поддерживает его в его устремлениях, и не потому ли, что он считает её критику полезной? Терез встала, не в состоянии усидеть на месте, и отошла к окну. Ей очень нравилась эта комната – тем, что она всегда оставалась той же и на том же месте – но при этом сегодня у неё было импульсивное желание вырваться оттуда. Она была теперь другим человеком – не той Терез, что стояла здесь три недели назад. Сегодня утром она проснулась в доме Кэрол. Кэрол была как тайна, пронизавшая её, пронизавшая и этот дом тоже – как свет, невидимый никому, кроме неё.
– Ты сегодня другая, – сказал Ричард настолько неожиданно, что острое ощущение опасности пронеслось по её телу.
– Может быть, это из-за платья, – сказала она.
На ней было синее платье из тафты, бог знает какое старое. Она не надевала его с самых первых своих месяцев в Нью-Йорке. Снова сев на кровать, Терез посмотрела на Ричарда. Он стоял посредине комнаты с маленькой рюмкой неразбавленного виски в руке, взгляд ясных голубых глаз перемещался от её лица к ногам в новых чёрных туфлях на высоком каблуке и снова к лицу.
– Терри… – Ричард взял её ладони в свои, с силой прижал их к кровати с обеих сторон. Гладкие тонкие губы внезапно и крепко захватили её рот; она почувствовала толчок языка между губ и аромат свежего виски. – Терри, ты ангел, – услышала она низкий голос Ричарда и вспомнила, как то же самое сказала Кэрол.
Она смотрела, как он поднимает с пола свою рюмку и ставит её вместе с бутылкой в стенной шкаф. Она вдруг ощутила колоссальное превосходство над ним, над всеми людьми, которые были там, внизу. Она была счастливее любого из них. Счастье – это немного как полёт, подумала она, как будто ты воздушный змей. Зависит от того, насколько размотаешь нить…
– Недурён? – спросил Ричард.
Терез выпрямилась, сидя на кровати.
– Красавец!
– Закончил прошлой ночью. Я подумал, если будет погожий день, пойдём в парк и запустим его. – Ричард расплылся в улыбке, как мальчишка, гордый творением своих рук. – Глянь на обратную сторону.
Это был русский змей, прямоугольный и выгнутый, как щит, тонкий каркас с насечками по углам и привязанной к нему уздечкой. На лицевой стороне Ричард нарисовал собор с закручивающимися спиралью куполами и красным небом позади.
– Пойдём запустим его сейчас, – предложила Терез.
Они снесли змея вниз. И тут все их увидели и вышли в прихожую – дядюшки, тётушки, кузены с кузинами, – пока прихожая не превратилась в галдящий базар, и Ричарду не пришлось поднять змея высоко над головой, чтобы защитить его. Терез раздражал шум, но Ричарду всё это страшно нравилось.
– Ричард, останьтесь, выпейте шампанского! – прокричала одна из тётушек, с таким толстым, плотно обтянутым тканью животом, будто это был второй бюст под атласным платьем.
– Не можем, – ответил Ричард, потом добавил что-то по-русски, и у Терез возникло чувство, которое часто возникало, когда она видела Ричарда с родными, – что это какая-то ошибка, что Ричард, возможно, сам-то сирота, подкидыш, оставленный на пороге дома и воспитанный в этой семье как сын. Но в дверях стоял брат Ричарда, Стивен, – те же голубые глаза, хотя Стивен был ещё выше и худее.
– С какой крыши? – взвизгнула мать Ричарда. – С этой крыши?
Кто-то перед этим поинтересовался, не с крыши ли они собираются запускать змея, и, поскольку на крыше этого дома стоять было невозможно, мать Ричарда разразилась безудержным хохотом. Вслед за этим залаял пёс.
– Я тебе пошью это платье! – обратилась мать Ричарда к Терез, упреждающе погрозив пальцем. – У меня есть твои мерки!
Мерки с неё сняли сантиметром прямо посреди гостиной, под всё это пение и открывание подарков, ещё и несколько мужчин пытались помогать. Миссис Семко обхватила Терез рукой за талию, и Терез вдруг обняла её и крепко поцеловала, утопив губы в мягкой напудренной щеке. В одну эту секунду, в этом поцелуе и судорожном объятии излилась привязанность, которую она на самом деле испытывала к миссис Семко и которая – Терез знала – скроется, будто её и не было, в миг, когда она опустит руки.
После этого они с Ричардом оказались одни и на свободе, шагая по дорожке прочь от дома. Всё было бы точно так же, подумала Терез, если бы они были женаты и пришли навестить родных на Рождество. Ричард продолжал бы запускать змеев, даже уже будучи стариком, как это делал его дед, который, по рассказам Ричарда, запускал их в Проспект-парке до последнего года своей жизни.
Поездом метро они доехали до парка и поднялись на безлесый холм, где бывали уже раз десять до этого. Терез огляделась. Внизу, на гладком поле, где заканчивались деревья, какие-то мальчики играли с продолговатым футбольным мячом, в остальном же парк был тих и недвижен. Было не очень ветрено, недостаточно вообще-то, сказал Ричард, и небо было густо-белое, будто напитанное снегом.
Ричард застонал – у него снова не получилось. Он пытался запустить змея на бегу.
Терез, сидя на земле и обхватив руками колени, наблюдала, как он задирает голову и вертится во все стороны, будто что-то потерял в воздухе.
– Вот он! – она встала на ноги, показывая пальцем.
– Да, но неустойчивый.
И всё равно Ричард побежал туда со змеем, и змей осел на длинной нити, потом вскинулся вверх, словно что-то его поддёрнуло. Он изогнулся большой дугой и затем начал набирать высоту в другом направлении.
– Он нашёл свой собственный ветер! – воскликнула Терез.
– Да, но слабенький.
– Вот же брюзга! Можно мне подержать?
– Погоди, пусть поднимется повыше.
Ричард стал нагнетать в него воздух, широко размахивая руками, но змей застыл на одном месте в холодном неповоротливом пространстве. Золотые купола собора раскачивались из стороны в сторону, так, словно весь змей тряс головой в знак несогласия, и длинный дряблый хвост, как дурак, вслед за ним повторял это «нет».
– Это всё, что мы можем, – сказал Ричард. – Более длинную нить он не потянет.
Терез не сводила со змея глаз. И тут он пришёл в равновесие и замер, будто изображение собора наклеили на плотное белое небо. «Вряд ли бы Кэрол понравились воздушные змеи, – подумала Терез. – Она бы не сочла их занимательными. Глянула бы мельком и сказала, что это бессмыслица».
– Возьмёшь?
Ричард сунул ей в руки катушку, и Терез встала на ноги. Он мастерил змея вчера вечером, подумала она, когда она была с Кэрол, и поэтому не позвонил ей и не знал, что её нет дома. Если бы он звонил, он бы об этом сказал. Первая ложь была на подходе.
Внезапно змей сорвался со швартовых в небе и резко потянул вверх в попытке удрать. Терез позволила катушке быстро вертеться у себя в руках – так долго, насколько она могла осмелиться под взглядом Ричарда, – потому что змей всё ещё был невысоко. И сейчас он снова застыл в одной точке, упрямо неподвижный.
– Дёргай! – сказал Ричард. – Подстёгивай его всё время.
И она стала дёргать. Как будто играла с длинной резинкой. Но нить теперь настолько размоталась и провисла, что это был единственный способ расшевелить змея. Она дёргала, и дёргала, и дёргала… Потом подошёл Ричард, забрал у неё катушку, и Терез бессильно опустила руки. Она запыхалась, слабые мышцы дрожали. Она села на землю. Ей не удалось победить змея. Он не стал делать то, чего она от него добивалась.
– Может быть, нить слишком тяжёлая, – сказала она. Это была новая нить – мягкая, и белая, и толстая, как червяк.
– Нить очень лёгкая. Сейчас посмотри. Вот сейчас он пошёл!
Теперь змей взбирался вверх короткими, вертикальными рывками, словно вдруг понял, чего хочет, и обнаружил в себе волю к побегу.
– Размотай ещё! – крикнула Терез.
Она поднялась с земли. Под змеем пролетела птица. Терез во все глаза смотрела на прямоугольник, который всё уменьшался и уменьшался – отпрянул раз, другой, и ещё, как надутый парус идущего задом наперёд корабля. Она чувствовала, что этот воздушный змей таит в себе какой-то смысл, вот этот конкретный змей, в эту минуту.
– Ричард?
– Что?
Она видела его краем глаза – он пригнулся с выставленными вперёд руками, как на доске для сёрфинга.
– Сколько раз ты был влюблён? – спросила она.
Ричард рассмеялся – коротким, хриплым смехом.
– До тебя ни разу.
– Нет, был. Ты мне рассказывал о двух случаях.
– Если считать их, с тем же успехом можно насчитать и ещё двенадцать, – ответил Ричард быстро и с прямолинейностью человека, чьи мысли заняты другим.
Змей начал снижаться дугообразными скачками.
Не меняя тона, Терез спросила:
– А в парня ты когда-нибудь был влюблён?
– В парня? – удивлённо переспросил Ричард.
– Да.
Прошло секунд пять, прежде чем он ответил:
– Нет, – абсолютно уверенным и окончательным тоном.
«По крайней мере, он взял на себя труд ответить», – подумала Терез. «А что бы ты делал, если бы влюбился?» – чуть не спросила она, но этот вопрос едва ли был целесообразен. Она не сводила глаз со змея. Они оба смотрели на одного и того же воздушного змея, но с какими же разными мыслями в голове!
– А ты когда-нибудь о таком слышал? – спросила она.
– Слышал ли я о таком? Ты имеешь в виду о таких людях? Конечно.
Ричард теперь стоял прямо и сматывал нить, вертя катушку восьмёркой.
Терез произнесла, аккуратно выбирая слова, потому что он слушал:
– Я не имею в виду «о таких людях». Я имею в виду о двух людях, которые влюбились друг в друга внезапно, ни с того ни с сего. Скажем, двое мужчин или две девушки.
Выражение лица у Ричарда было такое, как если бы они говорили о политике.
– Был ли я когда-либо знаком с кем-нибудь из них? Нет.
Терез помедлила, пока он снова не занялся змеем, пытаясь запустить его повыше. И тогда заметила:
– Но я думаю, это может случиться почти с кем угодно, разве нет?
Он продолжал разматывать трос.
– Ну нет, такое не случается просто так. Для этого всегда есть какие-то предпосылки в прошлом.
– Да, – покладисто сказала Терез. Она задумалась о предпосылках в своём прошлом. Самое близкое к «влюблённости», что она могла припомнить, было её чувство к мальчику, которого она видела несколько раз в городе Монклере, когда ездила на школьном автобусе. У него были кудрявые чёрные волосы и красивое, серьёзное лицо, и ему было, возможно, лет двенадцать, он был старше её. Она вспомнила короткий период, когда думала о нём каждый день. Но это было совсем, совсем не то, что она испытывала к Кэрол. Любовь это или нет – то, что она чувствует к Кэрол? До чего же абсурдно, что она даже этого не знает. Она слышала о девушках, которые влюбляются друг в друга, и знала, что это за люди и как они выглядят. Ни она, ни Кэрол на них не были похожи. И вместе с тем то, что она испытывала к Кэрол, обладало всеми признаками любви и подходило под все описания.