Цена Победы — страница 39 из 69

[3] Чахотка — старинное название туберкулёза. Авторы предполагают, что Иван исследовал один из препаратов гидразида изоникотиновой кислоты.

[4] В 2018 году было выяснено, что непосредственной причиной смерти великого писателя стал инсульт. Однако Воронцов попал в прошлое из 2001 года, и потому думает так же, как окружающие.

[5] Контрольная сумма — некоторое значение, используемое для проверки целостности данных при их передаче или хранении. Несмотря на своё название, контрольная сумма не обязательно вычисляется путём суммирования.

[6] Турецкий чай выращивают именно в тех районах, но осваивать его выращивание в реальной истории начали только в 1920-е годы.

[7] Великая Дайка — интрузивный рудоносный массив в Зимбабве (в те годы — в Родезии), с которым связаны крупные месторождения руд хрома и металлов платиновой группы, один из крупнейших в мире. В реальной истории о наличии руд стало известно в 1918 году, добыча началась лишь в 1924-м.

[8] «Лаймы» — прозвище англичан.

[9] Воронцов ошибается. Первым в мире цельнометаллическим самолётом, поднявшимся в воздух, был Юнкерс J1 —моноплан, спроектированный и построенный немецкой фирмой Junkers Co. Первый полёт в реальной истории он совершил 12 декабря 1915 года, т.е. вскоре после описываемых событий.

[10] Талергоф — концентрационный лагерь, созданный властями Австро-Венгерской империи в первые дни Первой мировой войны. Располагался в песчаной долине у подножия Альп, возле Граца, главного города провинции Штирия. Один из первых концентрационных лагерей в мировой истории XX века, первый в Европе.

Глава 20

Беломорск, квартира Воронцовых, 24 декабря 1915 (6 января 1916) года, четверг, вечер

— Интересно, а что это у нашего папы в руках? Что за листочек? Рождественский подарок? — просюсюкала моя супруга, не успев переключиться со стиля общения с Толиком. Нашему младшему уже стукнуло полтора, и они как раз были в процессе кормления молочной кашей.

— Нет, мои любимые, подарки от меня будут утром, как положено. А это нам с мамой Иоффе подарил.

— Так он же — лютеранин? — удивилась моя ненаглядная. — Они Рождество почти две недели назад отметили.

— А он нас с тобой порадовать решил!

Потом мы ели праздничную кутью[1] из риса с медом, орехами, маком и изюмом, поболтали о том, о сём, затем отправили младших спать, а старших — тихо поиграть перед сном.

— Ну, и что нам подарил Абрам Фёдорович? Не томи давай, рассказывай!

— О-о-о! Он был неимоверно щедр. Даже легендарные сокровища Голконды, Эльдорадо и копей царя Соломона[2] меркнут перед этим! — с этими словами я картинно развернул на столе небольшой рисуночек.

Но Натали догадалась, что я её поддразниваю, и просто пихнула меня локтем в бок. Рассказывай, дескать.

— Видишь, на этом рисунке стол, а за ним — человек. А на столе… В этой камере источник альфа-частиц, тут они облучают алюминиевую мишень и выделяют нейтроны, здесь — замедлитель, а дальше — урановая мишень… — тут я немного посерьёзнел. — Лаборатория Иоффе выяснила, что каждый атом урана, который расщепляется нейтроном, выделяет от двух до трёх нейтронов. Соответственно, если в эту камеру войдет миллион нейтронов, есть шанс на выходе получить два-три миллиона. Здесь новый замедлитель — и следующая камера, где их станет от четырёх до девяти.

— Так, про геометрическую прогрессию понятно! Вижу, камер тут много, так что и нейтронов можно получить сколько захотим. А зачем?

— Видишь ли, родная моя, осенью, ещё до того, как провести эксперименты с ураном, наша «атомная» лаборатория облучала разные элементы. Они выяснили, что ртуть под таким потоком превращается в золото. Но тогда это были такие крохи, что обнаружить их удалось только спектральными методами. Зато сейчас… — я сделал многозначительную паузу, а потом веско продолжил. — По расчётам лаборантов Иоффе, такая установка сможет за сутки получать около тонны золота!

— Ох ты! Да, это настоящий подарок волхвов! — и в глазах моей благоверной замелькали подсчёты. — Как раз к Рождеству!

Тут она спохватилась.

— Погоди-погоди! Я ж тебя хорошо знаю! Если б тут не было подвоха, ты бы иначе об этом рассказал! — она обвиняющее упёрла палец мне в грудь и грозно потребовала:

— Колись, быстро! В чём подвох?

Я рассмеялся, подхватил её на руки и закружил по комнате.

— Ну, хоть на несколько секунд ты поверила и порадовалась. А подвохов, Натали, много. Во-первых, нейтроны — неграмотные, они читать не умеют, и по указателям не ходят. И полетят не по нарисованным здесь стрелочкам, а во все стороны.

— Так можно ж и камеры со всех сторон понаставить! Как соты у пчел. И тогда каждый нейтрон прилетит, куда нужно!

— Верно, но есть и во-вторых. Далеко не все нейтроны приводят к делению урана, и далеко не каждый — к образованию золота. Это следует просто из размеров атомного ядра. Попасть в него очень сложно.

— Это тоже преодолимо. Просто увеличим количество «сот». Рано или поздно, но нейтрон «попадёт».

— Согласен. Но заметь, вместо маленькой установки, мы уже представили себе нечто огромное!

— Золото того стоит!

— И ты снова права! Но есть ещё три соображения. Первое — чтобы получить тонну золота, нужно, чтобы распалось не меньше тонны урана. А может и больше. Теперь вспомни, когда мы говорили об атомной бомбе, предполагалось, что десятки килограммов способны уничтожить огромный город, вроде Парижа или Лондона. Энергия, выделяющаяся при распаде тонны, способна, наверное, уничтожить всё наше Наместничество!

— Ничего! Энергию отведем в виде тепла, а пар пустим на производство электричества. Ты же сам мечтал об атомных реакторах, способных отапливать и снабжать энергией целые города. Вот и построим «два в одном»!

Оптимизм жены был так заразителен, что я не удержался, и поцеловал её! Правда, поцелуй непредвиденно затянулся. И я уже был готов перенести Натали в спальню и перейти к чему-то большему, как она упёрлась мне кулачками в грудь, оттолкнула и прошептала:

— Змий-искуситель! Нет уж, давай рассказывай, что там у тебя осталось напоследок?

— Мы уже получали в результате облучения радиоактивные изотопы. Вполне может быть, что и это золото нестойко и распадается.

На самом деле, я точно знал, что получить удаётся только радиоактивные изотопы, период полураспада которых не превышает трёх суток. Такие эксперименты уже проделывали в 1940−41 годах в американских лабораториях[3].

— А это можно как-то проверить?

— Да, это несложно. Проверим, наблюдается ли радиоактивность облученной мишени, посмотрим, как меняется интенсивность спектральных линий золота со временем. Кстати, это ещё один момент. Высокая интенсивность радиации не может не оказаться вредной. Так что в реактор придётся ещё встраивать надёжную защиту.

Кстати, этот момент меня приводил даже не в изумление, в в остолбенение какое-то. В этом времени вообще не боялись радиации! Супруги Кюри буквально вручную разбавляли и осаждали тонны и тонны урановых солей. А потом носили брошки с граммом радия прямо на груди. А Иоффе собирался поставить на столе установку, которая… я быстро прикинул в уме… Ну да, раз в триста мощнее привычных для меня реакторов-«миллионников»[4], но вообще не думает ни об отводе тепла, ни о защите от радиации.

— Боюсь, что даже если золото окажется стабильным, выигрыш от его продажи всё равно будет на порядки ниже, чем цена производимой энергии, — закончил я.

В глазах моей «половинки» мелькнула обида, будто у ребёнка отобрали конфету. Она даже губки надула. И вдруг… В её глазах мелькнула какая-то хитринка.

— Всё равно, Юра, пусть проверят. Даже если это нерентабельно, представляешь, какую можно развернуть биржевую игру на одних только слухах? Особенно в Америке! Недаром Нью-Йорк называют Городом Жёлтого Дьявола.

Ого! Похоже, моей ненаглядной мало успешной игры на зерне, ионисторах и прочем. Сейчас она хочет раскачать ЗОЛОТО, этот символ финансовой стабильности!

А ведь у нас могло это получиться. В читанных мною статьях отмечалось, что даже сухой отчет о возможности получения золота из ртути вызвал немалое возбуждение среди американских банкиров и политиков.

Уже ночью, перед тем как заснуть, Наталья вдруг обняла мою руку и прошептала:

— А ты ещё кокетничал, говорил, дескать, какой ты учёный… А вот видишь, сколько всего сразу увидел, что для Иоффе осталось незамеченным!

И я потом половину ночи не мог уснуть. Эта слава мной никак не заслужена. Но, увы, я просто не имею права разоблачать себя сейчас. Даже перед ней, главной и единственной.


из мемуаров Воронцова-Американца

'…Но из этой горькой чаши мне пришлось хлебнуть ещё не раз. Например, когда я объяснял Иоффе и его ребятам, чего они не учли. А потом — когда объяснял Абраму Фёдоровичу, почему проверку получаемого золота на стабильность нужно не просто провести лично ему, но и держать потом всё в секрете. Вообще всё! И результат, и сам факт, что проверка проводилась.

Вы бы видели, как он на меня смотрел! И как завидовал моей «сообразительности». Вы можете меня за это осудить, но я ставил всё на Победу в войне. А точнее — на предотвращение Гражданской войны и разрушение всего, что мы выстроили и продолжали выстраивать.

Боже, как же я возненавидел тогда всех этих болтунов, готовых ввергнуть страну в хаос и разрушение лишь потому, что им, с их «места в галерке», казалось, что «они справились бы лучше».

Сейчас мы медленно растили в рядах «покудистов» и наиболее конструктивных из социалистов людей, способных не только болтать, но и вести проекты. Нам бы еще два-три года. И у нас появился бы шанс выковать силу, способную реформировать страну. Но… Ещё два-три года войны Россия была не способна выдержать.

Вот я и готовился поднять ставки первым. Сделать 1916 год «годом Великого Перелома в войне». Разумеется, перелома в нашу пользу. Но для этого мне были нужны деньги. Много денег.