НАРОД УЖЕ вовсю сыпался в холл через две входные двери, и официанту, который пытался вкатить уставленный вёдрами льда столик в комнату, приходилось нелегко. В комнатах стоял шум, и ни Бернштейна, ни Гаркеви нигде не было видно. Она никого там не узнавала, ни души. Кроме одного лица – с этим человеком она несколько месяцев назад где-то говорила о работе, так и не материализовавшейся. Терез огляделась вокруг. Какой-то мужчина сунул ей в руку высокий стакан.
– Мадемуазель, – напыщенно произнёс он. – Не этого ли вы ищете?
– Спасибо. – Она с ним не задержалась. Ей показалось, что в дальнем углу она видит мистера Бернштейна. Путь к нему преграждали несколько женщин в больших шляпах.
– Вы актриса? – спросил всё тот же мужчина, проталкиваясь за ней сквозь толпу.
– Нет. Сценограф.
Это и в самом деле оказался мистер Бернштейн, и Терез, бочком протискиваясь между какими-то группами людей, добралась до него. Мистер Бернштейн протянул ей пухлую, приветливую руку и встал со скамьи-радиатора.
– Мисс Беливет! – воскликнул он. – Миссис Крофорд, консультант по гриму…
– Давайте не говорить о работе! – визгливо выкрикнула миссис Крофорд.
– Мистер Стивенс, мистер Фенелон, – продолжал Бернштейн ещё, и ещё, и ещё, пока она не стала кивать дюжине людей и повторять примерно половине из них: «Очень приятно».
– И Айвор… Айвор! – позвал мистер Бернштейн.
И тут появился Гаркеви – изящная фигура, изящное лицо, маленькие усики. Он улыбался ей, протягивая руку для пожатия.
– Здравствуйте, – сказал он. – Рад вас снова видеть. Да, мне понравились ваши работы. Я вижу ваше нетерпение. – Он коротко рассмеялся.
– Настолько, что для меня найдётся местечко? – спросила она.
– Вы хотите знать, – ответил он с улыбкой. – Да, найдётся. Зайдите ко мне в студию завтра часов в одиннадцать. Сможете?
– Да.
– Давайте потом ещё поговорим. Я должен попрощаться с этими людьми, которые уходят. – И он удалился.
Терез поставила стакан на край стола и потянулась в сумку за сигаретой. Дело сделано. Она бросила взгляд на дверь. Женщина с забранными наверх светлыми волосами и блестящими ярко-голубыми глазами только что вошла в комнату, произведя лёгкий фурор и радостное оживление вокруг себя. Она двигалась быстро и уверенно, поворачиваясь в разные стороны для приветствий, для рукопожатий, и Терез вдруг поняла, что это Женевьева Кранелл, та самая английская актриса на заглавную роль. Она выглядела иначе, чем на тех нескольких фото, которые видела Терез. У неё было одно из тех лиц, которые выглядят привлекательно, только если наблюдаешь их в динамике.
– Здравствуйте, здравствуйте! – в конце концов обратилась она ко всем, окидывая взором комнату, и Терез увидела, как на миг взгляд женщины задержался на ней, в то время как в самой Терез случилось потрясение, немного похожее на то, что она пережила, впервые увидев Кэрол, и в голубых глазах женщины вспыхнул тот же интерес, что был в её собственных – она знала – при взгляде на Кэрол. И теперь Терез продолжала смотреть, а та, другая, отвела взгляд и повернулась к ней спиной.
Терез опустила глаза на стакан в своей руке и вдруг почувствовала жар в лице и кончиках пальцев, стремительное движение внутри, не совсем одной только крови или одних только мыслей. Ещё до того, как их представили друг другу, Терез знала, что эта женщина – как Кэрол. И она была прекрасна. И непохожа на картину в библиотеке. Терез улыбнулась, отпивая коктейль. Она сделала длинный глоток, чтобы привести себя в равновесие.
– Цветок, мадам? – официант протянул к ней поднос, полный белых орхидей.
– Большое спасибо. – Терез взяла одну. Она завозилась с булавкой, и кто-то – не то мистер Фенелон, не то мистер Стивенс – подошёл и помог. – Спасибо, – сказала она.
Женевьева Кранелл направлялась к ней, следом шёл мистер Бернштейн. Актриса поприветствовала стоявшего рядом с Терез мужчину так, будто очень хорошо его знала.
– Вы знакомы с мисс Кранелл? – обратился к Терез мистер Бернштейн.
Терез посмотрела на неё.
– Меня зовут Терез Беливет. – Она пожала протянутую ей руку.
– Очень приятно. Так это вы – сценографический цех?
– Нет. Только его часть. – Терез всё ещё чувствовала рукопожатие после того, как Женевьева отпустила её руку. Она пребывала в радостном волнении, бешеном и глупом волнении.
– Кто-нибудь принесёт мне выпить? – обратилась мисс Кранелл к кому-нибудь.
Мистер Бернштейн поспешил услужить. Мистер Бернштейн перезнакомил мисс Кранелл со всеми вокруг, с кем она ещё не была знакома. Терез услышала, как она кому-то говорит, что она только что с самолёта, и её багаж кучей свален в холле, и разговаривая – Терез это видела – мисс Кранелл пару раз бросила на неё взгляд поверх мужских плеч. Волнующая притягательность была в её аккуратном затылке, в забавном, беспечно вздёрнутом кончике носа – единственной беспечной черте этого узкого, классического лица. У нее были довольно тонкие губы. Она производила впечатление человека, предельно чутко всё воспринимающего и невозмутимо уравновешенного. И вместе с тем у Терез было ощущение, что Женевьева Кранелл может и не заговорить с ней больше на этой вечеринке по той простой причине, что ей, вероятно, этого хочется.
Терез пробралась к висящему на стене зеркалу и глянула в него, чтобы проверить, в порядке ли волосы и помада.
– Терез, – произнёс голос рядом. – Вы любите шампанское?
Терез обернулась и увидела Женевьеву Кранелл.
– Разумеется.
– Разумеется. Ну что ж, подтягивайтесь наверх, в шестьсот девятнадцатый, через несколько минут. Это мой люкс. У нас позже будет вечеринка для своих.
– Весьма польщена, – сказала Терез.
– Вот и не разменивайте жажду на коктейли. Откуда у вас это прелестное платье?
– «Бонвит» – безумная экстравагантность.
Женевьева Кранелл рассмеялась. На ней был голубой шерстяной костюм, который действительно выглядел безумно экстравагантно.
– У вас такой юный вид. Думаю, вы не будете возражать, если я спрошу, сколько вам лет.
– Мне двадцать один.
Она закатила глаза.
– Потрясающе. Неужели кому-то ещё бывает всего двадцать один?
Народ наблюдал за актрисой. Терез всё это льстило, ужасно льстило, и эта польщённость заградила то, что она чувствовала или могла бы почувствовать к Женевьеве Кранелл.
Мисс Кранелл протянула ей портсигар.
– Некоторое время мне казалось, что вы, возможно, несовершеннолетняя.
– Это преступление?
Актриса лишь взглянула на неё – голубые глаза улыбались – поверх пламени своей зажигалки. Потом она повернула голову, чтобы прикурить собственную сигарету, и Терез вдруг поняла, что Женевьева Кранелл никогда не будет для неё ничего значить, ничего за пределами этого получаса на вечеринке; что волнение, которое она испытывает сейчас, не продлится и не возникнет снова ни в какое другое время и ни в каком другом месте.
Откуда пришла подсказка? Терез пристально смотрела на тугую светлую линию брови, в то время как от сигареты поднялся первый дым, но там ответа не было. И внезапно чувство трагедии, почти сожаления, наполнило Терез.
– Вы из Нью-Йорка? – спросила её мисс Кранелл.
– Виви!
Новые люди, которые только что вошли в дверь, окружили Женевьеву Кранелл и увлекли за собой. Терез снова улыбнулась, допила коктейль и почувствовала, как по телу расходится первое успокаивающее тепло скотча. Она заговорила с человеком, которого вчера мельком встретила у мистера Бернштейна, и ещё с одним, которого не знала вовсе. Она посмотрела на дверной проём в другом конце комнаты, проём, который в этот момент был пустым прямоугольником, и подумала о Кэрол. Это было бы в духе Кэрол – всё-таки прийти, спросить её ещё раз. Или, скорее, в духе прежней Кэрол, не теперешней. Сейчас Кэрол, видимо, на этой своей встрече в баре «Элизе». С Абби? Со Стэнли Мак-Веем? Терез отвела взгляд от двери, словно боялась, что Кэрол и впрямь может там появиться, и ей снова придётся сказать: «Нет». Терез взяла ещё один предложенный ей коктейль и почувствовала, как пустота внутри медленно наполняется осознанием, что она могла бы очень часто видеться с Женевьевой Кранелл, если бы того захотела, и хоть никогда в неё не влюбится, сама может быть любима.
Кто-то из мужчин рядом спросил:
– Кто делал декорации для «Пропавшего мессии», Терез? Не помните?
– Бланшар? – назвала она первое попавшееся имя, потому что продолжала думать о Женевьеве Кранелл, с чувством брезгливости, стыда за то, что ей сейчас пришло в голову, и она поняла, что этому не быть никогда. Она слушала беседу о Бланшаре и о ком-то ещё, даже участвовала в ней, но её сознание замерло в клубке, где спутались и переплелись с десяток нитей. Одна из них была Дэнни. Другая – Кэрол. Ещё одна – Женевьева Кранелл. Одна нить всё тянулась и тянулась наружу, но ум Терез застрял на пересечении. Она наклонилась прикурить и почувствовала, что проваливается в это хитросплетение ещё немного глубже, и тогда она ухватилась за Дэнни. Но крепкая чёрная нить никуда не вела. Ей стало ясно – словно сейчас говорил некий прогностический голос, – что с Дэнни она никуда дальше не двинется. И её опять захлестнуло одиночество, словно порыв ветра, таинственное, как внезапно набежавшая на глаза тонкая пелена слёз – настолько тонкая, Терез знала, что её нельзя было заметить, – когда она подняла голову и снова взглянула на дверной проём.
– Не забудьте. – Рядом с ней была Женевьева Кранелл. Потрепав Терез по руке, она быстро проговорила: – Шесть-девятнадцать. Мы переходим туда. – Она двинулась было от Терез, но вернулась. – Вы ведь идёте? Гаркеви тоже идёт.
Терез покачала головой.
– Спасибо, я… я думала, что смогу, но сейчас вспомнила, что мне нужно быть в другом месте.
Женевьева посмотрела на неё озадаченно.
– Что случилось, Терез? Что-то пошло не так?
– Нет. – Она улыбнулась, направляясь к двери. – Спасибо за приглашение. Мы несомненно ещё увидимся.
– Несомненно, – сказала актриса.