— В винах ты понимаешь, — сказал Андрей после первого же глотка.
— Не только в винах, — улыбнулась Люси. — Не желаешь получить этому подтверждение? — И она поманила его в спальню.
Если сам Андрей еще и раздумывал над этим предложением, то его плоть явно была согласна. И потому, едва закончив трапезу, они перебрались в спальню, откуда и не вылезали следующие несколько часов. Сорину нравилась та пылкость и жадность, с которой Люси отдавалась любимому делу (а то, что это ее любимое занятие, он уже давно понял). Ее неуемная энергия будила в нем все новые и новые силы, и он, уже забыв о ранении, отдавался любовной игре так же страстно и столь же неистово, как и его партнерша.
— Да, — поинтересовалась Люси в один из перерывов, — а где я буду жить в вашем городе?
— Естественно, в гостинице, — ответил Андрей.
— А ты?
— Я найду себе безопасное место, — уклончиво ответил Сорин.
— У тебя нет квартиры?
— Она есть, но, мне кажется, там пока не следует появляться.
— Отправишься к любовнице? — язвительно сказала девушка, и Сорин почувствовал, как в ее голосе проскочила нотка ревности.
— Зачем к любовнице, — ответил он, — поеду к друзьям, — а про себя подумал: «Естественно, ни к каким друзья ехать нельзя. Придется обращаться за помощью к Лене».
Муки совести абсолютно не тревожили Андрея, принявшего такое решение: в конце концов, ни Люси, ни Лена так и не смогли завладеть его сердцем. Но то, что секс с московской подругой будет значительно более пресным, чем с английской, заставляло его печалиться и ждать неминуемых любовных утех на родине как некого наказания.
Долетели они благополучно. На таможне Люси заставила молодого офицера тщательно проверить правильность заполненной ею декларации, внести туда все картины с размерами и описаниями сюжетов и, только получив на руки необходимые бумаги и не единожды улыбнувшись всем собравшимся вокруг нее таможенникам, покинула аэропорт.
Сорин уже ждал ее на выходе. Они взяли такси, проклиная дороговизну московских таксомоторных услуг, и поехали в гостиницу. Люси выбрала «Мариотт» на Тверской. Перед входом в отель Андрей получил из ее рук пластиковый короб, бросил его в багажник такси, которое ждало его, и простился с девушкой, обещав позвонить ей на следующий день. Подождав, пока англичанка скроется за дверью, и удостоверившись, что с ней все в порядке, он плюхнулся на переднее сидение и назвал адрес в Выхино. Он намеренно поехал без звонка, решив положиться на судьбу, лелея утлую надежду, что Лены не окажется дома, и ему все же не придется проводить с ней время, объяснять чего-то… Но все произошло как раз наоборот.
Его московская пассия в этот день отдыхала. По обыкновению, даже не взглянув в глазок, она открыла дверь и на секунду опешила, а потом бросилась Сорину на шею.
— Где ты пропадал? — закричала она. — Я уже не знала, что и думать.
— Разные были дела, разные.
— Надеюсь, у тебя никаких неприятностей?
— У меня? Какие у меня могут быть неприятности?
Ты весь из неприятностей, — отвечала Лена. Она вспомнила, как однажды Сорин прятался в ее доме, как просил ее никому не рассказывать о своем пребывании. Как внезапно исчез, не оставив даже записки, и как вскоре после этого ее навещали люди с Петровки. Расспрашивали об Андрее, выясняли, куда он мог уехать. Как она сперва волновалась, потом злилась, а потом и просто забыла о существовании человека по имени Сорин Андрей. И вот он вновь появился.
— Ну все, все, — успокаивал он ее, — видишь: я жив-здоров и теперь здесь. Может, все же пустишь на порог квартиры?
— Заходи, заходи, — засуетилась она, перехватывая из его рук пластиковый короб с картинками. — А это что?
— Да вот, видишь, решил заняться продюссированием молодых дарований.
— Молодое дарование, конечно, женского пола, — встрепенулась Лена.
— Да нет, один знакомый художник из Перми, — почему-то соврал Андрей.
— Ты что, ездил в Пермь?
— Куда я только не ездил, Леночка. Давай не будем об этом, я жутко устал с дороги.
Через полчаса, приняв душ, он сидел в белом махровом халате в маленькой уютной Лениной гостиной, пил кофе, любовно приготовленное девушкой, и плел какие-то небылицы о своих вояжах по стране, о новом интересном начинании, в которое его втянули неведомые друзья-художники, о возможности заработать деньги и желании навечно оставаться в этой квартире с девушкой своей мечты Леной Старковой.
— А вся эта беготня, милиция?
— Успокойся, все в прошлом, — отвечал на вопросы Лены Сорин.
— Значит, ты меня все-таки любишь? — спрашивала она.
— Конечно, больше жизни, — врал Андрей, ни на секунду не думая краснеть.
— Слушай, — встрепенулась она, — у меня в холодильнике — шаром покати.
— Если можно, — взмолился Сорин. — Не могу я идти в магазин: жутко устал.
— Что ты, что ты, сиди, — сказала Лена, — я мигом. Сейчас на рынок, потом по магазинчикам: часок можешь поспать.
— Замечательно, — согласился Сорин. И, дождавшись, когда дверь за девушкой захлопнется, кинулся к телефону.
Его первым абонентом был Токарев. Однако на фирме отвечали, что Виталий Сергеевич уехал в длительную командировку. Сорин попробовал набрать домашний номер, но и там никто не отозвался. Тогда он позвонил Скосареву.
Скосарев поднял трубку сразу же.
— Слушаю, — сказал он несколько нервно.
— Это Сорин. Алексей, помните меня?
— Какой? А… — прервал сам себя Скосарев, — приятель Виталия?
— Да-да, он самый, — обрадовался Андрей. — Никак не могу найти нашего общего друга. Не знаете, где он?
— А вы-то откуда звоните? — ответил вопросом на вопрос таможенник.
— Откуда? Отсюда.
— Вернулись?
— Вынужден был. Ваш протеже, Алексей, оказался человеком очень сложным. Но об этом после.
— Что, что-то не сработало? — забеспокоился Скосарев.
— Слава богу, — мрачно хохотнул Андрей. — Почти сработало, но вот, как видите, живой остался.
— Я вас не понимаю.
— Ладно, не будем о грустном. Так где же Виталий?
— У Виталия сейчас трудные времена, — отвечал Алексей. — Кстати, по вашей милости. Тут и мной, и всеми интересовались.
— Какое совпадение, — ответил Сорин, — мной тоже. Надеюсь, что вам пришлось полегче, чем мне.
— Неужто? — испуганно протянул Алексей. — Прямо в Лондоне?
— А то где же? Ну, будет об этом. Сейчас я хочу повидать Виталика.
— Хорошо, — быстро согласился Скосарев, — позвоните мне через два часа: я его выловлю. Как вас найти? Может, я перезвоню?
— Не стоит, — ответил Андрей, наученный горьким опытом, — я сам звякну, — и быстро повесил трубку.
Секунду он пытался вспомнить, есть ли у таможенника определитель номера, потом, восстановив в памяти последовательность событий, вспомнил, что никакого щелчка перед соединением не было, следовательно, телефон без АОНа. «И все же в следующий раз пойду звонить из телефонной будки», — решил Сорин.
Он и думать не мог, что сразу после разговора Алексей вскочит с мягкого дивана, на котором он валялся, и начнет кружиться по комнате в поисках визитной карточки Трегубца. Потом найдет ее и быстро наберет заветный номер.
— Василий Семенович?
— Я, — ответил ему голос Трегубца.
— Это Ско…
— Я понял. Не надо имен, — прервал его Василий Семенович.
— Путешественник наш объявился.
— Вот это хорошо. Ай да молодец, Алешенька!
— Он мне позвонит через два часа. Он Виталия ищет.
— И очень хорошо: пусть ищет. Ты ему, голубчик, вот что скажи: Виталий будет ждать его завтра в одиннадцать утра в скверике около Нового Арбата, где памятник Гоголю, знаешь?
— Знаю, знаю, конечно, — поторопился Скосарев. — Думаю, и он знает.
— Вот и замечательно. Скажи, что звонить Виталию нельзя и сам он позвонить не может, но встречи очень ждет и сам все объяснит. Только смотри, не напугай его.
— Да как, Василий Семенович, понимаю.
— Ну, вот и чудесно, — завершил разговор Трегубец.
«Объявился, — думал Трегубец, положив трубку и вычерчивая какие-то геометрические фигуры на белом листе бумаги. — Значит, если все пойдет хорошо, завтра он мне сам расскажет, кто такой этот неведомый охотник. А уж я там придумаю, как того посильнее за задницу ухватить. — И, энергично растерев руками виски, он пригладил редкие волосы, подошел к несгораемому шкафу, стоявшему в углу его кабинета, достал оттуда початую бутылку водки, налил полчашки и залпом хлопнул ее. — Теперь дела пойдут на лад, — сказал себе Трегубец. — Я точно знаю: пойдут».
Ермилов в то же самое время тоже сидел в своем кабинете. Но настроение его, в отличие от Василия Семеновича, было совсем не радужным.
— Вот что, Паша, — говорил он помощнику Шутова, заменившему своего начальника на ответственном посту, — Слава для нас теперь навсегда потерян. Однако гибель его не должна пройти бесследно. Помнишь того таможенника, с которым вы с Шутовым так удачно беседовали?
— Конечно, Геннадий Андреевич, — отвечал вышколенный Паша.
— Возьми-ка кого-нибудь из парней, понадежней и позлее, поезжай-ка сейчас к нему и поговори с ним начистоту. Не верю я, что этот мальчишка, который мне теперь позарез нужен, с ним не связывался. Должен он был с ним связаться. Все, что угодно, с ним делай, но выбей из него что-нибудь.
— Работать с ним до конца, Геннадий Андреевич? — поинтересовался Павел.
— Нет, ну до конца не нужно: зачем нам мокрое разводить! Но прижать надо так, чтобы навсегда испугался, чтобы при одном только упоминании о тебе в штаны клал. Понял меня?
— Уже делается, Геннадий Андреевич, — сказал Паша и четко, по-военному развернувшись, вышел из кабинета.
Через десять минут неприметный «Фольксваген Пассат» мчался к дому Скосарева.
— Секи, старшой, какая зверюга, — сказал Толик, мрачного вида костолом, которого Паша взял с собой по приказу Геннадия Андреевича.
— Ты о чем? — не понял сначала Павел.
— Да дверь. — И он указал на сейфовую дверь квартиры Скосарева. — Как же мы его выманим?