также по другим, чисто специфическим предметам. Но вот проходят годы. Мальчики и девочки превращаются в юношей и девушек, заканчиваются выпускные экзамены, и сотни кораблей со всех учебных корпусов академии устремляются к Земле. Здесь все эти уже не курсанты устремляются к Центральному зданию, где и должны они будут получить своё первое назначение на корабли, в десантные подразделения, в отряды рейдеров. В короткий срок всё поле перед зданием начинает пестреть мундирами десяток служб. Только один раз представители всех родов войск собираются в одном месте.
Конечно, всё это чисто внешняя сторона дела, рассчитанная на публику. Реально же курсанты приносят присягу и получают документы немного раньше, в своих корпусах. Здесь же они как бы узаконивают своё положение перед обществом. Именно после речи председателя сената Земли курсанты становятся полноправными мичманами — будущими офицерами. А потом будет праздничная пирушка и законные полгода отпуска.
Вот и сейчас готовые мичманы радостной толпой устремлялись с плаца и растекались по всем улицам. Многие из них тут же направлялись к ждущим их родителям, которые, не скрывая слёз, встречали своих чад. Да и сами новоиспечённые мичманы в этот день не стыдились слёз. Никто уже не опасался ехидного крика в спину: «Маменькин сынок идёт!» Этот день был днём курсантов, и в этот день им позволялось многое.
Но даже в этой толпе радостных людей выделялись трое. Они были разного возраста, одному вообще было двадцать три года, двое других были младше своего спутника, но всё же старше остальных мичманов, пусть и на год-два. Их никто не встречал, да, похоже, они и не ждали, что их встретят. Держаться они тоже предпочитали вместе. Однако было видно, что, несмотря на всё их отличие, остальные курсанты относятся к этой троице с каким-то непонятным почтением.
Вдруг «море» мичманов как бы раздвинулось, пропуская плотного человека с жёстким взглядом. Однако внимательный человек заметил бы в этом волевом взгляде какую-то грусть, которая, казалось, навеки поселилась в нём. Эта печаль становилась гораздо заметнее, когда человек смотрел на радостных новоявленных мичманов. Однако сами мичманы, когда мимо них проходил этот человек, вдруг делались серьёзными. Они почтительно расступались перед ним, отдавали честь и старались поскорее исчезнуть куда-нибудь, словно это они были виноваты в его грусти.
Адмирал подошёл к странной троице. Некоторое время все четверо молча смотрели друг на друга, не замечая никого вокруг.
— Ну, здравствуйте, господа мичманы, — заговорил наконец адмирал.
Троица неуверенно переглянулась.
— Здравствуйте, господин адмирал, — заговорил старший из троих.
Адмирал махнул рукой.
— Давайте без чинов. Я рад, что вы сумели окончить академию. Честно говоря, многие не верили, что вы справитесь.
— Мы должны были справиться, — твёрдо заговорил второй новоиспечённый мичман. — Иначе и быть не могло.
— Я рад, что ты так думаешь, — улыбнулся адмирал. Тут он повернулся к третьему собеседнику — девушке. — А что у тебя? Всё по-старому?
Девушка плотно сжала губы и мрачно посмотрела вдаль.
— Понятно. — Адмирал несколько растерянно потрепал её по плечу. — Держись.
— Я держусь. Однако… адмирал… я хочу сказать… сейчас, иначе потом уже никогда не решусь. Нет, я ни о чём не жалею… просто я хочу сказать, что сделаю всё возможное, чтобы не подвести вас и оправдать ваше доверие. Обещаю, что вы не пожалеете о том, что в своё время вступились за меня.
— Я знаю. Я ещё на Нордаке понял, что ты стоишь того, чтобы тебе помочь. Все вы стоите этого. Виктор, — голос адмирала прервался, — мой сын…
— Мы помним его, — поспешно заговорил самый старший мичман.
Адмирал благодарно кивнул. Немного помолчал, а потом перевёл разговор.
— Приходите к нам. Вы знаете, что в нашем доме вам всегда рады.
— Обязательно, — пообещала девушка. — Вы с Верой Николаевной для нас как родители.
— Ловлю на слове, — усмехнулся адмирал. — Ждём вас завтра. Сегодня вы вряд ли освободитесь. — В глазах адмирала проскользнула смешинка. — Так что до завтра. Верочка уже с утра для вас что-то там стряпает.
— Пирожки? — радостно спросил младший юноша.
— Алуру только бы пирожки, — хмыкнул старший из троицы. — Он за пирожки Веры Николаевны готов на всё.
— А сам-то как лопал в прошлый раз? Забыл? — взвился Алур. — Он ещё тут меня будет обвинять в обжорстве!
— Оба вы хороши, — под смех адмирала заметила девушка. — И Алур прав, тебе, Руп, лучше бы помолчать. Тут ещё можно поспорить, кто из вас больше ест.
Руп развёл руками.
— Но что я могу поделать? Эти пирожки Веры Николаевны такие… такие… я даже не знаю, как сказать. Все слова кажутся мне слишком блеклыми по сравнению с пирожками.
— Будут вам и пирожки, и всё остальное, — пообещал адмирал. — Ну ладно, не буду вам мешать праздновать выпуск. Понимаю, что я сейчас только мешать буду.
Трое мичманов проводили адмирала взглядом. Улыбки медленно сбежали с их лиц.
— Всякий раз, как я вижу Владимира Петровича, мне хочется разреветься от жалости, — заметила девушка.
Алур ободряюще взял её за руку.
— Ему тяжело, Велса.
— Ну, вы идёте?! — подбежал к ним один из новоиспечённых мичманов. — Мы тут скидываемся на аренду зала. Вы с нами?
— Сейчас, — заметил старший юноша. — Обязательно. Пошли, что ли?
Традиция присвоения первого звания, пусть пока ещё не офицерского, до которого предстояла ещё годовая практика на кораблях и в подразделениях, курсантами была отработана за века. Шумной толпой они ввалились в арендованный зал ресторана, где официанты, в любое другое время призвавшие бы курсантов к порядку, сейчас только снисходительно посматривали на эту шумную толпу.
Веселье продолжалось почти до утра. Только когда первые лучи солнца осветили горизонт, новоиспечённые мичманы стали расходиться. Вскоре покинули зал и Велса с Алуром и Рупом.
Втроём они медленно шли по пустынной улице предрассветного города. Медленно разгоралась заря, и в этот момент им казалось, что ничего прекраснее в мире быть не может. У каждого из них в академии появились друзья. Причём такие, о каких раньше они и мечтать не могли. Но всё же… всё же было кое-что, о чём ни один из них заговорить пока не решился. Первым решила нарушить это негласное табу Велса:
— Знаете, сейчас я гораздо лучше понимаю поступки Виктора.
— Ты о чём? — спросил Алур.
— Неужели вы до сих пор ничего не поняли? Руп? Алур? Ведь Виктор в тот раз мог спастись! Но он даже не предпринял попытки. Просто стоял и ждал, когда в него выстрелят. С его-то реакцией он мог уклониться от выстрелов, а потом спрятаться за кем-нибудь! Да ведь рядом с ним два солдата стояли! Опрокинуть одного на себя, вот и всё!
Руп и Алур старательно отводили глаза, но от Велсы было не так-то легко избавиться.
— Так что вы молчите?!
— Я думал над этим, — признал Алур. — Думал, всякий раз вспоминая тот момент, когда Виктор познакомился с Греппом. Его тогда ещё расстрелять хотели. Помните, с какой скоростью он начал двигаться?
— И что? — осторожно поинтересовался Руп.
— А то! — с неожиданной злостью заговорил Алур. — Почему же он потом не сделал так же? Почему дал себя убить? Не знаете? Да нет, знаете, только сказать боитесь! Из-за нас! Из-за нашей слепоты!
— Алур, ты не прав, — тихо заметила Велса. — Знаете, я только здесь, на Земле, поняла по-настоящему, что в мире существует и кое-что важнее жизни. Нечто, за что можно и рискнуть ею. Помните о том, что честь стоит жизни? Виктор же пожертвовал своей честью ради нашего спасения. Мы все называли его предателем, но только здесь, на Земле, мы поняли, какую на самом деле жертву принёс Виктор ради нас. Он ничего не искал для себя, но он стал дважды предателем. Как вы считаете, легко подобное далось такому человеку, как Виктор?
— Теперь-то мы понимаем, что он не был предателем…
— Был! — перебила Рупа Велса. — Неужели ты так ничего и не понял? Он был предателем! Чтобы спасти людей в тараверской армии и нас, он предал Тараверу. Потом он пошёл на службу к этому Хозяину. Можно спорить с его решением, но так оно и было. И он был искренен. И он снова дал слово. А потом снова нарушил его! Снова предал, теперь уже Хозяина и опять, чтобы спасти нас. Но вы все забываете, что он мог спасти нас и не предавать Хозяина!!!
— Как это? — удивился Руп.
— А вот так! — теперь уже ответил Алур. — Теперь-то я понимаю свою глупость, когда устроил переполох на верфях. Шуму я тогда наделал гораздо больше, чем вреда, но дело не в этом. Потом отец Виктора показывал мне смертный приговор — мой приговор, вынесенный заочным судом за те мои действия. Но он не был подписан. Хозяину был нужен Виктор, нужен позарез. Ради него он и наплевал на все мои выходки. Он же ведь понимал, что в случае моей казни Виктор откажется работать с ним. Так что и наш побег Хозяин просто спустил бы на тормозах. Только бы надзор усилил.
— Так значит, Виктор просто притворялся, что служит Хозяину? — удивился Руп.
И Велса, и Алур посмотрели на Рупа, как на идиота.
— Ты же встречался с Хозяином! — заметила Велса. — Разговаривал с ним! Неужели ты считаешь, что его можно было обмануть, играя роль предателя? В том-то и дело, что Хозяин поверил в предательство Виктора именно потому, что тот и был предателем.
— Тогда я ничего не понимаю, — признался Руп.
Велса вздохнула.
— Виктор был предателем. Причём дважды предателем. Он пожертвовал всем: честью, дружбой, нарушил все свои обещания. После всего этого зачем ему было жить? Он сделал последнее, что смог в жизни, чтобы реабилитировать себя хотя бы в наших глазах и спасти планеты содружества от нашествия. Он же ведь сам тогда сказал, только мы не поняли. Он говорил, что слишком поздно понял, что нельзя садиться играть в покер с дьяволом и что у того все карты всё равно краплёные. В тот момент я не поняла смысла этой фразы, но потом узнала и про покер, и про дьявола. Ведь было не важ