— Они стараются не смотреть на это, чтобы не думать, что там, под покрывалом. Выдавливают из себя улыбочки и спрашивают, как я себя чувствую. Просто тошнит.
— Они же не специально, — еле слышно проговорила Герда. — Если не хочешь, я не буду спрашивать, как ты себя чувствуешь.
— Да, лучше не надо. Предпочитаю, чтобы меня игнорировали.
— Было бы жестоко игнорировать тебя. — Она не осмелилась сказать «игнорировать инвалида».
Стюарт лишь пожал плечами.
— Выпьешь чего-нибудь?
— Нет, спасибо.
Герда отвернулась, пытаясь придумать, как поддержать разговор. Прошло столько времени… У них не осталось ничего общего. Любая мелочь, любое воспоминание могли причинить Стюарту нестерпимую боль.
— Уютная комнатка.
— Гм… Это все, что ты можешь сказать?
Кусая губы, она с горечью ответила:
— А что я могу еще сказать? Столько времени прошло…
— Да, действительно, почти три года. — Пристальный взгляд начинал выводить Герду из себя. — Жаль, что ты не приезжала. И я никак не мог тебя навестить.
Она медленно приблизилась и, не обращая внимания на грубые нотки в голосе, нежно посмотрела ему в глаза. Стюарт все такой же — раздражительный, обидчивый. Но что-то изменилось в нем за эти годы. На лбу появилась вертикальная морщина — признак страдания и скорби. И он еще больше стал похож на брата. Вылитый Джордан, только в ранней юности. То же смуглое худощавое, с правильными чертами лицо, чувственные губы, по-женски густые и длинные ресницы, только волосы черные и вьются. Да линия подбородка не так резка. Ну и физически он, конечно, гораздо слабее брата.
— Значит, так, да? — дерзко усмехнулся он. — Ты осознаешь, что можешь делать со мной все, что захочешь. Теперь я при всем желании не смог бы тебя соблазнить.
В ответ Герда чуть заметно улыбнулась:
— Да боже мой! Что вспоминать об этом. Мы были еще совсем детьми тогда.
Улыбка исчезла с его лица. Он как-то странно посмотрел на Герду и взял ее за руку. Пальцы были теплыми и влажными.
— Ты права. Я повзрослел за это время, но не поумнел. Только сейчас начинаю понимать, как мне тебя не хватало.
— Правда? Я тоже часто вспоминала о тебе. Переживала, как ты. Иногда порывалась написать, но все никак… — немного смутившись, ответила она.
— Почему не написала?
Герда промолчала, чувствуя, что он все сильнее сжимает ее руку.
— Почему ты не вернулась тогда в больницу навестить меня?
— Я не думала, что ты захочешь меня видеть.
Озадаченный, он затих. Потом недоверчиво спросил:
— Тебя, наверное, кто-то отпугнул? Джордан, так ведь?
— Никто меня не пугал, — соврала Герда.
Стюарт замолчал. В глазах появилась тревожное выражение. Он грустно усмехнулся:
— Да, конечно. Ты взрослый человек и всегда поступаешь, как считаешь нужным.
Воспоминания снова нахлынули горькой волной. То, как она поступала тогда, чем руководствовалась в те ужасные дни, было все, что угодно, только не рассудительность взрослого человека. Но время не повернуть вспять.
Герда вздрогнула от неожиданного вопроса.
— Ты простила меня?
— Конечно. Уже давно. Да ты ничего и не сделал, что нельзя было бы простить.
— Рад слышать. — Не ослабляя хватки, он внимательно изучал ее лицо. — Я тоже тебя простил.
— Значит, нам больше не в чем друг друга винить. — Слова прозвучали делано непринужденно. Врать было невыносимо. — Все бы отдала, лишь бы… — Как бы опомнившись, она запнулась.
— Лишь бы этого никогда не случилось?
— Да.
Как сказать ему, что она все бы отдала, лишь бы Джордан тоже простил ее. Но это невозможно. Герда вздохнула и задумалась.
Стюарт легонько потянул ее за руку:
— Эй, ты где? Не надо так переживать. Улыбнись. Я рад, что ты все-таки приехала.
— Я тоже рада, что наконец увидела тебя. — Герда улыбнулась и подошла к окну. — И этот сад. Здесь по-прежнему так красиво! И погода просто прелесть. Почему не провести несколько часов на свежем воздухе?
— Это все, что ты можешь предложить для развлечения инвалида?
Герда вздрогнула и обернулась. Стюарт подъехал бесшумно и находился всего лишь в нескольких сантиметрах от нее. Во взгляде не было и тени иронии. Он смотрел жалобно, умоляя, словно маленький ребенок. Герда нагнулась и поцеловала его. Стюарт с силой обхватил ее голову и с судорожным отчаянием прильнул к ее губам. Поцелуй был долгим, нарочито бесстыдным. Герда чувствовала, как горячее дыхание, будто в яростном поиске ответа, назойливо врывается в нее. Она прекрасно помнила: его ласки и раньше были такими вызывающе жестокими, словно от сознания полного бессилия перед неприступной холодностью. Но сейчас Герда из жалости уже готова была пойти против себя. Но нет. Она не имеет права унижать Стюарта показной страстностью. Эта мысль придала ей сил оторваться от его губ. Неохотно ослабив объятия, он взял в ладони ее лицо и долго, как будто запоминая, рассматривал, прежде чем отпустить.
— Ты не изменилась, Герда, — медленно, как бы констатируя факт, проговорил он. — Внешне — да. Настоящая красотка и, соответственно, больше уверенная в себе, но… Ты все такая же ледышка, все так же боишься себя. Благочестивая пуританка. — Он вздохнул и откинулся назад. — Знаешь, ты ведь единственная, кого мне так и не удалось затащить в постель.
Герда придвинула стул и села рядом. Стараясь обратить его слова в шутку, она улыбнулась:
— Но ведь я была не единственной в твоей жизни.
— Ты единственная обломала меня, — отрезал Стюарт.
— Да, настойчивости и наглости тебе было не занимать, — парировала Герда.
— Но на тебя все это не действовало. Думаешь, почему я в конце концов решился сделать тебе предложение? — Его губы искривились в циничной усмешке.
Стюарт смотрел исподлобья, как бы одновременно и восхищаясь, и боясь, и уличая в чем-то. Герда прекрасно помнила этот взгляд.
— Ты испытала на практике бабушкин рецепт «как выйти замуж» и не прогадала.
— То есть ты только поэтому сделал мне предложение?
— Не только. — Стюарт склонил голову набок и хитро прищурился. — Хотя меня, конечно, бесили все эти игры с мисс Неприступность.
— Ерунда.
— Ты думаешь? Сначала свадьба, а потом все остальное! Твои слова. — Он скорчил трагическую гримасу. Потом вдруг резко изменился в лице, будто вспомнив что-то. — Но если честно, на тот момент ты была единственной девушкой, с кем я бы не отказался прожить до гроба и, что называется, умереть в один день.
— Ты даже подумывал остепениться? — Герде нравилось, что сейчас они могли так беспечно обсуждать прошлое.
— Да, уже было как-то скучновато. Приелись все эти пьянки, девки и вообще…
— Хочешь верь, хочешь нет, у меня никогда не было цели выйти за тебя замуж, — снова начала оправдываться Герда.
— Хочешь сказать, пень задымился без огня?
Рассмеявшись, Стюарт нажал на какой-то движок сбоку коляски, и она так быстро и бесшумно завертелась, что Герда не поверила своим глазам. В центре комнаты он круто и мягко остановился и оглянулся. Герда стояла открыв рот.
— Ты еще не видела, что можно вытворять на этом металлоломе. С таким механизмом меня нельзя назвать абсолютным калекой.
Удивленно моргая, она подошла к нему:
— Да уж. Мне при всем желании не угнаться за тобой.
— Иногда мы с Рэчел устраиваем гонки. — Он довольно усмехнулся. Было видно, что настроение его заметно улучшилось. — Я специально дразню ее. Один раз я действительно ее сделал.
Приглядевшись, Герда увидела панель управления со скоростями и ужаснулась, вообразив, как Стюарт, пытаясь убежать от болезненного сознания своей ущербности, в слепом отчаянии мчится навстречу желанной смерти.
— Могу себе представить, — сухо отозвалась она.
Словно прочитав ее мысли, он грустно ухмыльнулся:
— Да, во мне есть садистские наклонности. Это все уязвленное самолюбие.
Стюарт заскользил к двери. Герда молча пошла за ним. Дверь автоматически открылась и чуть не прихлопнула ее, когда женщина хотела выйти вслед за Стюартом. Он развернулся и заехал обратно в комнату.
— Упс, ошибочка вышла, забыл предупредить. Комната просто напичкана всякими механизмами. Над кроватью пульт управления — телевизор, радио, кондиционер, обогреватель, свет и все такое. Могу открывать окна, передвигать книжные полки, ну и конечно, вызывать Леона и слуг.
— Да, неплохо. А это для чего? — Она лишь слегка коснулась кнопки, и на окнах опустились шторы. Комната погрузилась во мрак, лишь панель светилась в темноте.
— Сейчас включу свет, — усмехнулся Стюарт.
Герда с интересом озиралась вокруг. На стене огромный экран, видеокамеры, записывающие устройства. Миниатюрный бар, за которым виднелась огромная спальня. Бежевая кожа и лакированная сосна — шикарная мебель на фоне нежно-зеленых стен, обитых ярко-оранжевыми плинтусами. Торжество изысканного стиля. Неограниченные возможности материального благополучия, которое, однако, очень часто, когда дело касается человеческого здоровья, оказывается никчемным.
Наблюдая за ней, Стюарт тихонько посмеивался:
— Здесь все, что можно купить за грязные зеленые бумажки.
— Но сначала надо было все это придумать. Работа, достойная восхищения, — серьезно ответила Герда.
— Как волшебник: только пальцем пошевелил — и любое желание исполняется, — усмехнулся он. — Спасибо любезному братцу-благодетелю.
— Это он все придумал?
Стюарт выключил освещение и поднял шторы. Яркий солнечный свет ослепил Герду.
— Да. С ним работали еще двое каких-то очкариков. Ничего не забыли. Кроме приспособления в виде пары ног.
Развернувшись, он поехал в другую комнату и остановился у окна. Герда подошла и присела рядом в кресло. Стюарт не шелохнулся, словно ожидал неизбежного вопроса.
— Еще есть надежда?
— Что я смогу ходить?
Она испуганно кивнула, подумав, что, может быть, эта больная тема под запретом.
— Нет. Они ходили здесь толпами: хирурги, терапевт, даже какие-то божественные целители. Все твердили одно и то же. — Он горько воскликнул, передразнивая: — Повреждены нервные ткани, случай безнадежный. Одно и то же, пока… — Стюарт замолчал и предложил Герде сигарету. — Пока в прошлом году… — Он дал ей прикурить. Герда оглянулась в поисках пепельницы. Стюарт, пытаясь опередить ее, моментально отреагировал, и пепельница тут не появилась на столе. — Так вот… В прошлом году Джордан узнал, что в Германии есть хирург, который занимается именно безнадежными случаями. Ну, мы полетели в Германию…