Следствием этой политики, явно не укреплявшей правосознание народа, стал, повторюсь, быстрый и мощный рост иждивенческих настроений последнего. При этом сформированную крепостнической эпохой психологию крестьянства это не поколебало и не могло поколебать, ибо бесплатная продовольственная помощь – дар Царя-батюшки – вполне вписывалась в то, что мы привычно именуем «царистскими иллюзиями» русского народа, с той лишь разницей, что «Царский паек» был вполне осязаем. Не зря П. А. Столыпин позже скажет о «развращающем начале казенного социализма».
В 1880–1890-х годах обрела популярность идея отмены выкупных платежей и преобразования их в оброчную подать. То есть речь шла о фактической национализации выкупавшейся крестьянами свыше двадцати лет земли и превращении ее в неотчуждаемое владение. Это гарантировало, что крестьяне по «слабости» или «глупости» не потеряют землю.
За этот бессовестный обман крестьян выступали, в частности, и Н. П. Семенов, один из немногих еще живых в 1890-х годах сотрудников РК, и такой, казалось бы, либеральный деятель, как К. Д. Кавелин, убеждавшие своих читателей, что в силу малограмотности крестьян сделать это совсем несложно.
Таким образом, социальный расизм торжествовал. Апофеозом этой политики стала фактическая отмена возможности досрочного выкупа надела по статье 165 и закон о неотчуждаемости надельных земель в 1893 году. Тем самым крестьянин, по словам современника, был окончательно замурован в общине. Отмечу, что яростным защитником общины тогда выступил Витте, о чем ему впоследствии язвительно напоминали.
Однако этот закон, направленный на сохранение крестьянских наделов, не достигал своей цели. Закон лишь тормозил образование крупных дворов, никак не препятствуя обнищанию множества других. У его авторов не было понимания простого факта: стране выгоднее иметь крестьянство не столь многочисленное, но здоровое и крепкое экономически, чем сто миллионов общинников, треть которых разорена.
На путях к реформе
Для русского общества, пишет В. И. Гурко, и даже для бюрократических кругов указ от 9 ноября 1906 года, разрешивший выход из общины и укрепление земли в собственность, появился как Deus ex machina, совершенно внезапно. Между тем его изданию предшествовали несколько лет напряженной работы.
Впрочем, по порядку.
После введения в 1893 году неотчуждаемости крестьянских наделов и отмены статьи 165 о досрочном выкупе неокрепостнический строй деревни, казалось бы, стоял нерушимо – как стена, как плотина.
Однако эта плотина вскоре начала размываться, в чем огромную роль сыграл Витте, который, став министром финансов, довольно быстро понял, что, пока община существует, русским крестьянам не жить в достатке. Его большим плюсом было умение признавать ошибки.
Поэтому он «повернул фронт» и с тем же энтузиазмом, с каким он защищал общину в 1893 году, начал атаку на нее и на правовую обособленность крестьянства.
Ход его мыслей заслуживает внимания:
Государство не может быть сильно, коль скоро главный оплот его – крестьянство – слабо. Мы все кричим о том, что Российская империя составляет 1/5 часть земной суши и что мы имеем около 140 млн населения.
Ну что же из этого, когда громаднейшая часть поверхности, составляющей Российскую империю, находится или в совершенно некультурном (диком), или в полукультурном виде и громаднейшая часть населения с экономической точки зрения представляет не единицы, а полу- и даже четверти единиц.
Экономическая и политическая мощь любой страны основана на трех факторах производства: природе (природных богатствах), капитале (материальном и интеллектуальном) и труде.
Природа очень щедро одарила Россию, хотя климат и умаляет значение этого подарка. Мы небогаты капиталами – прежде всего потому, что страна
создана непрерывными войнами, не говоря о других причинах. Она может быть весьма сильна трудом физическим по числу жителей и интеллектуальным, так как русский человек даровитый, здравый и богобоязненный.
Однако сейчас народный труд недостаточно эффективен, потому что обстановка, в которой живет народ, не стимулирует его труд. Поэтому нужно создать условия для того, чтобы люди могли и хотели продуктивно работать.
У нас же народ так же трудится, как и пьет. Он мало пьет, но больше, чем другие народы, напивается. Он мало работает, но иногда надрывается работой.
Для того чтобы народ не голодал, чтобы его труд сделался производительным, нужно ему дать возможность трудиться, нужно его освободить от попечительных пут, нужно ему дать общие гражданские права, нужно его подчинить общим нормам, нужно его сделать полным и личным обладателем своего труда, одним словом, его нужно сделать с точки зрения гражданского права person’ою.
Люди не смогут развить свой труд, если у них нет уверенности, что им принадлежат плоды их труда, что это собственность их самих и их наследников. А как они могут сделать это в общине?
В общине обработанную ими землю отнимают при очередном переделе.
В общине плоды их трудов «будут делиться не на основании общих законов и завещательных прав, а по обычаю, а часто обычай есть усмотрение».
В общине из-за круговой поруки они отвечают за подати, которые не внесли другие, они лишены свободы передвижения, а их жизнь определяется не законами страны, а благоусмотрением «батюшки» земского начальника.
Словом, сейчас быт крестьянина «в некоторой степени похож на быт домашнего животного», заключает Витте.
Благодаря его усилиям с 1896 года началась подготовка отмены круговой поруки, которая в основном произошла в 1903 году. В мае 1898 года он добился решения Комитета министров о создании Особого совещания по крестьянскому вопросу, однако Плеве, Победоносцев и Дурново переубедили царя.
В октябре того же года Витте написал Николаю II очень эмоциональное, «непридворное» письмо, в котором пытался найти нестандартные слова, чтобы вывести царя из состояния «общинного благодушия». Письмо осталось без ответа. Император, по замечанию А. Н. Куломзина, был воспитан «в славянофильском обожании общинных порядков».
Но замолчать крестьянский вопрос было уже невозможно, вскоре он стал предметом активнейшей полемики в верхах, при этом все чаще фигурировала тема правовой неустроенности крестьянства. Царя впечатлил Всеподданнейший отчет генерал-губернатора Юго-Западного края М. И. Драгомирова, считавшего, что без пересмотра крестьянских законов и ликвидации хаоса в этой сфере подъем благосостояния крестьянства невозможен.
Бюрократическая машина пришла в движение.
В 1902–1905 годах аграрный вопрос стал главной темой работы созданных одновременно Редакционной комиссии МВД и вневедомственного Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности во главе с Витте, а также созданной чуть раньше так называемой Комиссии Центра.
Я лишен возможности уделить этим сюжетам должное внимание, поэтому остановлюсь на главном.
МВД был поручен пересмотр крестьянского законодательства, а Особое совещание должно было дать заключение о целесообразности предлагаемых им мер. Фактически появилось два параллельных центра по пересмотру аграрного курса, стоявшие на противоположных позициях. МВД оставалось средоточием неокрепостничества, а в Особом совещании преобладали сторонники ликвидации правовой обособленности крестьянства. Позже выяснилось, что в конечном счете оба органа пролагали дорогу Столыпинской аграрной реформе.
С июня 1902 года в МВД начало создаваться новое крестьянское законодательство, фактически новое Положение, и в декабре 1903 года были опубликованы пять томов с проектами реформ. В них МВД намеревалось законодательно закрепить линию на правовую изоляцию крестьянства, которая восторжествовала при Толстом и Дурново.
И в проектах это намерение было реализовано по всем позициям – за одним очень важным исключением.
Правительство впервые признало несостоятельность надежд на то, что община сохранит однородность крестьянства, что она препятствует пролетаризации и дифференциации крестьянства. Оно провозгласило нейтралитет по отношению к общине и даже, условно говоря, открыло узкую калитку для выхода из нее.
Эта немыслимая еще пять лет история связана с именем начальника Земского отдела МВД Владимира Иосифовича Гурко, принципиального противника общины. Он сумел убедить министра В. К. Плеве, что некоторые крестьяне переросли уровень общины и нужно дать им возможность уйти на хутора и отруба, чтобы сохранить однородность остальных общинников.
При этом Гурко выдвинул хутора как идеальную цель конечной эволюции крестьянского хозяйства, причем прямо назвал их идеалом.
По его словам, в той обстановке «провести этот контрабандный товар можно было лишь с крайней осмотрительностью и под весьма консервативным флагом», что он успешно и сделал.
Серьезным аргументом стал обнаруженный в 1901 году А. А. Кофодом факт самостоятельных (!), то есть предпринятых крестьянами по своей инициативе, разверстаний общинных земель на хутора. Они начались под влиянием примера соседей-хуторян, латышей и немцев. Кофод отыскал в Волынской, Гродненской, Ковенской, Витебской, Могилевской и Смоленской губерниях 10 районов расселения, захвативших 64 волости и 947 селений, образовавших 20 253 хутора на площади в 223,5 тыс. десятин земли. Очаги разверстаний возникали независимо друг от друга, начиная с 1870-х годов.
Написанный Гурко «Очерк работ Редакционной комиссии МВД» – по сути, конспект будущей Столыпинской реформы.
Его проект предусматривал три основных способа образования хуторов и отрубов при общинном владении: 1) расселение крупных многолюдных селений и образование поселков; 2) выдел участков отдельным лицам; 3) переход целых сельских обществ «к владению в отрубных участках» (от общинного владения к подворному).
Были разработаны подробные правила землеустройства, позволяющие консолидировать наделы после уничтожения дробности и чересполосности крестьянских земель, а также дально- и длинноземелья. Облегчены все существовавшие формальные препятствия к расселению.