– Здесь никого нет, кроме домработницы. И она далеко, – сказала Кэрол, будто в ответ на какой-то её вопрос.
– Прелестный дом, – сказала Терез и увидела лёгкую, с тенью нетерпения улыбку Кэрол.
– Снимайте пальто. – Кэрол стянула с головы платок и пробежала пальцами по волосам. – Не хотите слегка позавтракать? Уже почти полдень.
– Нет, спасибо.
Кэрол обвела глазами гостиную, и на её лице снова появилось то выражение озадаченной неудовлетворённости.
– Пойдёмте наверх. Там удобнее.
Терез стала подниматься за Кэрол по широкой деревянной лестнице, мимо выполненного в масле портрета маленькой девочки с жёлтыми волосами и квадратным, как у Кэрол, подбородком, мимо окна, в котором возникли на миг и пропали сад с извилистой дорожкой и фонтан со статуей цвета морской волны. Наверху был короткий холл с четырьмя или пятью комнатами по сторонам. Кэрол вошла в комнату с зелёным ковром и такими же зелёными стенами и взяла сигарету из сигаретницы на столе. Прикуривая, она взглянула на Терез. Терез не знала, что делать или говорить, но чувствовала – Кэрол ждёт, чтобы она сделала или сказала хоть что-нибудь, что угодно. Терез изучала простого вида комнату с тёмно-зелёным ковром и длинной, в зелёных подушках, скамьёй вдоль одной из стен. В центре стоял гладкий стол светлого дерева. Игровая, подумала Терез, хотя комната больше походила на кабинет – со всеми её книгами, музыкальными альбомами и при отсутствии фотографий.
– Моя любимая комната, – сказала Кэрол, выходя из неё. – Но собственно моя – вон та.
Терез заглянула в комнату напротив. Там была мебель, обитая хлопком с цветочным узором, гладкого светлого дерева, как стол в той, другой комнате. Над туалетным столиком висело длинное простое зеркало, и вся комната была как будто залита солнечным светом, при том, что солнечного света там не было. Кровать была двуспальная. А на тёмном бюро в противоположном конце комнаты лежали овальные мужские щётки для волос. Терез тщетно пыталась высмотреть его фото. На туалетном столике стояла фотография Кэрол с маленькой белокурой девочкой на руках. И фотография женщины с тёмными кудрявыми волосами и широкой улыбкой, в серебряной рамке.
– У вас девочка, да? – спросила Терез.
Кэрол открыла стенную панель в холле.
– Да, – сказала она. – Хотите колы?
Гудение холодильника теперь стало слышнее. Во всём доме царила тишина, которую нарушали только они. Терез не хотела пить холодное, но она взяла бутылку и спустилась с ней вслед за Кэрол через кухню в сад позади дома, тот самый, который прежде видела из окна. За фонтаном обнаружилось большое количество растений с метр ростом и укутанных в джутовые мешки. Они стояли там, как отряд, подумала Терез, только непонятно кого. Кэрол затянула потуже ослабленную ветром бечёвку. Её склонённая фигура в тяжёлой шерстяной юбке и синей кофте казалась монолитной и сильной, так же как и лицо, но совсем иначе выглядели изящные щиколотки. Кэрол, казалось, забыла о ней на несколько минут – она медленно бродила, твёрдо ступая ногами в мокасинах, словно в стылом, отцветшем саду наконец почувствовала себя уютно. Без пальто было жутко холодно, но поскольку Кэрол, похоже, и этого не замечала, Терез пыталась ей подражать.
– Чем бы вы хотели заняться? – спросила Кэрол. – Погулять? Послушать музыку?
– Мне и так очень хорошо, – ответила Терез.
Она чувствовала, что Кэрол чем-то озабочена и всё же жалеет, что пригласила её к себе. Они направились обратно к двери в конце садовой дорожки.
– И как вам ваша работа? – спросила Кэрол уже в кухне, всё ещё с этим своим отстранённым видом. Она смотрела внутрь большого холодильника. Потом извлекла оттуда две накрытые вощёной бумагой тарелки. – Я бы не отказалась пообедать. А вы?
Терез хотела рассказать ей о работе в театре «Чёрный кот». Это было бы уже что-то, подумала она, – то единственно важное, что она могла бы о себе рассказать. Но сейчас было не время. Сейчас она ответила медленно, стараясь говорить так же отстранённо, как Кэрол, хотя застенчивость в голосе перекрывала всё, и она это слышала:
– Познавательная, пожалуй. Учусь быть воровкой, лгуньей и поэтом одновременно.
Терез откинулась на спинку стула, так, чтобы её голова оказалась в тёплом квадрате солнечного света. И любить, хотела сказать она. Она никого не любила до Кэрол, даже сестру Алисию.
Кэрол посмотрела на неё.
– Как становятся поэтом?
– Чувствуя всякие вещи – слишком много чувствуя, я полагаю, – добросовестно ответила Терез.
– А воровкой? – Кэрол слизнула что-то с большого пальца и нахмурилась. – Не хотите карамельного пудинга?
– Нет, спасибо. Я пока ещё не воровала, но уверена, что там это легко. Кругом сумки, и можно просто взять себе что-то. Крадут мясо, которое ты покупаешь на ужин. – Терез рассмеялась. С Кэрол можно над этим смеяться. С Кэрол можно смеяться над чем угодно.
Они нарезали ломтиками холодную курицу, клюквенное пюре, зелёные оливки и хрустящие стебли белого сельдерея. Но Кэрол оставила свой обед и вышла в гостиную. Она вернулась с бокалом виски и добавила в него воды из-под крана. Терез наблюдала. Потом был долгий миг, когда они смотрели друг на друга – Кэрол, стоя в дверях, а Терез за столом, обернувшись и глядя через плечо, не притрагиваясь к еде.
Кэрол тихо спросила:
– Со многими по ту сторону прилавка вы так вот знакомитесь? Разве не следует проявлять осторожность, выбирая, с кем заговариваешь?
– О да. – Терез улыбнулась.
– Или идёшь на обед. – В глазах у Кэрол вспыхнула искра. – Так можно наткнуться и на похитителя.
Она поболтала напиток в бокале без льда, потом выпила его весь, бряцая тонкими серебряными браслетами на своём запястье о стекло.
– Так всё же, со многими людьми вы таким образом знакомитесь?
– Нет, – ответила Терез.
– Не со многими? Всего с тремя-четырьмя?
– Как вы? – Терез встретила её взгляд, не отводя глаз.
И Кэрол посмотрела на неё пристально, будто ей непременно нужно было услышать ещё слово, ещё фразу от Терез. Но потом она поставила бокал на плиту и отвернулась.
– Вы играете на фортепиано?
– Немного.
– Пойдёмте, сыграйте что-нибудь.
И когда Терез стала отказываться, она произнесла не терпящим возражений тоном:
– О, мне всё равно, как вы играете. Просто сыграйте что-нибудь.
Она стала играть Скарлатти, то, что когда-то выучила в Доме. Кэрол сидела в кресле с другой стороны комнаты и слушала, расслабленно и неподвижно, даже не прикасаясь к виски с водой во вновь наполненном бокале. Терез играла сонату до мажор, небыструю и довольно простую, полную ломаных октав, но музыка вдруг показалась ей безжизненной, а потом, в части с трелями, претенциозной, и Терез остановилась. Внезапно всего этого оказалось через край – её руки на клавиатуре, которой, она знала, касались руки Кэрол; Кэрол, наблюдающая за ней из-под полуприкрытых век; весь дом Кэрол вокруг неё и музыка, заставившая её забыть себя, сделавшая её беззащитной. С судорожным вздохом она уронила руки на колени.
– Устали? – спокойно спросила Кэрол.
Терез показалось, что она имеет в виду не данный момент, а вообще.
– Да.
Кэрол подошла сзади и положила руки ей на плечи. Терез мысленно, в памяти, увидела её руки – гибкие и сильные, с проступающими тонкими сухожилиями, сжимающие её плечи. Целую вечность, кажется, они двигались к её шее и под подбородок, вечность смятения настолько сильного, что оно стёрло блаженство в миг, когда Кэрол запрокинула ей голову и легонько поцеловала в кромку волос. Терез совсем не почувствовала поцелуя.
– Пойдём со мной, – сказала Кэрол.
Терез снова пошла с ней наверх. Она одолевала ступеньки с усилием, держась за перила, и это неожиданно напомнило ей о миссис Робичек.
– Думаю, тебе не помешает вздремнуть, – сказала Кэрол, откидывая хлопковое покрывало с цветочным узором и одеяло под ним.
– Спасибо, я вообще-то не…
– Скидывай туфли, – сказала Кэрол мягким, но располагающим к послушанию тоном.
Терез посмотрела на кровать. Она почти не спала прошлой ночью.
– Вряд ли я усну, но если усну…
– Я разбужу тебя через полчаса.
Кэрол укрыла её одеялом, когда она легла. Кэрол присела на краешек кровати.
– Сколько тебе лет, Терез?
Терез подняла на неё глаза, сейчас не в силах стерпеть её взгляд и тем не менее терпя его, и ей было всё равно, умрёт ли она в этот самый миг, задушит ли Кэрол её, бессильно распростёртую и незащищённую в её постели, незваную гостью.
– Девятнадцать. – Это прозвучало такой большой цифрой. Больше, чем девяносто один.
Кэрол нахмурила брови, но при этом чуть улыбнулась.
Она, судя по всему, задумалась о чём-то так глубоко, что мысль повисла в воздухе между ними, хоть дотронься. Затем она просунула руки под плечи Терез и склонилась к её шее, и Терез почувствовала, как напряжение уходит из тела Кэрол со вздохом, и шее стало жарко, и повеяло духами от её волос.
– Ты ребёнок, – сказала Кэрол, как будто с укором. Она подняла голову. – Чего бы тебе хотелось?
Терез вспомнила, о чём она думала в ресторане, и от стыда стиснула зубы.
– Чего бы тебе хотелось? – повторила Кэрол.
– Ничего, спасибо.
Кэрол встала, прошла к туалетному столику и закурила. Терез наблюдала за ней из-под полуприкрытых век – её тревожило неспокойство Кэрол и вместе с тем ужасно нравилась сигарета, ужасно нравилось, как Кэрол курит.
– Чего бы тебе хотелось? Выпить чего-нибудь?
Терез знала, что она имеет в виду воду. Знала, потому что в голосе Кэрол были нежность и забота – Кэрол говорила с ней, как с больным ребёнком, у которого температура. И тогда Терез сказала:
– Кажется, я бы хотела горячего молока.
Кэрол улыбнулась одним уголком рта.
– Горячего молока, – передразнила она. И вышла из комнаты.
А Терез осталась лежать, балансируя на зыбкой грани тревоги и полусна, всё то долгое время до момента, когда Кэрол вновь появилась с молоком в белой прямой чашке на блюдце. Она придерживала блюдце и ручку чашки руками, а дверь закрыла ногой.