Сегодняшние испытания можно считать условно успешными, по крайней мере, четыре часа работы при волнении четыре балла, морозце под минус двадцать и промозглом норд-осте аппаратура вынесла. Затем пришлось вернуться в порт, чтобы высадить меня и Вуда. Так что, глядишь, скоро нам будет, что предложить для борьбы с немецкими субмаринами. Даже если Джавецкому так и не удастся доработать магнитные торпеды, останутся глубинные бомбы. Насколько я помнил, они были вполне эффективны даже против куда более живучих субмарин времен Второй Мировой.
В общем, у меня не было никаких причин отрываться на своих «безопасниках», решивших что-то там срочно доложить. Просто не успел перестроиться.
— У нашего Остапа есть новая идея. Но для её реализации нужна будет ваша помощь.
Шор встал, оправил на себе студенческий мундир и совершенно неожиданно широко зевнул. Та-ак, понятно! Гимназию наш вундеркинд закончил экстерном, досрочно, и уже полгода совмещал службу в структурах Артузова с учёбой на юрфаке Беломорского университета. А недавно завёл себе пассию из числа «пацанок». Судя по ширине зевка, спал он ещё меньше моего.
— Вот что, чудо, выгляни в приёмную, скажи, что я прошу срочно кофе подать, да побольше и покрепче. А пока его готовят, соберись и докладывай!
— Докладывать особо нечего. Я тут табличку составил. В первой колонке — информационный повод, который, как считает ваш гений рекламы, использовал в пропаганде именно наш подзащитный Коровко. Во второй — дата, когда этот повод приключился. А в третьей — дата первой фиксации этой реакции в слухах и сплетнях.
Он положил на стол листок с упомянутой таблицей.
— Сами видите, время реакции обычно составляет два-три дня. А в одном случае — вообще на следующий день.
— И что? — не понял я. — Мы и так знаем, что он не тугодум.
— В половине случаев, чтобы узнать об этих слухах быстро, нужно иметь доступ в высший свет Петербурга, — тут же ответил мне Иван Владимирович, с ходу понявший мысль подчинённого. — Так что, получается, наш разыскиваемый в столице и находится. Как и агенты «марсиан», ведь его личные контакты дискредитированы. Да и у господ революционеров они, если и имеются, то не так быстро работают.
— Подождите! Получается, «марсиане» добывают информацию из высшего света и прочих надёжных источников, оперативно делятся ею с Коровко, получают ответ и доносят до сетей господ революционеров? — изумился я.
— Похоже, что так, — подтвердил Константин Бенедиктович. — Причём нам важно, что «марсиане» всегда точно знают, где отыскать и его, и революционных связных. Они держат его где-то в Питере!
— И скорее всего, где-то в центре. В пригород так быстро не наездились бы, — развил мысль Шор. — Но мы его там искали. Он не появляется у знакомых и в общественных местах.
Тут внесли поднос с чашками, сахарницей и кофейником. Я слегка взбодрился кофе и родил следующий вопрос:
— И какая нам от этого польза? В центре столицы живет больше миллиона человек. Даже если оставить только квартиры, обеспечивающие привычный нашему оппоненту уровень комфорта, получится много тысяч. Как найти нужную? Ты что-то там говорил про мою помощь?
— Однажды перед вами уже стояла похожая задача. Тогда противником был некий Ян Карлович Бергман. Вы донесли до революционеров, что он — провокатор и…[2]
— И его убили британские хозяева! — криво улыбнулся я.
— Предлагаю пойти тем же путём. Устроим вам интервью с нужным журналистом. И вы ему расскажете про обстоятельства побега Коровко, напомните, что он шпион, а потом и вот эту таблицу покажете.
— Думаешь, повторится та же история? И Константина Михайловича прирежут те, кто его прячет?
Осип допил кофе и твёрдо ответил:
— Я считаю, что в текущих обстоятельствах нас устроит любой возможный итог. Если его тихо прикончат, рыдать не стану. Но особо на это не рассчитывал бы. Второй вариант — он сбежит. И вот тогда мы возьмём его на вокзале. Или ещё где. Просто потому, что будем ждать, ведь реакция последует очень быстро. Третий вариант — его перевезут. А вот переезды случаются нечасто, всего десятки в день. И в большинстве случаев дворник и швейцар хорошо знают переезжающих. Так что, если их предупредит полиция, проверять будем всего несколько вариантов в день.
— Толково! — одобрил я его мысли. — А ты не допускаешь, что у марсиан окажутся крепкие нервы?
— Это последний вариант, — согласился он. — Но если в этот момент мы дадим повод для очередной сплетни, они пойдут к связному. И вот тогда за ними будут следить. Есть не такой уж маленький шанс, что люди революционеров начнут крутиться вокруг квартиры, где держат этого Коровко, сыск-то у них тоже хорошо налажен.
— И этих наблюдателей отметят швейцар и дворник! — продолжил мысль Шора Артузов. — Те обязательно подойдут к ним с расспросами. Что ж, план толковый!
— Насчёт интервью я понял. Правда, для этого придётся согласовать с контрразведкой, что мы рассекретим обстоятельства побега Коровко. А какую сплетню мы распустим? — уточнил я.
— Ну, вы же только что с испытаний этой чудо-аппаратуры! — ухмыльнулся Иван Владимирович. — Хороший повод для торгов с британцами. Вот и допустим утечку про эту встречу.
— А мой подзащитный обязательно вывернет эту информацию во что-нибудь гадкое! — ухмыльнулся Осип. Всё-таки, привычка использовать адвокатские словечки и выражения у него неистребима!
Примечания и сноски к главе 30:
[1] Площадь трёх вокзалов — неофициальное название Каланчёвской площади (ныне — Комсомольской).
[2] Этот эпизод описан в романе «Американец. Капитаны судьбы». Впрочем, противостояние с Бергманом начинается у Воронцова еще в романе «Американец. Хозяин севера».
Глава 31
из мемуаров Воронцова-Американца
'…Как ни странно, больше всего времени отняло согласование с военной контрразведкой[1]. И ладно бы с меня просто потребовали не называть имён. Нет, почему-то засекретили и станцию, на которой сошёл Коровко. Да ещё в качестве ответной услуги потребовали придумать, как активизировать работу наших структур в странах и регионах с большим количеством мусульманского населения. Я поначалу просто офигел от такого условия. Нет, оно полностью лежало в русле моей текущей стратегии: раз мои структуры вытесняют из Европы и Америки, надо углублять работу в родной стране и с соседями. А наименее охваченными являлись именно мусульманские регионы.
Но меня возмутила именно нелогичность их условий. Мало ли, сейчас вот этого захотели, а завтра потребуют часть бизнеса отдать. Или содействовать продвижению вегетарианства, мало ли?
Однако Натали меня уломала. Дескать, раз оно им нужно, а нам полезно, то нечего и шум поднимать. В общем, пошли мы проверенным путём — собрали несколько рабочих групп, изложил я им те крохи, что знал об исламском банкинге. Потом другие ребята, которые работали с Френкелем по Албании и с Хэ Сянцзянем — в Кашагаре и Восточном Туркестане, поделились тем, как работа поставлена сейчас и в чём суть запретов ислама. Я, кстати, впервые узнал, что шариатом запрещено не только проценты получать, но и вкладываться вдеятельность, которую ислам не одобряет, — в торговлю спиртным, табаком и мясом животных, убитых без соблюдения специальных норм, организацию проституции и азартных игр и кое-что ещё.
С не меньшим удивлением я выяснил, что после того как «шмурдяк», производимый Френкелем, начали не на выпивку пускать, а на производство резины и пластиков, отношение мусульманских общин стало терпимее. Не то, чтобы они одобряли, но, раз спирт — не конечная цель, местные духовные лидеры перестали порицать, чтобы этим занялись мусульмане.
Забегая вперёд, скажу, что Френкель у нас в результате стал настоящей звездой исламского банкинга, правда, непубличной. «Торговали лицом» там исключительно мусульмане, для пользы дела он с этим легко смирился.
Однако я забежал вперёд. В конце концов, нужное интервью состоялось. В качестве повода было выбрано строительство Крымской обсерватории, для которой я финансировал создание самого большого телескопа современности. Отметил, что там планируется не только наблюдать объекты, но и фотографировать их с хорошим качеством. А уж от этого перешёл к знаменитым марсианским каналам и Марсу. Посмеялся, естественно, над нелепыми домыслами, указал на все логические нестыковки в их картине мира… Ну а потом журналист уже сам перевёл разговор на Коровко и его сотрудничество как с «марсианами», так и с немецкой шпионкой. И про то, что нынче революционную пропаганду вдохновляет именно он, тоже указал. А на следующий же день после выхода статьи у меня взяли ещё несколько интервью, уже специально посвящённых этому скандальному сотрудничеству. Прозвучавший вскоре вывод, дескать, «социалисты — агенты немцев!», меня вовсе не удивил, он полностью укладывался в стиль эпохи.
Да, обвинение в сознательной работе на противника было не совсем справедливо, но именно оно помогло нам достичь цели. У «марсиан» оказались крепкие нервы, суетиться они не стали, и место содержания своего «подзащитного» Шор вычислил именно благодаря активности революционеров…'
Санкт-Петербург, Дегтярная улица, 12 (25) января 1917 года, четверг, семь часов сорок минут утра
В авантюрных романах и синематографе штурм убежища злодеев непременно обставляют героически — дверь выбивают тараном, отчаянная перестрелка, непременное самопожертвование второстепенных героев, спасающих героя главного… Остап ухмыльнулся при мысли, что так и будет рассказывать сначала нынешней своей подруге, а потом и детям с внуками. Героически, со взрывами и ураганной пальбой. Только интересно посмотреть, как актёры будут по крутой лестнице тащить таран к чёрному ходу. Да и выбить двери питерских квартир непросто, тут даже с взрывчаткой справиться — дело непростое. Возник бы риск пораниться самим или повредить «клиента».
Только зачем все эти сложности? Дом на Дегтярной улице перевели на отопление от котельной, но готовили по-прежнему на дровах и угле. Так каждый день дворник поднимал эту тяжесть по черной лестнице и таскал вниз золу. А в конце месяца за исправную службу получал соответствующую «благодарность».