– Что ещё сказала Абби, что тебе не понравилось? – спросила Кэрол, продолжая смотреть прямо перед собой поверх своих длинных ног в тёмно-синих брюках.
У Кэрол был усталый вид. Её волнуют другие вещи, подумала Терез, более важные, чем это.
– Ничего. Тебе это неприятно, Кэрол?
– Неприятно?
– Ты сегодня со мной не такая, как обычно.
Кэрол бросила на неё короткий взгляд.
– Ты фантазируешь, – сказала она, и приятная вибрация её голоса угасла, снова обратившись в тишину.
Страница, которую она написала прошлой ночью, подумала Терез, не имеет никакого отношения к этой Кэрол, адресована не ей. Я чувствую, что влюблена в тебя, – написала она, – и сейчас должна быть весна. Я хочу, чтобы солнце аккордами пульсировало у меня на голове. Я представляю себе, что солнце – это Бетховен, ветер – Дебюсси, а пение птиц – Стравинский. Но темп – исключительно мой.
– Мне кажется, я не нравлюсь Абби, – заметила Терез. – Мне кажется, она не хочет, чтобы мы с тобой виделись.
– Это не так. Ты снова фантазируешь.
– Я не имею в виду, что она это сказала. – Терез старалась говорить так же спокойно, как Кэрол. – Она была очень мила. Пригласила меня на коктейль.
– К кому?
– Не знаю. Сказала, в Верхнем Манхэттене. Сказала, что тебя там не будет, поэтому мне не очень-то хотелось идти.
– Где в Верхнем Манхэттене?
– Она не уточнила. Сказала только, что одна из девушек, устраивающих вечеринку, актриса.
С негромким щелчком Кэрол опустила зажигалку на стеклянный стол, и Терез почувствовала, что она недовольна.
– Вот как, – пробормотала Кэрол, отчасти самой себе. – Сядь сюда, Терез.
Терез поднялась с табуретки и села в самом изножье качелей.
– Ты не должна думать, что Абби плохо к тебе относится. Я её достаточно знаю, чтобы понимать, что это не так.
– Ладно, – сказала Терез.
– Но Абби иногда поразительно неуклюже изъясняется.
Терез хотелось обо всём этом забыть. Кэрол по-прежнему держалась так отчуждённо, даже когда разговаривала, даже когда смотрела на неё. Полоска света из зелёной комнаты падала Кэрол на макушку, но её лица сейчас было не разглядеть.
Кэрол легонько пихнула её носком ноги:
– Быстро вставай.
Но Терез замешкалась, и тогда Кэрол одним взмахом перекинула ноги через её голову и села. Вслед за этим Терез услышала шаги в соседней комнате, и упитанная, ирландского вида горничная в серо-белой форменной одежде внесла на подносе кофе, сотрясая пол балкона стремительными проворными шажками, в которых слышалось ревностное желание угодить.
– Сливки здесь, мэм, – сказала она, показывая на выбивавшийся из кофейного сервиза кувшинчик. Флоренс взглянула на Терез круглыми пустыми глазами и дружелюбно улыбнулась. Ей было лет пятьдесят. Собранные в пучок волосы свисали сзади на шею из-под белого накрахмаленного края шапочки. Почему-то Терез не могла определить её, не могла понять, к кому из двоих она лояльна. Дважды до этого Терез слышала от неё имя мистера Эрда, и ей показалось, что Флоренс очень ему предана, но была это преданность профессиональная или подлинная, Терез не знала.
– Что-нибудь ещё, мэм? – спросила Флоренс. – Свет погасить?
– Нет, мне нравится со светом. Нам больше ничего не понадобится, спасибо. Миссис Риордан звонила?
– Пока нет, мэм.
– Скажете ей, что меня нет дома, когда она позвонит?
– Да, мэм. – Флоренс замялась. – Я хотела спросить, дочитали ли вы эту новую книгу, мэм. Об Альпах.
– Идите в мою комнату и возьмите её, если вам хочется, Флоренс. Вряд ли я буду её дочитывать.
– Спасибо, мэм. Спокойной ночи, мэм. Спокойной ночи, мисс.
– Спокойной ночи, – ответила Кэрол.
Пока Кэрол наливала кофе, Терез спросила:
– Ты решила, когда едешь?
– Может быть, где-то через неделю. – Кэрол протянула ей чашечку кофе со сливками. – А что?
– Просто буду по тебе скучать. Разумеется.
Секунду Кэрол была неподвижна, потом достала сигарету, последнюю, и смяла пачку.
– Я, собственно, подумала, что, возможно, ты захочешь поехать со мной. Что скажешь? Недели на три?
Вот оно, подумала Терез, настолько невзначай, словно она предлагает им вместе прогуляться.
– Ты сказала об этом Абби, да?
– Да, – ответила Кэрол. – А что?
А что? Терез не могла подобрать слов, чтобы объяснить, почему её это обижает.
– Просто странно, что ты рассказала об этом ей до того, как что-либо сказать мне.
– Я ей не рассказывала. Я только сказала, что, возможно, предложу тебе. – Кэрол подошла к Терез и положила руки ей на плечи. – Послушай, у тебя нет причин так переживать из-за Абби – если только Абби не наговорила тебе за обедом ещё много чего, о чём ты мне не рассказала.
– Нет, – ответила Терез. Нет, но это было невысказанное, это было хуже. Она почувствовала, как руки Кэрол соскользнули с её плеч.
– Абби – моя очень давняя подруга, – сказала Кэрол. – Я с ней говорю обо всём.
– Да, – отозвалась Терез.
– Так что, ты бы хотела поехать?
Кэрол отвернулась, и внезапно всё это потеряло значение – из-за того, как Кэрол её пригласила, словно в действительности ей было безразлично, поедет Терез или нет.
– Спасибо… вряд ли я смогу себе это позволить прямо сейчас.
– Тебе не понадобится много денег. Мы поедем машиной. Но если тебе предлагают работу, к которой нужно приступить немедленно, это другое дело.
Как будто она не отказалась бы от работы хоть и над балетными декорациями ради того, чтобы уехать с Кэрол – проехать с ней по деревням и сёлам, по краям, которых она никогда прежде не видела, через реки и горы, не ведая, где их застанет ночь. Кэрол это знала, и она знала, что Терез вынуждена будет сказать «нет», если она пригласит её таким образом. Терез вдруг уверилась в том, что Кэрол над ней глумится, и в ней вспыхнуло возмущение – горькое возмущение предательством. И это возмущение обратилось решением никогда больше не видеться с Кэрол. Она взглянула на Кэрол, которая ждала её ответа с тем выражением вызова, лишь наполовину прикрытым маской безразличия, которое – Терез знала – ни на йоту не изменится, дай она отрицательный ответ. Терез встала и подошла к стоящей на придиванном столике шкатулке взять сигарету. В шкатулке не было ничего, кроме нескольких патефонных игл и фотографии.
– Что это? – спросила Кэрол, наблюдая за ней.
Терез чувствовала, что Кэрол читает все её мысли.
– Фотография Ринди, – сказала Терез.
– Ринди? Дай-ка глянуть.
Терез следила за лицом Кэрол, пока та рассматривала фотографию девчушки с белобрысыми волосами и серьёзным лицом; на колене у девочки белела приклеенная пластырем повязка. Хардж стоял в лодке, и Ринди шагнула с причала к нему на руки.
– Не очень удачая фотография, – сказала Кэрол, но лицо её изменилось, стало мягче. – Этому снимку года три. Хочешь покурить? Вот здесь есть сигареты. Ринди останется с Харджем на ближайшие три месяца.
Терез так и предположила из того утреннего разговора в кухне с Абби.
– Это тоже в Нью-Джерси?
– Да. Его родные живут в Нью-Джерси. У них большой дом. – Кэрол помедлила. – Развод будет оформлен через месяц, я думаю, и после марта Ринди вернётся ко мне на весь остаток года.
– Ох. Но ты ведь с ней до марта ещё будешь видеться?
– Пару раз. Наверное, нечасто.
Терез посмотрела на руку Кэрол, небрежно держащую фотографию, рядом с ней, на качелях.
– Она ведь будет по тебе скучать?
– Да, но к отцу она тоже очень привязана.
– Больше, чем к тебе?
– Нет. Вообще-то нет. Но сейчас он купил ей козочку для игр. Он отвозит её в школу по пути на работу и забирает в четыре. Пренебрегает бизнесом ради неё – чего ещё можно требовать от мужчины?
– Ты ведь с ней не виделась в Рождество? – спросила Терез.
– Нет. Потому что кое-что произошло в адвокатской конторе. Это было в день, когда адвокат Харджа пожелал встретиться с нами обоими, и Хардж привёз с собой Ринди. Ринди сказала, что хочет на Рождество поехать к нему. Она не знала, что меня там в этом году не будет. У них на лужайке большая ёлка, и они её всегда наряжают, поэтому Ринди так туда рвалась. В общем, на адвоката это произвело то ещё впечатление, сама понимаешь – ребёнок просится на Рождество домой к отцу. И естественно, я не стала тогда говорить Ринди, что меня там не будет, иначе она бы огорчилась. В любом случае я не могла это сказать при адвокате. Довольно манипуляций Харджа.
Терез стояла, давя в пальцах незажжённую сигарету. Голос у Кэрол был спокойный – таким она, возможно, говорила бы с Абби, подумала Терез. Никогда прежде Кэрол ей так много не рассказывала.
– Но адвокат понял?
Кэрол пожала плечами.
– Это адвокат Харджа, не мой. Так что пока я согласилась на эти три месяца, потому что не хочу, чтобы её пинали туда-сюда. Если ей всё равно придётся девять месяцев жить со мной и три – с Харджем, почему бы не начать это уже прямо сейчас.
– Ты даже не будешь к ней ездить?
Кэрол так долго не отвечала, что Терез подумала, уже и не ответит.
– Буду, но не очень часто. Та семья не особенно радушна. Я каждый день разговариваю с Ринди по телефону. Иногда она сама мне звонит.
– Почему семья не радушна?
– Они никогда не питали ко мне тёплых чувств. Вечно выказывали недовольство – с тех самых пор, как мы с Харджем познакомились на каком-то дебютантском балу[9]. Они очень хорошо умеют критиковать. Я иногда задаюсь вопросом – а кто вообще способен им угодить?
– За что они тебя критикуют?
– Например, за мебельную лавку. Но она не продержалась и года. Потом за то, что я не играю в бридж или что не люблю в него играть. Они выдёргивают какие-то смешные вещи, самые поверхностные.
– Из того, что ты рассказываешь, они кажутся жуткими.
– Они не жуткие. Просто хотят, чтобы под них подстраивались. Я знаю, что бы им понравилось. Им бы понравился чистый лист, кот