Один из мужчин рядом с ней спросил:
— Кто делал декорации к «Потерянному мессии», Тереза? Помните?
— Бланчард? — ответила она, словно в забытьи, потому что все еще размышляла о Женевьеве Кранелл, испытывая чувство отвращения, стыда, из-за того, что только что до нее дошло, и она поняла, что ее никогда не будут любить. Она слушала разговор о Бланчарде и о ком-то еще, даже присоединилась к нему, но ее сознание замерло над сплетением, где сошлась и в котором спуталась дюжина нитей. Одной нитью был Денни. Одной была Кэрол. Одной — Женевьева Кранелл. Еще одна все тянулась и тянулась из клубка, но ее сознание было захвачено переплетением. Она наклонилась, чтобы прикурить сигарету, и почувствовала, что еще глубже падает в эту сеть, и она вцепилась в Денни. Но сильная черная нить никуда не вела. Она понимала, словно сейчас ей говорил голос какого-то предсказателя, что ничего большего у нее с Денни не будет. И одиночество прокатилось по ней снова, как стремительный ветер, загадочный, как едва различимые слезы, внезапно навернувшиеся на ее глаза, слишком легкие, чтобы их заметили, и она подняла голову и снова бросила взгляд на дверной проем.
— Не забудьте, — рядом с ней стояла Женевьева Кранелл, поглаживая ее по руке и выпаливая слова. — Шесть-девятнадцать. Мы перебираемся туда, — она стала отворачиваться и уходить, но вернулась. — Вы придете? Харкви тоже придет.
Тереза покачала головой.
— Спасибо, я… я думала, что смогу, но я вспомнила, что должна быть в другом месте.
Женщина посмотрела на нее вопросительно.
— Что-то случилось, Тереза? Что-то не так?
— Нет, — она улыбнулась, направляясь к двери. — Спасибо, что спросили. Непременно увижу вас снова.
— Непременно, — сказала актриса.
Тереза вошла в комнату рядом с большим залом и вытащила свое пальто из груды на кровати. Она поспешила по коридору к лестнице, мимо людей, которые ждали лифта, среди них была и Женевьева Кранелл. И Терезе было все равно, видела та ее или нет, когда она кинулась вниз по широкой лестнице, словно от чего-то убегая. Тереза улыбнулась сама себе. Прохладный и свежий воздух обдувал ее лоб, издавал легкие звуки, словно за ушами у нее трепетали крылышки, пока она чувствовала, что летит через улицы и взлетает на края тротуаров. К Кэрол. И может быть, Кэрол в этот миг все уже знала, потому что Кэрол знала такие вещи загодя. Тереза пересекла еще одну улицу, и впереди показался тканевый навес отеля Элисей.
Метрдотель сказал ей что-то в фойе, и она ответила ему:
— Я кое-кого ищу, — и пошла к дверям.
Она стояла на пороге, оглядывая людей за столами в зале, где играло пианино. Свет был неярким, и сначала она не увидела Кэрол, которая сидела лицом к ней, наполовину скрытая в тени у дальней стены. Кэрол тоже ее не видела. Напротив нее сидел мужчина, которого Тереза не знала. Кэрол медленно подняла руку и откинула волосы назад, с одной и с другой стороны, и Тереза улыбнулась, потому что это жест был жестом Кэрол, и это была Кэрол, которую она любила и всегда будет любить. О, сейчас уже по-другому, потому что она была совсем другим человеком, и это было как встретить Кэрол заново, но это была все еще Кэрол и никто другой. Это была бы Кэрол, в тысяче городов, в тысяче домов, в других странах, куда они бы отправились вместе, на небесах и в аду. Тереза ждала. А потом, едва только она собралась подойти к ней, Кэрол увидела ее, и, казалось, какое-то время недоверчиво в нее вглядывалась, пока Тереза наблюдала, как медленно ширится ее улыбка; а затем ее рука вдруг приподнялась, и Кэрол быстро махнула в счастливом энергичном приветствии, которого Тереза никогда не видела прежде. И Тереза пошла к ней.