Большой бедой России было то, что в ней тогда одновременно жили как бы два разных народа, говорящих на одном языке, – образованные люди и простой народ.
Последний, на 90 % состоявший из крестьян, ментально жил в Средневековье, потому что со времен условного Алексея Михайловича не имел возможности изменить ситуацию. Психологию меняет школа, образование, а русские элиты, как мы знаем, не спешили просвещать народ. В результате у крестьянства, за редкими исключениями, не было цивилизованного правосознания, в том числе представления о частной собственности, так же как о свободе и многом другом.
Отсюда – катастрофическое непонимание по ряду ключевых проблем между крестьянами, с одной стороны, и правительством и помещиками – с другой, а в частности, разная интерпретация сути реформы.
Напомню, что тезис «земля Божья (Царская), но нашего пользования» возник задолго до отмены крепостного права, еще в те времена, когда крепостное право оправдывалось тем, что, дескать, барин воюет, защищает царя, Отечество и нас заодно, а мы его кормим.
Века принудительного труда сформировали в крестьянском сознании твердое убеждение: право на землю имеет только тот, кто на ней работает. Идею дворянской собственности на землю крестьяне просто не воспринимали. Отсюда вековая мечта о «черном переделе», то есть захвате всех некрестьянских земель (помещичьих прежде всего) и последующем равном их разделе. Да и полтора века правительственного аграрного коммунизма не могли остаться без последствий. «Раскулачивать» ведь можно не только крестьян.
Поэтому Сперанский и Киселев еще в Комитете 1835 года были готовы на безземельное освобождение не только крепостных, но и государственных крестьян, лишь бы минимизировать влияние этих взглядов.
Увы, данная проблема не привлекла внимания РК.
Уже в 1861 году среди крестьян ходили слухи, что Положения 19 февраля – подделка, составленная помещиками и чиновниками, чтобы скрыть настоящую «Царскую волю», то есть передачу им всей земли. Точно так же они думали о «золотых грамотах» и раньше. Поэтому они упорно ждали передачи им оставшейся ее части или, по крайней мере, очередной прирезки. Об этом постоянно говорят самые разные источники второй половины XIX – начала XX века.
Желание Александра II и реформаторов дать крестьянам помещичью землю, то есть чужую собственность, хотя бы и за плату, было, конечно, гуманным и нравственным. Однако подмена закона нравственностью – опасная вещь.
На этом, то есть на смешении и фактическом уравнении понятий законности и «высших нравственных начал», диктовавших, по мнению правительства, необходимость наделения крестьян помещичьей землей, РК буквально поймал депутат первого приглашения Д. Н. Шидловский: «Нравственности низкой нет, следовательно, нет и нравственности высшей; она одна для всех; она, например, всегда твердит: располагать чужим без воли хозяина есть насилие… В новейшее время деление нравственности на степени и выражение „высшие начала“ часто встречаются в сочинениях с направлением коммунизма и социализма», а потому, говорит депутат, ему «странно было встретить то же выражение в соображениях» РК.
А вот как 34 депутата второго приглашения прокомментировали пункт проекта Положения, объявляющий, что после реформы «помещик ни в каком случае не обязан… увеличивать крестьянский поземельный надел».
Такие обещания относительно будущего, резонно заметили они, не слишком успокаивают, поскольку им противоречит то, что предлагается в настоящем.
Если сейчас помещики должны принудительно отдать всю площадь крестьянских запашек, нет гарантии, что с ростом населения эта ситуация не повторится и опять под флагом «государственной потребности». Ведь «если нынешние предположения правильны и законны, то нельзя не признать законными подобные меры и для будущего времени. Никакая государственная потребность не может состоять в том, чтобы принимать меры, несправедливые в отношении к частной собственности».
РК стремятся дать крестьянам как можно больше земли, но этого нельзя делать «в нарушение прав собственности. Все интересы общественной жизни так тесно связаны между собою, что нарушение одного из коренных начал, на которых утверждается общество, поведет к расстройству всего общественного организма».
Депутаты, как мы знаем, оказались абсолютно правы – дополнительная прирезка помещичьей земли стала главным лозунгом всех партийных программ оппозиции в 1905–1906 годах, которая этим обеспечивала себе народную поддержку.
И правительство само было в этом повинно.
Статья 3 Общего положения о крестьянах гласит:
Помещики… предоставляют за установленные повинности в постоянное пользование крестьянам усадебную их оседлость и сверх того, для облегчения их быта и для выполнения их обязанностей перед правительством и помещиком, то количество полевой земли и других угодий, которые определяются на основаниях, указанных в местных положениях.
Из этого абзаца ясно, что крестьяне получили от государства пайку, прожиточный минимум, позволяющий им работать и на казну, и на бывшего барина (до заключения выкупной сделки), платить подати и нести повинности, не умирая при этом с голоду.
Подчеркну: именно правительство определило размеры этого минимума.
Но тем самым оно взяло на себя ответственность за соблюдение созданной им ситуации, и как бы морально обязалось давать крестьянам землю дополнительно, если ее будет не хватать (хотя в тексте Положения говорится ровно обратное – нового наделения землей не будет). Во всяком случае, такой взгляд на статью 3 возможен, и неудивительно, что крестьяне его разделяли.
Вот уж точно, «нам не дано предугадать…».
Демографический взрыв после 1861 года уменьшил наделы. Крестьянские платежи со временем также понизились, но в той ли мере, что наделы? Как это подсчитать? Да и не тот здесь случай, когда арифметика убеждает.
С. М. Соловьев считал, что освобождение
было произведено революционным образом… Красные торжествовали: у прежних землевладельцев отняли собственность и поделили между народом, замазавши дело выкупом, но выкуп был насильственный! Глупые славянофилы торжествовали, не понимая, на чью мельницу они подлили воды: им нужно было провести общинное землевладение!
Во многих местах с самого начала уже крестьяне не были довольны наделом, – что же будет с увеличением народонаселения?
Для простого практического смысла крестьян естественное и необходимое решение вопроса представлялось в новом наделе, и они стали его дожидаться как чего-то непременно долженствующего последовать.
…Крестьянин пьянствует и терпит нужду, не имеет, чем уплатить податей; он уже испытал правительственный или революционный способ действия для перемены своей судьбы и надеется, что таким же способом произойдет и новая перемена: правительство, царь нарежет крестьянам еще земли.
То есть Соловьеву понятно, что государство само спровоцировало ожидания новой прирезки, и, разумеется, он не случайно дважды употребляет эпитет «революционный», характеризуя действия правительства.
О том, что «великий акт» 19 февраля является «принесением в жертву принципа собственности» политическим потребностям, пишет и С. Ю. Витте:
А раз стали на этот путь, естественно было ожидать и последствий сего направления. Но этого не только тогда не понимали, но многие не понимают или не желают понимать и теперь.
Между тем, пишет Витте, подводя итог пореформенному неокрепостничеству, мысли крестьян текут примерно в таком направлении:
Раз ты попечитель, то, если я голодаю, корми меня. На сем основании вошло в систему кормление голодающих и выдающих себя за голодающих. ‹…›
Раз ты регулируешь землевладение и землепользование так, что мы не можем развивать культуру, делать ее интенсивнее, то давай земли по мере увеличения населения. Земли нет. – Как нет, смотри, сколько ее у царской семьи, у правительства (казенной), у частных владельцев? – Да ведь это земля чужая. – Ну так что же, что чужая. Ведь государь-то самодержавный, неограниченный. Видно, не хочет дворян обижать, или они его опутали. – Да ведь это нарушение права собственности. Собственность священна. – А при Александре II собственность не была священна – захотел и отобрал, да нам дал. Значит, не хочет.
В определенном смысле реформа 1861 года стала началом пореформенного государственного социализма.
То есть даром подмена закона нравственностью не прошла. И лично мне трудно оспаривать мнение К. И. Зайцева о том, что «идея черного передела заложена в основах наделения крестьян, принятых реформой».
Однако нам важно понимать, что проблема была не только в формальном нарушении права собственности помещиков, а и в том, как власть обошлась с реквизированной землей.
Поэтому здесь логично повторить вопрос: а были ли другие варианты реформы?
Были.
Примерно в те же годы в русской Польше и в Японии правительство также нарушило существовавшие отношения собственности и взяло в свои руки распоряжение помещичьей землей, выплачивая владельцам компенсацию. Однако оно сразу же отдавало крестьянам эту землю в собственность, начиная менять их психологию и не затевая тяжелой выкупной операции на полстолетия.
Жестокая даже не ирония, а самая настоящая издевка истории состоит в том, что те же самые люди – Милютин, Самарин и Черкасский – с благословения того же самого императора провели в связи с восстанием 1863–1864 годов весьма удачную крестьянскую реформу в Польше.
К началу 1860-х стало очевидным, что в тех странах, где крестьянство было собственником земли, оно становилось равнодушным к любой революционной агитации. И наоборот.
Поэтому, решив навсегда оторвать польских крестьян от мятежного дворянства, имперское правительство выбрало единственно правильный путь.
Согласно указам 19 февраля 1864 года крестьяне получили в полную собственность ту землю, которой фактически пользовались, ее недра, а также все постройки и весь инвентарь. Кроме того, они могли требовать возвращения всех земель, ранее несправедливо отнятых помещиками. Они получили право охоты, рыбной ловли, выделки и розничной продажи вина и сохранили право пользования господскими пашнями и лесными угодьями, так называемыми сервитутами, подразумевавшими право получать из помещичьего леса топливо, строевой лес на ремонт строений, листья и хвою на подстилку для скота, пасти скот в помещичьем лесу, а иногда на парах или жнивье. Земли нельзя было дробить на части меньше 6 моргов (3 десятин). Разрешался обмен чересполосицы.