— Понимаете, Светлана Алексеевна, драгоценная картина, только что перекочевавшая из ваших рук в мои — краденая. Более того, мокрая картинка: владельца-то ее убили.
— Я ничего не знаю, — взвизгнула девушка.
— Ну, это легко установить. В одном я, пожалуй, абсолютно уверен: о том, что она краденая, очень хорошо знает ваш друг.
— Какой друг?
— Аслан Цуладзе. Ведь это он направил к вам эту картинку, не так ли?
У Горловой внутри все похолодело.
— Он, — произнесла она почти шепотом.
— Похвальная откровенность, — сказал Трегубец. — Надеюсь, вы понимаете, что вляпались основательно: продажа краденого, соучастие в ограблении, убийство, то есть полный набор. Букетик потянет лет так на семь, не меньше.
— Но я, я… — залепетала Горлова. — Что же делать?
— Вот это уже вопрос деловой, — улыбнулся Василий Семенович. — А ничего не делать. В первую очередь сейчас вы позвоните Цуладзе, прямо отсюда, из кабинета, и скажете, что с делом все в порядке.
— Как в порядке?
— Слушайте, не перебивайте. Деньги отдадите этой горилле, которая сидит при входе. Как его зовут?
— Магомед, — пролепетала Светлана.
— Вот-вот, Магомеду. А кроме того, в разговоре с Цуладзе упомяните, как бы невзначай, что сегодня, чисто случайно, к вам забредал человек с Петровки, показывал ориентировочку: разыскиваются-де краденые картины. Показывал фотографии, среди которых была только что проданная Экстер. Скажете, что вы ничем себя не выдали и сумели узнать, что на банду уже практически вышли, а вас спрашивали, не забредал ли к вам кто-нибудь из кавказцев, не предлагал ли картины, и что в разговоре следователь упомянул его фамилию, что вы очень боитесь и что сейчас, прямо сейчас уезжаете и ему советуете сделать то же самое.
— Но я так не могу, — произнесла Светлана Алексеевна.
— Сможете, сможете, не волнуйтесь. Я вас провожу. У вас есть место, где вы можете отсидеться несколько дней так, чтобы Цуладзе не смог вас найти?
— Наверное, я найду. У меня у тети дача в Малаховке.
— Замечательно. Тетя там постоянно живет?
— Нет, тетя в Москве, она больна, но у меня есть ключи.
— И того лучше. Срочно к себе домой, собирайте вещички — и на дачу. Носа оттуда не показывайте, пока я вам не скажу. Поняли меня?
— Поняла.
— Ну и чудно. Звоните.
Дрожащими пальцами Горлова набрала номер и, торопясь, заговорила:
— Аслан? Аслан, слушай, все в порядке, я вещь отдала. Но только вот что: ко мне сегодня с Петровки приходили.
— Зачем? — спросил Аслан взволнованно.
— Они по всем музеям, галереям ходят, ориентировки дают на краденые вещи.
— Ну?
— Он фотографии показывал, следователь этот, — уточнила Светлана. — Там Экстер, которую я только что продала. Сказали, что владельца убили, про тебя спрашивали.
— Почему про меня? — спросил Цуладзе.
— Не знаю, они, видимо, всех спрашивают: не слышала ли я такую фамилию, не приходил ли ко мне кто-нибудь из ваших…
— Каких наших?
— Ну, с Кавказа. Аслан, милый, это очень опасно. Я сейчас срочно уезжаю, я тебе позвоню дня через два.
— Куда? Где Магомед?
— Магомед уже ушел, я отдала ему деньги, — соврала Горлова. — И ты уезжай, срочно, они явно на тебя вышли.
После чего она быстро повесила трубку.
— Замечательно, — сказал Трегубец. — Насколько я понимаю, через полчаса ваш возлюбленный будет здесь, поэтому давайте-ка поторапливаться, Светлана Алексеевна. Я сейчас с картиночкой выйду, а вы Магомеда зовите. Деньги отдадите — и на улицу, там я вас буду ждать.
И, следуя собственным словам, Трегубец сложил перед Горловой все шесть пачек, подхватил пакет с Экстер и вышел в основной зал. Проходя мимо Старыгина, он сделал незаметный знак, вышел на улицу и, пройдя несколько метров, уселся в неприметную «шестерку», постаравшись сползти на сидение так, чтобы со стороны невнимательному взгляду было не понятно, что в машине кто-то есть. Минуты через три на улице появился Ян. Он сел на водительское сидение и сразу же тронул автомобиль с места. Коллеги заехали за угол и остановились.
— Ян, быстро к аппарату. Звони в ближайшее отделение, давай ориентировку на этого Магомеда, что в зале выставочном видел, чтобы срочно задержали: наверняка документы не в порядке.
— Понял, — ответил Ян и без лишних слов выскочил на улицу. Через две минуты он вернулся, очень довольный собой. — Едут!
— Спросили, кто говорит?
— Доброжелатель, — засмеялся Старыгин. — Что теперь?
— Теперь — подождем.
Они вышли из машины, дошли до угла, и Трегубец, слегка высунувшись так, чтобы видеть входную дверь в галерею, принялся наблюдать. Не прошло и двух минут, как Магомед с небольшой авоськой вышел из заведения Горловой и, оглядевшись по сторонам, двинулся в противоположную сторону от наблюдавшего за ним Трегубца. Далеко уйти ему не удалось: через двадцать метров рядом с ним остановилась патрульная машина, из которой резво выскочили два красномордых милиционера и, ухватив Магомеда за рукав, стали что-то горячо с ним обсуждать. Трегубец с удовольствием наблюдал, как дискуссия постепенно перерастала в рукопашную, как Магомеда скрутили и, надев на него наручники, сунули в «газик». Машина взревела уставшим мотором и понеслась прочь от «Дезире».
— Полдела сделано, — улыбнулся Трегубец. — Теперь так: я отбываю в неизвестном тебе направлении, а ты, Ян, через пять минут подхватишь женщину, что выйдет из галереи — это будет Светлана Алексеевна. Скажешь, что от Аркадия Ивановича. Отвезешь ее туда, куда скажет, после чего лично проводишь на вокзал и посадишь в электричку.
— Потом?
— А потом свободен, выпивай и закусывай. Ну, будь. — Трегубец хлопнул Яна по плечу и поплелся на работу.
— А картинка? — вслед ему крикнул Ян.
— А, картинка… Ну, пусть у тебя пока полежит, — уже удаляясь, ответил Трегубец и махнул на прощание рукой.
Ян действительно встретил Горлову и, честно выполнив указания начальника, отвез ее сперва на квартиру, где она быстро побросала в сумки вещи, потом на вокзал. Посадил в электричку и поехал (как опять же велел начальник) к другу раздавить бутылочку-другую.
Трегубец же в отличном настроении вернулся в Управление, посидел, позанимался текущими делами и ровно в шесть вечера отправился восвояси.
ГЛАВА 7
На излете второго дня, получив полную информацию о передвижениях следователя по особо важным делам по городу Москве, Паша Черкесов аккуратно расписал весь его маршрут по часам и положил оперативное донесение на стол Ермилову. Тот быстро пробежал глазами Пашины бумаги и задумался. «Галерея «Дезире», — сказал он сам себе, — что-то знакомое. Галерея «Дезире»…» В голове его, наверное, защелкала счетно-электронная машина и тут же выдала ответ: «Горлова, Света Горлова! Это же подружка Аслана. Что Трегубец делает в этой галерее? Неужели Аслана подцепили? Совсем некстати». Он подумал о восьмистах тысячах долларов, которые люди Аслана буквально позавчера привезли к нему в офис в двух спортивных сумках, и занервничал. «Если Аслана подцепили, это совсем… Тут путь ко мне. От него-то я отмажусь, но буча пойдет немалая. Если она пойдет — прости-прощай контракты, да и такое начнется! Надо срочно связаться с Цуладзе».
Он потянулся к телефону, и в этот момент услышал, как на его столе запищал селектор.
— Да, — сказал Геннадий Андреевич.
— Геннадий Андреевич, — прошелестела секретарша, — на проводе Цуладзе.
«Час от часу не легче!» — подумал Ермилов.
— Я возьму, — он поднял трубку и включил систему защиты от прослушивания. — Аслан, дорогой, сколько лет!
— Два дня всего. Слушай, Гена, — перешел прямо к делу Цуладзе. — Мы же друзья?
— Ну? — сказал Ермилов.
— Нет, ты мне ответь: друзья или нет?
— Друзья, друзья, Аслан.
— Значит, поймешь меня правильно. Понимаешь, Гена, выгодный контракт. Если получится, всем нам хорошо будет, в накладе не останешься.
— Какой же контракт?
— Не могу сейчас прямо сказать, пойми меня правильно.
— Бизнес, бизнес… Так что ты хочешь, Аслан? Подтяжки?
— Гена, нет. Понимаешь, деньги, которые мы тебе прислали, я хочу сейчас ненадолго назад взять.
— Все? — деланно удивился Ермилов.
— Да. Ненадолго, на два, на три дня.
— Аслан, но они же уже в дело включены.
— А, перестань, что такое? Я тебе говорю: очень важный контракт. Достань их, пожалуйста, из работы.
— Видишь ли, Аслан, не могу.
— Гена, не будем портить отношения. Ведь мы же друзья, сам сказал.
— Аслан, но ведь ты понимаешь: деньги просто так, без дела не лежат, они делают другие деньги.
— Гена, я тебе объясняю, — начал нервничать Цуладзе, — нужно на пару дней. Мои люди подъедут, заберут, через два дня назад привезут.
— Аслан, при всем моем уважении…
— Ты поссориться хочешь? — закричал Цуладзе.
— Не ори, Аслан, — прервал его Ермилов.
— Нет, я как брата тебя прошу. Ты знаешь: мы, южане, народ горячий.
— Знаю, знаю, Аслан. Мы, русские, хоть народ и не такой горячий, но нам тоже палец в рот не клади.
— Странно говоришь, не как друг говоришь, — осадил его Цуладзе. — Войны хочешь? — Он уже явно угрожал.
— Какая война, Аслан, опомнись! Я на своей территории, ты на чужой земле.
— Гена, на два дня! Зачем тебе неприятности? Зачем друга терять, врага наживать?
— Ну, хорошо, хорошо, — примирительно сказал Ермилов. — Раз ты просишь…
— Богом прошу!
— У нас с тобой разные религии, — усмехнулся Ермилов.
— А! Какая разница, как назвать! Ты знаешь, Гена, ты мне как брат, век за тебя молиться буду!
— Не стоит. Значит, на два дня?
— Всего на два дня.
— Хорошо. Послезавтра подъезжай, тебе все выдадут.
— Сегодня надо, Гена, сегодня.
— Аслан, ну ты просто загоняешь меня в угол. Невозможно это сегодня. Посмотри на часы: который час уже! Это же банковские операции.
— Когда сможешь?
— Ну, приезжай завтра, скажем, во второй половине дня…