— Спасибо, — сказал Маати.
Они разбили лагерь в дюжине ярдов от берега, там, где земля была посуше. Это уже стало привычкой. Рутиной. Эя выкопала ямы для костра, Маленькая Кае собрала хворост. Большая Кае поставила палатки. Ирит бы уже начала готовить, но Маати умел это делать ничуть не хуже. Несколько чашек с речной водой, размолотая чечевица, которая мокла с утра, куски соленой свинины и лук, который они везли почти со школы. Суп получился лучше, чем ожидал Маати, хотя одни боги знали, как он устал. Суп сохранит им жизни до утра.
Ванджит вышла из теней как раз тогда, когда Маати наполнял миску для лодочника. На одном бедре видел андат, на другом — сумка. Все знали, что она не помогает разбивать лагерь. Никто не жаловался. В свете костра она выглядела моложе, чем обычно. Ее глаза вспыхнули, и она улыбнулась.
Ванджит села рядом с Маати, приняв следующую полную миску. Андат перебрался на землю у ее ног и задвигался, словно собирался уползти, но потом остался на месте. Лодочник и помощник вернулись на лодку с дымящимися мисками в руках. Маати предполагал, что пассажирам лучше спать на берегу, но кто-то должен оставаться на суденышке. Так лучше для них всех. Было бы крайне неловко объяснять, почему изо рта ребенка не выходит пар.
Когда они ушли, Эя встала на ноги. Темнота под глазами рассеивалась улыбкой. Остальные поглядели на нее.
— Я бы хотела объявить небольшое торжество, — сказала она. — Я переработала пленение Ранящего, и, как раз сегодня, закончила последнюю версию.
Маленькая Кае улыбнулась и зааплодировала. Большая Кае усмехнулась. Эя устроила шоу извлечения меха с вином из мешка. Теперь зааплодировали все. Даже Ванджит. Но взгляд Эи запнулся, когда ее глаза встретились с Маати, его живот закололо.
В вине что-то такое, что углубит ее сон. Она не узнает, когда удар обрушится на нее.
— Да, — сказал Маати, пытаясь скрыть страх. — Да, я думаю, торжество сейчас уместно.
— Вы видели новый набросок? — спросила Ванджит, когда Эя разлила вино по пиалам. — Пленение готово?
— Я еще не полностью прошел через него, — ответил он. — Но есть некоторые изменения, которые внушают оптимизм. К Удуну я буду знать лучше.
Обе Кае чокнулись друг с другом и с огнем. Эя подошла к Маати и Ванджит. Она сунула пиалы в их руки и отошла, чтобы наполнить одну для себя. Маати быстро выпил, благодарный хоть чему-то, что может наполнить его руки и сознание. Хотя бы на мгновение.
Ванджит покрутила свою пиалу с вином, глядя на нее с тем, что могло быть спокойствием.
— Маати-кво, — сказала Ванджит. — Вы помните, когда я впервые пришла к вам? Боги, сейчас кажется, что это было в другой жизни, верно? Вы были за Сесейн-Таном.
— Лати, — из-за костра сказала Эя.
— Конечно, — согласилась Ванджит. — Сейчас я вспомнила. Я встретила Умнит в бане и мы начали разговаривать. Она привела меня к Эя-тя, а Эя привела к вам. Это был брошенный дом со всеми этими мышами.
— Я помню, — сказал Маати. Обе Кае обменялись взглядами, которые Маати не понял. Ванджит рассмеялась и закинула голову назад.
— Не представляю, что вы нашли во мне тогда, — сказала она. — Я выглядела так, что даже собаки не стали бы меня есть.
— Всем нам было не до жиру, — сказал Маати, заставив себя говорить веселым тоном.
— Не для вас, — возразила она. — Не с Эей за вашей спиной. Хотя вы не утверждали, что она поддерживала вас с самого начала. Без нее мы бы никогда не зашли так далеко.
Эя приняла позу, которая принимала комплимент и подняла пиалу с вином, но Ванджит не выпила из своей. Маати хотел, чтобы она выпила яд и все закончилось.
— Я думаю о том, какой была тогда, — сказала Ванджит, мягким и задумчивым голосом. Голосом ребенка. Или, хуже, голосом взрослой женщины, которая пытается говорить как ребенок. — Потерянной. Пустой. И потом боги коснулись моего плеча и направили к вам. Ко всем вам, на самом деле. Вы были единственной семьей, которую я имела. Я имею в виду, после того, как пришли гальты.
Ясность-Зрения, сидевший в ее ног ног, завыл так, словно у него разорвалось сердце. Ванджит повернулась к нему, сосредоточенно нахмурив лоб. Андат какое-то время изгибался и вздрагивал, но потом успокоился. Из плеч Маати напряжение распространилось на горло. Он увидел, как руки Эи судорожно сжали пиалу.
— Единственная семья, которую я имела, — сказала она, словно найдя место для себя в подготовленной речи. Потом мягко добавила: — Вы думаете, я не знаю?
Большая Кае поставила пиалу, перевела взгляд на Эю и обратно. Маати сдвинулся в сторону, горло сжалось настолько, что он едва мог говорить.
— Знаю что? — спросил он. Слова вышли грубыми и напыщенными, и не убедили даже его самого. Ванджит посмотрела на него с выражением разочарования. Никто не двигался, но Маати почувствовал, что в глазах что-то изменилось. Андат глядел на него, его крошечное лицо с каждым ударом сердца становилось все более отчетливым.
Ванджит протянула ему пиалу с вином. Цвет был неправильным. Никакой человеческий глаз не увидел бы разницы, но с андатом, усилившим их зрение, ошибиться было невозможно. Глубокий красный с зеленоватым оттенком, которого не было в других пиалах.
— Что… что это? — пропищал Маати.
— Не знаю, — сказала Ванджит голосом, который означал, что она знает. — Возможно вы должны выпить это вместо меня, и мы увидим. Но нет. Вы слишком ценны. Эя, возможно?
— Прошу прощения. Быть может, я плохо вымыла пиалу? — спросила Эя.
Ванджит бросила пиалу в огонь, пламя зашипело, над костром поднялось облачко дыма. Ее лицо исказил гнев.
— Ванджит, — сказала Эя, — я не думаю…
Ванджит, не обращая на нее внимания, быстрым судорожным движением распахнула сумку. Когда она подняла ее, оттуда выпали блоки восковых табличек, серые и белые, словно гнилой лед. Маати увидел куски почерка Эи, врезанные в них.
— Вы хотели убить меня, — сказала Ванджит.
Эя приняла позу, которая отрицала обвинение. Пламя костра мигнуло, осветив лицо Ванджит, и на мгновение Маати подумал, что поэт поверит в ложь. Он прочистил горло.
— Мы никогда бы этого не сделали, — сказал он.
Ванджит повернулась к нему, с пустым и безумным выражением на лице. Андат, у ее ног, издал звук, который мог бы предупреждением или смешком.
— Ты думаешь, он говорит только тебе? — сплюнула Ванджит.
Маати вздрогнул и отступил на шаг, когда Ванджит бросилась вперед. Но она только подняла андата, повернулась и унеслась в темноту.
Маати бросился за ней, выкрикивая ее имя с углубляющимся чувством отчаяния. Деревья казались тенями в огромной тьме ночи. Его слишком слабый голос проникал во мрак только на несколько шагов. Не больше, чем через пол-руки — меньше, безусловно, — он остановился, чтобы перевести дух. Опершись о древний ясень, он осознал, что Ванджит исчезла, он сам заблудился и только тихое шуршание реки слева от него может вывести его обратно. Он отправился к берегу, пытаясь найти дорогу, по которой бежал, но не сумел. Ковер из сухих листьев громко трещал под его ногами. Что-то двигалось в ветвях над головой. От холода пальцы рук и ног закоченели. Месяц, светивший через ветви, уверил его, что он не ослеп — единственное утешение, которое у него осталось.
Он шел на восток, пока, в конце концов, не вышел к реке, а потом еще юг к широкому грязной отмели, где все еще стояла лодка. После чего он легко нашел их маленький лагерь. Он попытался взрастить в себе надежду, что войдет в круг света от костра, найдет вернувшуюся Ванджит и, благодаря невообразимому повороту событий, мир восстановится. Вернется смех и нежное товарищество первых дней школы; время вернется назад и на этот раз он проживет жизнь без этих ужасных ошибок. Он настолько сильно этого хотел, что, когда вывалился на поляну и нашел Эю и обоих Кае, сидящих у огня, он почти подумал, что с ними ничего не произошло.
Эя повернула к нему серые затуманенные глаза.
— Кто здесь? — спросила она, услышав его приближающиеся шаги.
— Я, — хрипло ответил Маати. — Со мной все в порядке. Но Ванджит исчезла.
Большая Кае начала плакать. Маленькая Кае положила руку на трясущиеся плечи женщины и что-то прошептала, из ее закрытых глаз текли слезы. Маати сел у огня. Его миска с супом была перевернута.
— Она сделала это для всех нас троих, — сказала Эя. — Никто из нас не может видеть.
— Мне очень жаль, — сказал Маати. Совершенно недостаточное извинение.
— Можешь помочь мне? — спросила Эя, указывая рукой непонятно куда. Но потом он присмотрелся и увидел груду осколков дощечек. — Мне кажется, я собрала их всех, но мне трудно быть уверенной.
— Оставь их, — сказал Маати. — Отпусти их.
— Я не могу, — сказала Эя. — Я должна попытаться. Я могу это сделать. Сегодня ночью.
Маати посмотрел на нее. В костре треснула ветка, Эя повернула голову на звук. Выставленная вперед челюсть, злые серые глаза. Холодный ветер заставил подол ее платья колыхаться вокруг лодыжек, как флаг.
— Нет, — сказал он. — Ты не в состоянии.
— Я несколько недель изучала все это, — резко сказала Эя. — Только помоги мне собрать все вместе, и я смогу…
— Ты сможешь умереть, — сказал Маати. — Я знаю, ты изменила пленение. Сейчас тебе этого не сделать. Во всяком случае до тех пор, пока мы не изучим изменения. Слишком много поставлено на Ранящего, чтобы вот так, в панике, бросаться пленять. Мы подождем. Ванджит может вернуться.
— Маати-кво… — начала Эя.
— Она одна в лесу, без еды и теплой одежды, — сказал Маати. — Она чувствует себя замерзшей, испуганной и преданной. Поставь себя на ее место. Она обнаружила, что ее собирались убить единственные друзья в этом мире. Андат, безусловно, изо всех сил подталкивает ее, стремясь к свободе. Она даже не взяла суп. Она — холодная, голодная и растерянная, и мы — единственное место, куда она может отправиться за помощью или утешением.
— При всем уважении, Маати-кво, — сказала Маленькая Кае, — вы, первым делом, собирались убить ее. Она не вернется.