— Конечно, — сказала Эбби.
Тереза побежала наверх, взяла сделанную открытку, и сунула ее под ленту, которой был завязан подарок для Кэрол. Она отнесла его Эбби.
— Вы увидитесь сегодня вечером, да?
Эбби медленно кивнула, и Тереза почувствовала, как в любопытных черных глазах Эбби промелькнула тень соперничества, потому что она собиралась встретиться с Кэрол, а Тереза нет. Ну, и что Тереза могла с этим поделать?
— И спасибо, что подвезли.
Эбби улыбнулась.
— Уверена, что не хочешь, чтобы я отвезла тебя куда-нибудь еще?
— Нет, спасибо, — сказала Тереза, тоже улыбаясь, потому что Эбби, несомненно, была бы рада отвезти ее даже в Бруклин-Хайтс.
Она поднялась по ступенькам и открыла почтовый ящик. В нем лежали два или три письма, рождественские открытки, одна от Франкенберга. Когда она посмотрела на улицу снова, большой, кремового цвета автомобиль исчез, словно какая-то вещь, которую она себе вообразила, словно одна из птиц из того сна.
Глава 8
— А ТЕПЕРЬ загадай желание, — сказал Ричард.
Тереза загадала. Она желала Кэрол.
Ричард держал ее за руки. Они стояли в прихожей под штукой, которая свисала с потолка и выглядела не то как расшитый бисером полумесяц, не то как часть морской звезды. Поделка была уродливой, но семья Семко приписывала ей почти волшебную силу, и ее вешали под потолок по особым случаям. Дед Ричарда привез ее из России.
— Чего загадала? — он улыбался ей так, как будто она ему принадлежала. Это был его дом, и он только что поцеловал ее, хотя дверь в гостиную была распахнута, и там было полно народу.
— Про это нельзя рассказывать, — сказала Тереза.
— А в России рассказывать можно.
— Ну, я же не в России.
Неожиданно радио взревело громче, голоса запели рождественский гимн. Тереза выпила остатки розового гоголь-моголя из своего бокала.
— Я хочу подняться в твою комнату, — сказала она. Ричард взял ее за руку, и они начали подниматься по лестнице.
— Ри-чард? — позвала его из гостиной тетушка с мундштуком в руке.
Ричард произнес какое-то слово, которого Тереза не поняла, и помахал тетушке рукой. Даже на втором этаже чувствовалось, как дом дрожал от сумасшедших танцев этажом ниже, и эти танцы никак не соответствовали музыке. Тереза услышала, как упал еще один бокал, и представила розовый пенистый гоголь-моголь, волной разливающийся по полу. Ричард утверждал, что это еще цветочки по сравнению с настоящим русским Рождеством, которое они привыкли праздновать в первую неделю января. Ричард улыбался, закрывая дверь своей комнаты.
— Мне нравится свитер, — сказал он.
— Я рада, — одним взмахом Тереза подобрала юбку и присела на край кровати. Тяжелый норвежский свитер, который она подарила Ричарду, лежал поперек матерчатой коробки на кровати позади нее. Ричард подарил ей юбку из восточно-индийского магазина. Это была длинная юбка с зелеными и золотыми полосами и вышивкой. Она была милой, но Тереза не понимала, куда могла бы ее надеть.
— А как насчет настоящей выпивки? От этой бурды внизу тошнит, — Ричард достал из стенного шкафа бутылку виски.
Тереза покачала головой.
— Нет, спасибо.
— Тебе бы это было в самый раз.
Она снова покачала головой и огляделась по сторонам. Почти квадратная комната с высоким потолком, обоями с едва различимым узором из розовых роз, двумя окнами со слегка пожелтевшими белыми муслиновыми занавесками. От двери по зеленому ковру тянулись две вытоптанные дорожки, одна к бюро, другая к столу в углу. Банка с кистями и портфолио на полу возле стола были единственным, что намекало на занятия Ричарда живописью. Она чувствовала, что точно так же живопись занимала только часть его мозга, и ей было интересно, сколько еще продлится это увлечение, прежде чем он забросит его ради чего-то другого. И ее занимал вопрос, который она часто задавала себе и раньше — любил ли ее Ричард только потому, что она больше сочувствовала его амбициям, чем остальные его теперешние знакомые, и потому, что понимал, что ее критика ему помогала. Тереза нервно встала и подошла к окну. Она любила эту комнату — все ту же и все там же — но сегодня ощутила порыв вырваться отсюда. Она сама стала другой, совсем не той, что стояла здесь три недели назад. Этим утром она проснулась в доме Кэрол. И Кэрол была тайной, наполнявшей ее, наполнявшей и этот дом — словно свет, невидимый никому, кроме нее.
— Ты сегодня сама не своя, — произнес Ричард так резко, что по ее телу пробежала нервная дрожь.
— Может, это все платье? — ответила она.
На ней было платье из синей тафты, которому было бог знает сколько лет, и которое она не надевала с тех самых пор, как прожила в Нью-Йорке первые месяцы. Она снова присела на постель и посмотрела на Ричарда, стоявшего посреди комнаты со стаканчиком неразбавленного виски в руке. Его ясные голубые глаза прошлись от ее лица вниз, к ее ногам в новых черных туфлях на высоком каблуке, а потом снова вернулись к лицу.
— Терри, — Ричард взял ее за руки и прижал их к постели по обе стороны от нее.
Гладкие, тонкие губы опустились на нее, прижались, его язык скользнул по ее губам, и она ощутила вкусный запах свежего виски.
— Терри, ты ангел, — произнес глубокий голос Ричарда, а она подумала о Кэрол, которая говорила ей то же самое.
Она смотрела, как он поднимает с пола стаканчик и ставит его вместе с бутылкой в шкаф. Внезапно она почувствовала, что безмерно выше его, выше всех тех людей, что были там, на первом этаже. Она была счастливее, чем любой из них. «Счастье немножко похоже на полет, — подумала она, — это как быть воздушным змеем. И все зависит от того, насколько сильно ты отпустишь бечевку».
— Симпатичный, да? — спросил Ричард.
Тереза села.
— Он прекрасен!
— Я закончил его прошлой ночью. Подумал, что если день выдастся погожий, мы пойдем в парк и запустим его, — Ричард усмехнулся, как мальчишка, гордый своей работой. — Глянь на обратную сторону.
Это был русский воздушный змей, прямоугольный и выпуклый, как щит, его тонкий каркас был собран на пазах и скреплен по углам. Спереди Ричард изобразил собор с кругообразными куполами на фоне красного неба.
— Давай запустим его сейчас! — предложила Тереза.
Они понесли змея вниз. Дяди, тети, двоюродные братья и сестры — все их заметили и потянулись в коридор, пока тот не наполнился шумом и гвалтом, и Ричарду пришлось поднять змея над головой, чтобы его не помяли. Этот шум раздражал Терезу, но Ричарду он нравился.
— Погоди, выпей с нами шампанского, Ричард! — закричала одна из теток, и ее жирная талия выпятилась под атласным платьем как вторая грудь.
— Не могу, — отозвался Ричард и добавил что-то на русском. Всякий раз, когда Тереза видела Ричарда в кругу семьи, ее охватывало чувство, что здесь, должно быть, какая-то ошибка, что Ричард должен оказаться сиротой, подкидышем, которого однажды оставили на пороге, а эта семья приняла и вырастила его, как своего сына. Но вон, в дверном проеме стоит его брат Стивен, с такими же, как у Ричарда голубыми глазами, даже еще выше его, и еще более худой.
— Какая еще крыша? — пронзительно воскликнула мать Ричарда. — Наша крыша?!
Кто-то спросил, собираются ли они запускать змея с крыши, и мать Ричарда раскатисто рассмеялась, потому что крыша их дома была такой крутой, что с нее хорошо было только падать. И тут еще принялась лаять собака.
— Я все-таки сошью тебе это платье! — крикнула Терезе мать Ричарда, наставительно помахивая пальцем в ее сторону. — Я теперь знаю твои мерки!
В гостиной, посреди всеобщего пения и открывания подарков, они обмерили ее лентой, и даже двое мужчин пытались в этом помочь. Миссис Семко обвила талию Терезы рукой, и внезапно Тереза обняла ее и крепко поцеловала, утонув губами в мягкой напудренной щеке, и в одну секунду в этом поцелуе и в судорожном пожатии руки Тереза выразила всю свою к ней привязанность. Тереза понимала, что это теплое чувство снова спрячется, как будто его не и существовало вовсе, в тот же миг когда она отпустит миссис Семко.
А потом они с Ричардом оказались на свободе и зашагали вдвоем по тротуару. «Все было бы точно так же, если бы мы были женаты, — подумала Тереза, — навещали бы семью на Рождество». Даже состарившись, Ричард точно так же запускал бы воздушных змеев. Как его дедушка — тот проделывал это в Проспект Парке до самой своей смерти, так рассказывал ей Ричард.
До парка они добрались на метро, а там прошлись до открытого холма, куда они уже не раз приходили раньше. Тереза посмотрела по сторонам. Рядом с кромкой леса, на ровной полянке мальчишки играли в футбол, но в остальном парк выглядел тихим и безлюдным. Ричард проговорил, что ветер не такой уж сильный, его напора может не хватить, да и небо было таким белесым, словно вот-вот посыплет снег.
Змей снова упал, и Ричард раздраженно застонал. Теперь он пытался запустить змея с разбега.
Тереза сидела на земле, обхватив колени руками, и наблюдала, как Ричард поднял голову и покрутил ею по сторонам, словно он что-то потерял в воздухе.
— Есть, сюда! — подскочила Тереза, показывая пальцем.
— Да, но он порывистый, его не хватит!
И все-таки Ричард запустил змея по ветру. Змей просел на длинной бечевке, затем дернулся, как будто что-то подбросило его вверх. Он описал большую дугу, потом стал вздыматься в другую сторону.
— Он поймал свой ветер! — крикнула Тереза.
— Да, но он еле дует.
— На тебя не угодишь! Могу я его подержать?
— Подожди, пока я не запущу его повыше.
Ричард начал рывками раскачивать бечевку, но в холодном неподвижном воздухе змей замер на месте. Золотые купола собора заболтались из стороны в сторону, как будто змей качал головой, говоря «нет», и ему глупо вторил его длинный, безвольно повисший хвост.
— Лучше не будет, — сказал Ричард. — Больше бечевки он не поднимет.
Тереза, не отрываясь, следила за змеем. Он успокоился и замер, словно картинка с нарисованным собором, приклеенная к плотному белесому небу. «Наверное, Кэрол бы не понравилось запускать змеев, — подумалось Терезе. — Вряд ли бы ее развеселила эта забава. Она бы только глянула, и сразу сказала, что это глупости».