лоб, тут у них шансов нет, наша пушка их и с тысячи восемьсот легко возьмёт, а им против «троек» дальше километра ничего не светит. Так они из засады работать стали! А боковая броня послабее будет.
— Нашёл, командир! — обрадованно заорал поручик. — Две штуки, в кустах позицию оборудовали.
— Ты жги их! Потом поболтаем! — ответил капитан, стараясь не выдать обуревавших его чувств голосом.
Среди звукового хаоса, царящего в бронеходе, двигающемся по полю боя, выделить отдельный чужой выстрел нереально, но крик: «Есть! Первый горит!» не оставил сомнений.
— Командир, второго пока достать не можем! — они там что-то вроде окопа вырыли, только рубки торчали. А сейчас второй и вообще спрятался.
— Бери один взвод и бегом туда! Что хотите, делайте, но чтобы из тех окопов в нашу сторону даже косого взгляда больше не бросили.
«А ведь хитро придумали — окоп для броневика!» — подумал Ухтомский.
— Вперёд, братцы, держим темп! У них тут колючка мощная, только нашим «тройкам и под силу! И не забываем края рвов из пушек обрабатывать, иначе 'лёгким» за нами не пройти!
из мемуаров Воронцова-Американца
«…Бой под Мариамполем сейчас знаменит почти так же, как в оставленном мною прошлом — битва под Прохоровкой. Масштаб, конечно, несопоставим, с обеих сторон едва набралась сотня 'коробочек», да и не тянули немецкие машины на полноценный бронеход, скорее — на броневики с улучшенной проходимостью. Но для этого времени этот бой превратился в нечто эпическое!
И будто мало этого, уцелевшие германские самолёты преподнесли ещё один сюрприз…'
Линия фронта в двух десятках километров от Мариамполя, 3 (16) сентября 1915 года, четверг
В этот раз Артузов вылетел одной эскадрильей. Разумеется, речь о штурмовиках, истребители и так непрерывно прикрывали место прорыва. Удалось удачно накрыть несколько германских «коробочек», на этот раз — с самоходными миномётами. Что они не способны попасть в движущийся бронеход, противник уже уяснил, но вот пехоту они отсекали достаточно эффективно. А вторая полуэскадрилья «разбирала» вскрытую акустической разведкой[6] тяжёлую батарею.
— Артузов, внимание! Это Лаухин! С севера около тридцати самолётов противника. Отходите в тыл, мы прикроем!
— «Жорики», говорит Артузов, возвращаемся!
— Уточнение! Дюжина истребителей и полторы дюжины ягдбомберов.
Эта поправка многое меняла. За год войны немцы сделали свои истребители-бомбардировщики ещё более трудными целями — защитили броней оба движка с самых опасных направлений, да и хвост прикрывало уже два пулемёта.
— «Жорики», к бою! Валим немецких «тяжёлых». Лаухин, твоя задача — отсечь истребители! Как понял?
— Понял, сделаем!
Интересно, послышалось, или в голосе старого знакомого действительно промелькнула радость? Впрочем, сейчас важнее проинструктировать своих.
— Жорики, внимание! Нам потери не нужны! Мы быстрее целей, но ненамного. Не подставляемся, работаем пушками не ближе пятьсот, короткими очередями.
Он сделал паузу и строго добавил:
— «Жорики», не увлекаемся. Кто ближе подойдёт, тех лично после боя наизнанку выверну!
— Командир, у нас и так треть боекомплекта осталась. Мазать часто будем!
— Мне без разницы! Наша задача — не сбить их, а мешать им! Скоро еще «ястребки» подтянутся, они и добьют.
Хотелось сказать больше, но качество связи не позволяло. Приходилось укорачивать и упрощать фразы, избегать длинных слов и шипящих звуков.
— Всё ясно? Тогда работаем!
Линия фронта в двух десятках километров от Мариамполя, 3 (16) сентября 1915 года, четверг