— Ты знаешь куда идти? — поинтересовался Сорин.
— Представляю.
Метров тридцать они шли молча. Но когда поравнялись со следующим перекрестком, слева с визгом выскочил автомобиль. Драган пинком отбросил Сорина в сторону, а сам попытался прыгнуть навстречу машине и чуть вбок. Однако, выталкивая из-под колес Андрея, слегка замешкался и левое крыло тяжелого «Шевроле» скользнуло по его правому бедру. Драган кувырнулся в воздухе и, ударившись головой о стену какого-то строения, затих. Скрипнув тормозами, автомобиль остановился. И в мгновение ока с водительского сидения выпрыгнул Шутов.
Сорину повезло, что он оказался с противоположной от Шутова стороны: это дало ему преимущество в две-три секунды. И потому, когда Шутов, перекатываясь через капот, прыгнул к Андрею, тот успел в каком-то немыслимом перекате оказаться за багажником автомобиля. Они вновь поднялись на ноги, разделенные туловищем черного авто. Папку с картинами Сорину удалось как-то удержать в руках.
— Слышь, козел, — произнес Слава, почти не шевеля губами, — если жить хочешь, бросай барахло сюда, — и руками показал себе на грудь.
Сорин молча подвинулся чуть вбок так, чтобы между ним и Шутовым оказалась пассажирская кабина и, стараясь не терять глаза противника из виду, молча покрутил головой.
— Не дури, — еще раз сказал Шутов. — Говорю: не трону.
Он мягко начал движение вдоль багажника автомобиля, Сорин же переместился к капоту. Через несколько секунд они вновь стояли, разделенные пассажирской кабиной, но уже с противоположной для каждого стороны.
— Последний раз говорю, — зло просипел Шутов, — бросай, если жить хочешь.
Он сунул руку за пазуху, и Андрей увидел, как в его руке заблестел по виду очень тяжелый, странной формы, с коротким широким лезвием нож. Шутов, плавно передвигая ногами, начал движение к капоту. Сорин попятился назад, неловко зацепился каблуком за бордюр тротуара и повалился навзничь. Вероятно, это его и спасло, потому что в момент своего падения он увидел что-то серебряное, яркое, промелькнувшее над его левым плечом и со звоном врезавшееся в бетонную стену.
Вслед за этим раздался крик, резкий, кошачий, и глухой звук удара. Хватаясь за машину и стараясь как можно быстрее подняться, Андрей увидел, как лежащий еще минуту назад неподвижно Драган, делая немыслимые вязкие движения, молотит Шутова по корпусу и голове, стараясь найти брешь в щите из коротких и быстро двигающихся рук бандита. Вот он, поднырнув вниз, растопыренной пятерней с напряженными пальцами, пытается словно сорвать Шутову кадык, вот, откатившись в сторону, в каком-то немыслимом прыжке, целясь ногою в бок, пытается достать Шутова с тротуара, вот уже, зависнув в воздухе, обеими руками рубит ему по ушам, и кажется, что победа будет за сербом, но тяжелый пудовый кулак противника глухо стукается о грудную кость Драгана и сбивает того. Подобрав в воздухе колени, Шутов прыгает вперед, метясь ими в живот серба, и опускается практически на его тело, локтем стараясь попасть ему в лицо. Что-то ему удается, поскольку Сорин слышит глухой стон и хруст человеческих костей. «Надо бежать», — думает Андрей, но не двигается с места. И в этот момент что-то хрипло квакает и спина Шутова в двух местах взрывается кровяным фонтаном. Мощное тело ермиловского бойца вздрагивает и тяжко валится навзничь.
Сорин стоит и смотрит на это, абсолютно завороженный, пока голос откуда-то извне, с трудом проникая в сознание Андрея, не прерывает его почти коматозного состояния: «Помоги! Помоги подняться». Только тут Андрей понимает, что это голос Драгана. Бросив папку на багажник машины, он с трудом поднимает серба на ноги и видит, как тот морщится. Руки его в крови и в одной из них зажат пистолет. «Срочно, — говорит Драган, прерываясь и сипло дыша, — срочно уходим. Ты в одну сторону, я в другую. Сможешь бежать?» — «Постараюсь, — бледнея, говорит Андрей, — но как же ты?» — «За меня не беспокойся, уйду». И, переваливаясь с ноги на ногу, быстро пряча пистолет в карман, Драган исчезает за поворотом. Еще несколько секунд постояв на месте, Сорин хватает папку с картинами и бежит туда, куда вел его Драган, где шумит большая улица, где светит солнце и нет крупных мертвых тел, лежащих рядом с черным «Шевроле».
Кое-как Андрей добрался до номера. Не заметив никакой погони, уже в отеле, он пришел в себя и собрался с мыслями. А потому зашел в холл абсолютно спокойно, улыбнулся портье и, поднявшись в свой номер, аккуратно запер за собой дверь. Только тут он понял, какая нечеловеческая усталость, боль и страх скопились в его теле. Не раздеваясь, не распаковывая папки, полученной от антиквара, Андрей рухнул на диван.
Так он проспал три часа. Возможно, он спал бы и дольше, но разбудил его телефонный звонок. Звонила Люси.
— Как дела? — весело спросила девушка.
— Ты не знаешь? — нервно переспросил Андрей.
— Нет, а что? — удивилась она.
— С Драганом связывалась?
— Нет, — чуть более взволнованно ответила Люси.
— Найти можешь?
— Я звонила ему — никто не подходит.
— Приезжай ко мне. Срочно.
— Что, что произошло?
— Приезжай, все расскажу.
— Буду через полчаса, — ответила Люси и повесила трубку.
Когда она приехала и постучала в дверь, Андрей уже выпил два стакана виски и чувствовал себя отдохнувшим и расслабленным. «В сущности, все равно, — говорил он себе. — Картины у меня, а что будет с этим Драганом — да какое мне дело до какого-то глупого серба! На самом деле, — подлая мысль заползала ему в голову, — жалко, если он выжил. Как было бы удобно: одной неприятностью меньше. — И сам тут же осек себя: — Боже мой, что я говорю, в кого я превращаюсь». Но холсты, лежащие на постели, заставляли отступать мысли о сострадании.
Он вкратце рассказал Люси все, что произошло за сегодняшний день. Сперва она радовалась тому, как легко и быстро они вышли на антиквара, хвалила Драгана за то, что он без лишних сантиментов вынудил Кошенова принять их условия. Потом, когда Андрей рассказал ей о схватке возле хранилища картин, нахмурилась и сказала:
— Боже мой, во что же мы вляпались!
— Я предупреждал тебя, — ответил Сорин, — это серьезные люди и так просто в покое нас теперь не оставят.
— Да я не об этом, — отмахнулась девушка. — Неприятно другое, что нас начнет искать полиция. Как ты думаешь, они могут нас засечь?
— Если они сумеют связать визит Кошенова в хранилище с этим самым бандитом из Москвы, то легко. Хотя… Хотя я думаю, что Кошенов будет от всего открещиваться, это не в его пользу.
— Я тоже так думаю.
— Меня больше беспокоит судьба Драгана, — заметил Андрей.
— А-а, — как-то рассеянно сказала Люси, — Драгана, да. Ты уверен, что он не был тяжело ранен?
— Я не врач, — сказал Сорин, — но, по-моему, максимум, что у него было — это перелом ребер.
— Жаль, — произнесла Люси. — А как было бы просто!
— Что ты говоришь, опомнись! — прервал ее Андрей.
— Перестань! Никогда не поверю, что ты и сам об этом не подумал: как было бы просто, если бы теперь, когда картины уже у тебя, или точнее, у нас — ведь мы же партнеры — Драган бы как-нибудь сам собой дематериализовался. Ведь, скажи честно, подумал?
— Н-нет, — сказал Андрей как-то не очень уверенно.
— Меня не обманешь, — развеселилась Люси. — Ты посмотри на них, — и она показала на холсты, лежащие на кровати, — ведь это же состояние. К чему нам третий?
— Ну, во-первых, не третий, — уточнил Андрей, — да и ты не вторая. Каждый из вас работает за свою долю. А доля Драгана, насколько я понимаю, составляет максимум одну сороковую. Меня это вполне устраивает, в особенности после той работы, которую он провел.
— Это понятно, понятно. Но знаешь, Драган человек вспыльчивый и любопытный. Тебе не нужно было его брать в хранилище.
— А что я мог сделать? — ответил Сорин. — Без него мой антиквар никуда бы не поехал.
— И то правда, — согласилась англичанка. — Будем надеяться, что на некоторое время он оставит тебя в покое. Когда у вас с ним расплата?
— Я сказал, что максимум через неделю.
— Ну, вот видишь, — опять развеселилась она, — неделя у нас есть.
— Что ты хочешь этим сказать?
— А то, мой милый русский друг, что нам абсолютно незачем оставаться в пределах Великобритании.
— О чем ты? — Удивился Андрей.
— Пока вы с Драганом бегали за картинами, я провела кое-какую предварительную работу: поговорила со знакомыми галеристами, поспрашивала друзей…
— И что же?
— Видишь ли, я думаю, что после всех этих событий продать легально эти вещи здесь будет очень трудно. Я не знаю твоего антиквара, но думаю, что его связей достаточно, чтобы остановить любую сделку на уровне «Сотби» или «Кристи».
— Думаю, ты преувеличиваешь, но трудности могут быть, — согласился Сорин.
— В Европе рынок гораздо спокойнее, я бы сказала, демократичнее. Мне кажется, что лучше переехать туда.
— У тебя есть связи? — спросил Сорин.
— У меня лично нет, но я знаю имена и адреса галеристов, занимающихся русским авангардом.
— Где? В Париже?
— Почему в Париже? — удивилась Люси.
— Ну, просто я знаю, что большинство русских авангардистов работали в Париже.
— Они могли работать хоть в Африке, — засмеялась девушка. — Самый большой рынок русского авангарда — в Берлине. Причем в основном держите его вы, русские.
— Да ты что! Не дай бог с ними связываться. Я читал об этом еще в России, это бандиты и отъявленные негодяи.
— Кто это говорит? Ты только что сегодня убил человека!
— Я?! — возмутился Сорин.
— Ну, не ты, но из-за тебя. Если мы хорошо подготовимся, у нас все получится.
— А как ты собираешься вывозить картины? Ваша таможня — притча во языцех.
— Ты забыл, мой дорогой, — сказала Люси, — ведь я художник.
— И что из этого следует? — удивился Андрей.
— Только то, что я могу записать эти холсты.
— Записать?
— Ну да, нанести поверх оригинального изображения — новое. Свое.