Не знаю, на что он там рассчитывает — чай или продолжение банкета — но у квартиры я собираюсь дать ему от ворот поворот.
Но когда мы выходим из лифта, и я поворачиваюсь к нему, чтобы выпроводить, моя дверь вдруг открывается, а на меня смотрит Гордей. Взгляд у него моментально становится хмурым, как только он видит вышедшего Леонида, который не сразу замечает Гордея.
— Мы с сыном приготовили ужин, — грубо говорит Гордей мне, а сам при этом не отрывает своего взгляда от Леонида.
— Ладно, до среды, спасибо, что проводили, — говорю я последнему, чтобы он поскорее уходил, ведь я знают этот взгляд Орлова. Когда он так смотрит, это значит — жди беды. Не хватало мне еще мордобоя на лестничной площадке.
— Всего доброго, — усмехается Гордей, оскалившись и демонстрируя недружелюбие, а я всё сильнее злюсь, что он устраивает такое представление.
— Это ваш брат, София? — спрашивает спокойно Леонид и вздергивает бровь. Кажется, будто чужая угрожающая поза ни на миг не пошатнула его уверенность.
— Я ее муж, Гордей Орлов, — отвечает за меня Гордей, и я от его наглости аж теряю дар речи.
Но когда перевожу взгляд на потерянного Леонида, вдруг осекаюсь и молчу, решив, что это лучший выход из ситуации. Он не станет больше оказывать мне внимание и переключится на Виолетту, а уж с Гордеем после его ухода я разберусь.
Когда мы остаемся наедине, я тяну его на лестничную площадку в одних тапках и закрываю дверь, чтобы Дима не слышал моих криков.
— Ты что тут делаешь, Гордей? Ты должен был через полчаса сына привезти и уехать, как обычно.
Все эти недели мы общались только по поводу сына и в основном односложно, так что тот факт, что сейчас я застаю его хозяйничающим в моей квартире выбивает меня из колеи.
— А ты должна была ходить на обычные танцы, а не флиртовать с другими мужиками, — цедит сквозь зубы Гордей вместо того, чтобы ответить на мой вопрос.
— Тебя это не касается! И ни с кем я не флиртовала. Леонид просто…
— Просто что? Слюнями весь пол закапал, глядя на тебя, Соня?
— Даже если и так, то тебе-то что? Я свободная женщина и могу нравиться кому угодно. Я еще молода, в самом расцвете красоты. Еще и замуж могу выйти.
Последнее я, кажется, так громко и дерзко говорю зря.
Гордей смурнеет и весь будто возвышается надо мной глыбой, после чего резко бьет ладонью по стене, и я оказываюсь в тисках его рук.
— Замуж? Это мы еще посмотрим. Каждого кандидата я буду лично допрашивать и проверять.
— По какому такому праву? — сиплю я, а сама не могу оторвать взгляда от его волевого лица.
Давно не видела его таким решительным и дерзким, и к стыду признаться, это отзывается во мне каким-то томлением.
— Не забывай, что ты мать моего сына. Я не позволю ему общаться с кем ни попадя, а этот Леонид проверку не прошел. Скользкий тип. А теперь иди в дом, Соня, переодевайся, ты вся чужим мужиком пропахла. Мойся. Будем ужинать.
Он говорит резко и отрывисто, будто сваи забивает молотком.
Я же сглатываю и не нахожусь с ответом. Лишь хватаю ртом воздух и мысленно возмущаюсь его самоуправству, однако в квартиру практически залетаю, пылая от гнева. Несмотря на собственную злость, ловлю себя на мысли, что всё равно первым делом беру чистые вещи, полотенце и иду в душ.
После его слов становится неприятно, и мне, действительно, начинает казаться, что я пахну Леонидом, хотя между нами ничего не было и не могло быть.
Чертов Гордей.
Наглец.
Негодяй!
Глава 29
На кухню я вхожу хоть и после душа, да в домашней одежде, но всё равно чувствую себя так, будто я на поле боевых действий.
При сыне, который воодушевленно рассказывает, что нового произошло у него в садике, мы ведем себя чинно и спокойно, чтобы не втягивать его в наши разборки, но переглядываемся. Каждый из нас будто хочет испепелить другого. Но если я считаю себя в своем праве, ведь это он лезет не в свое дело, к тому же, оккупирует мою квартиру, то вот какие мотивы движут им, меня мало интересует.
— Мам, а у меня будет братик?
Сначала мне кажется, что я ослышалась, но когда сын повторяет свой вопрос, я опускают взгляд и пытаюсь понять, не сон ли это. Дима же смотрит на меня невинно и просто хлопает глазами, ожидая моего ответа.
— Что? С чего ты вдруг заговорил об этом? — сглотнув, всё же спрашиваю я, а сама пытаюсь подобрать такой ответ, чтобы мы закрыли эту тему сразу же. Но, как назло, ничего в голову не приходит, так как все мои мысли крутятся вокруг другой ситуации, который никак не желает выходить из моих мыслей.
— У всех в садике есть братики или сестрички, и только я один.
Сын посматривает на меня хитровато прищуриваясь, а я перевожу взгляд на Гордея, который с усмешкой смотрит на меня в ответ. Не спешит прийти мне на помощь. Наслаждается тем, какая у меня обескураженная реакция.
— Так получилось, сынок. Ты уже поел? Иди к себе, посмотри мультики, а нам с твоим папой нужно поговорить.
— О братике? — воодушевленно кричит Дима, не чувствуя между нами напряжения.
— И о братике в том числе, сынок. Иди, поиграй пока с роботом, которого мы тебе купили, — говорит Гордей, наконец, вмешавшись, словно вспомнил, что он не дядя из подворотни, а отец.
К счастью, Дима слушается и убегает, а вот мы с Гордеем остаемся наедине.
— Это ты вбил ему в голову эти бредовые идеи?
Я киваю сыну вслед, хотя тот давно уже сидит в зале и смотрит мультики, а сама с прищуром смотрю на Орлова, готовая подозревать его во всех смертных грехах.
— Ну во-первых, идея не бредовая, все дети в таком возрасте, глядя на своих сверстников, мечтают о братике или сестричке, а во-вторых, мы с ним на эту тему не говорили. Я обескуражен так же, как и ты.
— Что-то по тебе незаметно.
— А что я должен делать? На голове стоять и причитать, как так?
— Не паясничай, Гордей.
— Ты мне лучше скажи, Сонь, чего ты хочешь? Снова замуж?
Мне не нравится вопрос бывшего мужа, так как он будто лезет мне в душу пальцами, а отвечать мне хочется еще меньше.
— Нет, — всё же говорю я, видя, что он не собирается от меня отставать.
Он молчит, прожигая меня взглядом, и я быстро меняю тему, чтобы не продолжать ее.
— Ты мне лучше объясни, что это такое?
Я обвожу рукой кухню, с которой до сих пор не выветрился запах готовки, и выразительно смотрю на Гордея.
— Мы с Димой решили сделать тебе сюрприз, Сонь. Я даже подарок тебе подготовил.
— Подарок? В честь чего?
Гордей привстает, достает из кармана брюк маленький красный футляр, и я застываю, когда он кладет его на стол.
— И что это? — спрашиваю я хриплым тоном, а меня будто обдает кипятком.
— Подарок. В честь твоего дня рождения.
— Дня рождения?
Он открывает футляр, и я смотрю на золотые сережки с бриллиантом. Не фианит, Гордей никогда не любил заменители.
— Ты серьезно забыла? Сегодня двадцатое, твой день.
— Я и забыла.
В этот момент звук мультиков усиливается, и вскоре в кухню вбегает Дима.
— А торт скоро будем кушать?
— Скоро, Дим. Ты неси мамин подарок, который ты подготовил. Будем поздравлять ее, — говорит сыну Гордей, а когда тот, понятливо закивав, убегает, встает позади меня. — Давай я помогу надеть серьги, Сонь.
Я не стала отказываться и сняла с себя свои гвоздики с бирюзой — единственное дорогое, что я могла позволить себе после развода. И хоть сейчас благодаря развивающемуся бизнесу деньги у меня есть, покупка украшений — последнее, что приходит мне в голову.
Когда прохладные пальцы Гордея касаются моего уха, я слегка вздрагиваю, отвыкнув от чужих прикосновений, особенно от мужских.
— Тебе идет, — произносит он хриплым тоном и будто нехотя отходит, убирая с моих плеч ладони.
Я слегка дергаюсь в его сторону, ловлю себя на мысли, что не хочу, чтобы он отстранялся, но при этом молчу.
— Спасибо, — искренне благодарю я и касаюсь сережек. Беру в руки телефон и смотрю на себя, крутя головой вправо-влево.
— Ты такая красивая, мам, — восторженно ахает прибежавший сын, держа в руках листок бумаги. — Это тебе. Я в саду нарисовал. Мне Алина помогла.
Он протягивает мне рисунок, сделанный своими руками, и я беру его с благоговением.
— Алина — это их новая воспитательница, — говорю я вставшему рядом с сыном Гордею.
— Я в курсе, Сонь. Несколько раз в неделю всё-таки сына с сада забираю.
— Папа даже шкафчик починил, — заявляет Дима, а после вдруг спрашивает: — Мама, тебе нравится мой рисунок?
— Очень нравится, ты у меня такой талантливый, сынок.
Я ничего не говорю по поводу того, что на нем изображено, чтобы не расстраивать ребенка, но едва сдерживаю слезы.
— Это я посередине, а по бокам от меня — вы с папой.
— Иди ко мне, сынок.
Я притягиваю Диму к себе и прикрываю глаза, чтобы Гордей не увидел моих эмоций.
— Я так тебя люблю, солнышко.
— Очень-очень?
— Очень-приочень.
— И мы на море с папой полетим?
— На море?
Я смотрю на Гордея, понимая, откуда ноги растут.
— А это наш второй, с Димой совместный подарок. В Турции сейчас сезон, будет здоров там отдохнуть втроем, на солнышке погреться.
— Мы же полетим, мам?
Дима смотрит на меня с надеждой, что я не могу ему отказать. А вот на Орлова смотрю таким взглядом, чтобы он сразу понял, что нас с ним ждет серьезный разговор.
Вот только, когда сынок, наевшись торта, снова убегает, поговорить нам не удается.
Ему звонят, и он почти сразу принимает вызов, словно понимая, что ничего хорошего от меня ему ждать не стоит.
А вот внутри меня голос так и шепчет, что я обманываю и его, и себя, играя в этот показной спектакль. Будь я по-настоящему против, не приняла бы ни серьги, ни путевку в Турцию.
Когда разговор заканчивается, Орлов смурнеет, и весь мой гнев после моментально испаряется.
— Мама в больнице, Сонь. Ты прости, мне нужно отъехать.