Нередко видели белых монахинь и в бедняцкой лечебнице, что стояла при церкви Админки в восточном районе города, где они, подобно основательнице их ордена, помогали тем, от кого все уже отвернулись.
При этом если прежде молчаливые и скромные сёстры могли услышать брошенную вслед сальную шуточку, то теперь люди Энгатара боялись даже смотреть в их сторону. Наводнившие город братья Железной руки не оставили бы безнаказанной даже самую безобидную выходку в адрес служителей богов.
Поэтому монахиня, что в тот день трижды проделала неблизкий путь между замковой лечебницей и бывшим зданием банка «Феннс и Драйберг», осталась совершенно незамеченной. Раз за разом она пробиралась между спешащих куда-то посыльных и прогуливающихся горожан, мимо лавок и мастерских. Даже если бы кто-нибудь и обратил на неё внимание, то вряд ли сумел понять, что это одна и та же девушка — лицо белой сестры скрывал капюшон.
Её старания не прошли даром. Следующим вечером в назначенный час, когда все монахини отправились в Храм на молебен, с заднего двора лечебницы отправилась телега, запряжённая одной единственной кобылой. Старый Рутгер, что сидел на месте кучера, легонько тряхнул поводьями и лошадь тронулась.
Его путь вот уже двадцать лет оставался неизменным. Тихий скрип колёс слышался сначала в верхнем городе, потом на мосту Святого Беренгара, а после распугивал крыс на храмовой площади, разносясь негромким эхом. Дальше он раздавался между подпиравшими друг друга домами нижнего города, чтобы прекратиться лишь спустя полмили за Южными воротами.
Там, на кладбище при скромной часовне, которую даже не удостоили святого покровителя, находили покой те несчастные, что встретили свой конец в стенах Чёрного замка. В основном, разумеется, речь шла о замковой прислуге. Кого-то забирала болезнь, кого-то — старость, а кто-то становился жертвой несчастного случая, как тот поварёнок, сын кухарки, что опрокинул на себя чан с кипящим маслом. Там же находили последнее пристанище жертвы королевского правосудия.
К счастью старика Рутгера, он не видел лиц тех, кого он вёз. Мертвецы всегда были закутаны в саван, в котором их и хоронили.
В этот вечер в его телеге ехало тело бедной монахини, которую Матриарх сделала убийцей. Девушка, посвятившая жизнь врачеванию и избавлению от страданий, не выдержала тяжести греха и покончила с собой. Именно так Рутгер должен был говорить всякому, кому вздумается спросить, что он везёт. О том, кого он везёт на самом деле, старик поклялся молчать. Разумеется, за щедрое вознаграждение.
Он приближался к воротам стен Чёрного замка, когда из телеги донёсся тихий кашель.
— Тщщ! — коротко прошипел старик, не оборачиваясь. Караульные, конечно, никогда не отличались умом, но сообразить, что трупы не кашляют, наверняка сумеют.
— Эй, Рутгер! — один из них, полноватый мужчина средних лет с усыпанным веснушками лицом встал на пути лошади. Та остановилась и недовольно фыркнула.
Старик было нахмурился, но решил не подавать виду. Стражники любили развеять скуку, споря, кто нынче едет в телеге на кладбище. Спор выигрывал тот, кто оказывался ближе к истине. Но прежде они никогда не останавливали телегу, только спрашивали, пока он неспешно проезжал мимо.
— Кто на этот раз?
— Девчонка, — ответил старик, стараясь не выдавать волнения. — Монахиня, что недавно вздёрнулась.
— Ха! Я ж тебе говорил! — второй стражник ткнул первого локтем в бок и добавил, протянув руку: — Долг платежом красен.
Веснушчатый испустил печальный вздох, и в ладонь его напарника упала серебряная монета.
— Вечно ты выигрываешь, — насупился он. — Точишь лясы со служанками целыми днями, сплетни ловишь.
— Ну, а ты вечно пьёшь за мой счёт, так что не жалуйся, — отмахнулся второй.
Старик почесал поросший щетиной подбородок и протяжно вздохнул. Так, как умеют вздыхать только старики.
— Ребята, час уже поздний, — укоризненно проговорил он. — Не хотелось бы уснуть с поводьями в руках.
— Так мы тебя не просто так остановили. Караулам вот уж пару дней как велено проверять все телеги и повозки, покидающие замок.
— Вот как. Чего же ради?
— Девчонку одну из замка не пускать. Бриенна Эрштейн или как-то так. Имена, конечно, у этих имперцев — чёрт ногу сломит…
Рутгер занервничал. Не стоило соглашаться. Старый дурак. На то серебро, что ему заплатили за молчание, новую голову не купишь.
— И что же, саван размотаете? — усмехнулся старик, с ужасом слыша собственный дрожащий голос. — Видел я покойницу. То ещё зрелище. Синюшная, язык наружу. А глаза… Глаза и вовсе из глазниц выкатились, а ведь это самое страшное. Говорят, в глаза покойнику посмотришь, он ночью придёт и тебя придушит.
Рутгер был готов нести любую околесицу, только бы отвадить стражников. И, похоже, это сработало. Они боязливо переглянулись и поморщились.
— Потому-то им, наверное, глаза и закрывают, — веснушчатый поёжился. — А этой поди и закрыть не сумели. Надо б позвать кого-нибудь. Сходи-ка за капитаном.
— Погоди. Слышишь, кто-то идёт.
И действительно, в ночной тишине послышалось негромкое цоканье копыт. К вратам приближался светловолосый всадник. Его позолоченные доспехи с эмблемой короны выглядели безупречными даже в неровном свете факела, чего нельзя было сказать о лице: след рассечения на брови и опухший нос — следы жестокой драки. Одного уха не доставало, на его месте красовался обрубок с коркой запёкшейся крови.
Лошадиный бок покрывал алый плащ, свисавший со спины всадника. Изображение на нём в ночном мраке разглядеть было бы непросто, но и старый Рутгер, и стражники без того прекрасно понимали, что там: белые мечи, скрещенные над белой короной. Символ королевской гвардии.
— Сир Робин Рикер! — караульные вытянулись по струнке. — Доброй вам ночи! Не окажет ли благородный господин помощь в непростом деле?
Рыцарь обвёл усталым взглядом стражников, старика и телегу.
— В чём дело? — спросил он, нахмурившись.
— Вы наверняка слышали, что велено обыскивать каждую повозку, что покидает замок. Вот мы и хотели обыскать, да только старик труп везёт из лечебницы, а на мертвецов глядеть — дурная примета, да ещё и ночь…
— Суеверные глупости, — вздохнул рыцарь. — Но ладно, понимаю.
Он спешился и достал кинжал, что торчал за поясом. Сердце старика едва не выпрыгивало из груди. Сейчас гвардеец всё увидит и…
Острое лезвие вспороло саван там, где должна была быть голова покойной монахини. К счастью, стражники, стоявшие позади, не увидели испуганных глаз русоволосой девушки, в которых застыла беззвучная мольба. Мгновение спустя рыцарь накрыл её лицо саваном обратно и развернулся к караульным.
— Да, действительно жуткое зрелище. Вам повезло, что не видели. Но на вашем месте я бы куда больше боялся живых, нежели мёртвых. Продолжайте работать, парни, — сказав это, он обратился к не помнящему себя от страха Рутгеру: — Поеду с вами. Нынче время позднее, а мне как раз по пути.
Повозка тронулась. Старик сидел неподвижно, боясь проронить хоть слово, и совершенно ничего не понимал. Сир Робин видел её, точно видел, он же не слепой! Но не выдал. Почему? Рыцарь молча ехал рядом с отстранённым видом, будто ничего не произошло, и нарушил молчание только когда они отдалились от ворот на приличное расстояние:
— Вы направляетесь на кладбище?
От неожиданного вопроса старик Рутгер вздрогнул.
— Д-да. Именно туда. Работа у меня такая, покойников возить…
— Хорошо. Я сопровожу вас туда, — сказал рыцарь и добавил чуть тише: — Вас обоих.
Они проехали верхний город, пересекли мост Святого Беренгара, а в седой голове Рутгера роились тревожные мысли. «Впрочем, — попытался успокоить он себя, — если бы рыцарь хотел выдать их, он сделал бы это сразу. Чего медлить-то? Неужто он тоже замешан? Что ж тут такое творится…»
Путь по улицам ночного Энгатара прошёл без происшествий. Вот только безмолвие рыцаря заставляло старика нервничать. Миновав Южные ворота, они покинули город и двигались по пустой земляной дороге под шелест деревьев и тихий свист ветра.
Когда молчание уже стало почти невыносимым, Рутгер заметил вдалеке знакомое окно часовни, через которое пробивались огоньки свечей. Рамы в том окне, как и всюду в подобных местах, были сделаны в форме символа Троих — треугольника в круге — но их, наверное, скоро заменят, ведь главных богов теперь четверо. Мысли об этом заставили Рутгера испустить полный печали вздох. Ведь он, как и все старики, не любил перемен.
— Пожалуй, теперь я могу говорить, — неожиданно сказал рыцарь. — Здесь нас никто не услышит. Вам очень повезло, что я решил ехать именно сейчас. Сомневаюсь, что эти двое просто так отпустили бы вас. Найди они кого-нибудь менее суеверного, он бы наверняка вскрыл саван, и ваш план пошёл бы прахом.
Он обернулся на телегу и добавил:
— Похоже, боги благоволят вам, госпожа Эльдштерн.
Ответа ему не было. Повозка добралась до кладбища, сир Робин Рикер выгрузил саван и помог унести его в часовню под удивлённые взгляды белых сестёр. Старик Рутгер же, получив от них вторую часть причитающегося ему серебра, облегчённо вздохнул и отправился обратно, мечтая лишь выпить на ночь чего-нибудь покрепче. Его роль в этом деле завершена, и он никогда в жизни больше не хотел вспоминать о ней.
Сир Робин аккуратно опустил поклажу на холодный каменный стол посередине зала часовни, где омывали тела перед погребением. Рыцарский кинжал аккуратно распорол ткань, выпустив девушку, но саван не опал на пол, будто внутри было что-то ещё. Одна из белых сестёр подняла саван, и из него показалась мертвенно-бледная рука с синими ногтями.
— Всё это время вы пролежали бок о бок с мертвым телом, — покачал головой сир Робин, провожая взглядом уходящих монахинь. — Мне сразу показалось, что тело в саване должно быть меньше.
— Другого пути не было, — холодно ответила Рия, вставая и отряхивая платье. — Вы меня не выдали. Почему? Вы могли заслужить благосклонность короля.