— Сир Гильям, — процедил Эдвальд, — обнажите меч и занесите его над отцом Дормием.
Рыцарь исполнил приказ незамедлительно. Бесцветные глаза глядели равнодушно, как и всегда. Дормий же встретил замерший над собой клинок выражением глубочайшей усталости. По виду он уже смирился с любым, даже самым мрачным исходом этой встречи.
— Пусть Риенны в замке нет, но рано или поздно она найдётся, — проговорил король, сжав кулак. — А до тех пор… Что если отец Дормий умрёт и некому будет исправлять ваши ошибки, Карл? Сколько тогда попыток вам потребуется? Сколько невинных людей должны будут умереть из-за вашего упрямства? Клянусь, вы увидите каждую смерть. Мужчины, женщины, старики, дети — все они будут корчиться в муках, истекать кровью и исходить пеной на ваших глазах. И в каждом их взгляде перед смертью застынет немой вопрос, обращённый к вам: почему? Почему вместо чудесного эликсира вы снова приготовили яд?
Усмешка исчезла с лица Карла. Описанные королём картины, казалось, лишили его сил даже на ненависть, и теперь всё, что ему оставалось, — это самое чёрное отчаяние.
— Вы решили испытать моё терпение, — король слегка наклонился к алхимику, — я же могу испытать на прочность ваши нервы. Ну так как? Сколько людей должны умереть, чтобы вы перестали упрямиться? Полагаю, начать лучше с тех, кто вам знаком.
— Вы… Ты… — сорвалось с дрожащих губ Карла, — Ты чудовище, Эдвальд Одеринг.
Король выпрямился и взглянул на сира Гильяма, готового без тени сомнения выполнить любой приказ и залить камеру кровью. Однако его величество кивнул головой в сторону, и меч гвардейца тотчас вернулся в ножны.
— Нет, господин Эльдштерн, — проговорил король, сделав голос чуть мягче. — Ещё нет. Но клянусь душой своей сестры, следующая неудача станет последней как для Рихарда Вайса, так и для отца Дормия. Сир Гильям, уведите старика в лабораторию.
Дверь в камеру закрыли за засов. Звук шагов постепенно стихал и оборвался грохотом тяжёлой двери. Мастер Уоллес вернулся в своё логово.
Вайс лежал на полу, судорожно ловя губами воздух. Этот раз оказался самым гадким из всех. Собственная липкая кровь высыхала и стягивала кожу, источая тяжёлый железистый запах. Похоже, ему снова понадобится новая драная провонявшая потом рубаха, чтобы вновь в полной мере ощутить себя заключённым.
Дормий сидел рядом, глядя в стену.
— Зачем? — хрипло спросил Вайс и закашлялся, сплюнув ещё немного крови. — Зачем ты это сделал? Я же…
— Я помню, — отстранённо ответил священник. — Ты просил не оживлять. Но я не мог иначе. Просто… Просто не мог.
— Чувство долга, да? Ох… Самая поганая дрянь на свете. Долг толкает людей на самые, кха, идиотские поступки. И самые жуткие к тому же. Не знаю даже, что хуже этого. Наверное, только…
— Вера? — перебил его отец Дормий, повернув голову. — Ты ведь это хотел сказать?
Вайс скривил губы в беспомощной ухмылке и, собрав силы, кивнул головой.
— Я не жду, что ты меня поймёшь, Рихард, однако именно вера помогает мне справиться с грузом долга на моих плечах. Долга перед самим Владыкой милосердия. И груз этот чудовищно тяжёл.
— Поэтому ты не шелохнулся, когда тот ублюдок занёс над тобой меч?
— Именно. Я знал, что сегодня не погибну, как и не увижу твою смерть. Просто знал.
— Воля Холара, да? — усмехнулся Вайс. — И препятствовать ей ты не в силах?
— Я сам её проводник. Противиться ей — это как попытаться задержать дыхание так, чтобы задохнуться. Не заткнуть рот и нос, не броситься в воду с камнем на шее, а просто перестать дышать. Не выйдет. Это как противиться самой жизни.
— Задержать дыхание? Хах. Стоит попробовать…
Священник снова отвернулся.
— Зачем тебе это? — спросил он. — Ты столько говорил о дочери, о том, как любишь её и готов ради неё на всё… А как только услышал, что сюда ведут алхимика, тут же потребовал, чтобы я не возвращал тебя, ничего не объяснив. Так зачем?
— Это всё оно, чёрт… — Вайс попытался подняться с холодного залитого собственной кровью пола, но ему не хватило сил. — Чувство долга. То самое, кха… Король хочет жить вечно. Или хотя бы долго, как эльфы. У него, кхха, тьфу… — наёмник выплюнул очередной кровавый сгусток, — … зуб на Риген и всех, кто там живёт, понимаешь? Он беспощаден и упрям — отвратное сочетание. Дай сукиному сыну волю, и он превратит всё вокруг в пылающий ад. Зальёт кровью и Энгату, и Риген, и весь мир, докуда сумеет дотянуться. Уж не знаю, сам ли король этого хочет или вещает волю своего владыки, чья железная рука, наверное, уже увязла в королевской заднице по локоть…
Вайс стёр кровь с лица рукавом, отдышался и продолжил:
— Но в одном я уверен наверняка: не такой проклятый мир я хочу оставить маленькой Джеле. Не будет она жить в таком кошмаре. И если моя смерть сможет хоть немного попортить однорукому ублюдку кровь, хоть на сколько-нибудь отсрочит его триумф, то я сдохну с готовностью. И если из-за этого худо станет тебе, Карлу, и всем тем бедолагам, что король угробит на эксперименты… Что ж, оно того стоит. Такой вот у меня долг, Дормий.
В камере повисло молчание, но вскоре Вайс сам его нарушил:
— Вот только выходит, что твоя чёртова вера сильнее моего долга.
— Так почему бы тебе просто не убить меня? — вдруг спросил отец Дормий, взглянув наёмнику прямо в глаза. — Моя смерть испортить планы короля больше любой другой. Придуши меня во сне или разбей мне голову о стену — и дело с концом.
Эти слова оказались для Вайса настолько неожиданными, что его хриплое дыхание прервалось. Несколько мгновений священник и наёмник молча смотрели друг другу в глаза, после чего тишину прервал почти беззвучный смех последнего.
— Ну уж нет, тогда я наверняка свихнусь от одиночества. Кого мне тогда смущать похабными анекдотами? Кстати, вот ещё один вспомнил. Заходит как-то горбун в красный дом, а хозяйка ему и говорит…
Делвин, ещё недавно с гордостью носивший фамилию Рейнар, сидел в запертой комнате. В одной руке мальчика был резец, а в другой пока ещё бесформенный деревянный брусок, а под ногами, прямо на ковре, высилась горка мелкой стружки. Делвин ковырял деревяшку многие часы: он так и не вспомнил, что хотел из неё смастерить. Последние события совсем выбили его из реальности.
К счастью, когда мальчик попросил забрать из банка деревянные бруски и резачок, подаренный старым гномом Крегалаком, ему не отказали. Стражник, что принёс их, глядел так, будто это какие-то безделушки. Глупый. Делвин вздохнул. Взрослые вообще порой ведут себя на редкость глупо и оттого совершают страшные вещи. Зачем король велел сбрить Дунгару бороду и высечь кнутом? Он ведь никого не обидел, разве только ворчал, но разве это стоит такого наказания?
Острое лезвие срезало ещё одну тонкую полоску ароматного дерева. Теперь это занятие оставалось единственным островком уюта и спокойствия. С тех пор, как король велел запереть Делвина в этой комнате, ему было совсем не с кем поговорить. Даже служанки, что приносили еду и чистую одежду, ни разу не произнесли не слова.
Прежде госпожа Морнераль говорила, что только король может признать его лордом Драконьей долины. Потом господин Вайс рассказал ему, что он никакой не лорд, а теперь король назвал его «наследным лордом Делвином Рейнаром». Мальчик совсем запутался. Кто он теперь? Делвин Рейнар? Просто Делвин или вовсе Проныра, как его звали в приюте?.. Нет, ему уже не хотелось ни замков, ни слуг, ни даже сладких пирогов, которые приносила старенькая Грета на ужин в Пламенном замке. Всё, о чём он мечтал, — это чтобы господину Вайсу стало лучше, а у господина Дунгара снова отросла борода…
— Ай! — воскликнул Делвин.
Лезвие резца соскочило с деревяшки и вонзилось в палец, который мальчик тут же сунул в рот. «Ну вот, теперь ещё и это!» — зло подумал он про себя и швырнул кусок дерева, выкрикнув ругательство, которое как-то услышал от господина Вайса.
Деревяшка ударилась об стену рядом с дверью в тот самый момент, когда она открылась, впустив невысокого полноватого человека. Он ещё не совсем облысел, как господин Вайс, но явно был на пути к этому. На его круглом лице читалось удивление.
— Ваша светлость знает анмодский? — спросил неожиданный гость.
Делвин потупил взгляд, не зная, что ответить. Этот человек выглядел совсем безобидным и, увидев замешательство на лице мальчика почему-то улыбнулся.
— Слова, что вы сейчас произнесли, — пояснил он. — Они на языке Анмода. Дальнего края на востоке.
— Я не знаю их значения, — робко ответил Делвин. — Слышал их от одного друга…
— В таком случае, лучше вам этого и не знать. И, похоже, ваш друг страшный сквернослов. Речь ведь идёт о господине Рихарде Вайсе?
Услышав знакомое имя, мальчик поднял взгляд и загорелся любопытством.
— Вы его знаете? Что с ним?
— Господину Вайсу не здоровится. Ничего серьёзного, но пока что его поселили в отдельные покои. Там он пробудет, пока не поправится.
— Скорее бы… — с грустью проговорил Делвин. — А кто вы такой?
— О, прошу прощения, — человек смутился и стёр со лба испарину. — Сказанное вами столь сильно меня изумило, что совсем забыл представиться. Магистр Илберн, верховный книжник Чёрного замка. Я здесь по поручению его величества… Ох, вы ранены?
Бросив взгляд на палец Делвина, верховный книжник побледнел, а его улыбка стала растерянной. Алые капли падали на ковёр, оставляя тёмные пятна. Мальчик снова сунул палец в рот, а потом замотал его рукавом.
— Простите! Я всё вытру…
— О, не беспокойтесь, ваша светлость, — перебил его Илберн. — Мне просто неприятен вид крови. В годы обучения в Хельмгарде на занятиях по анатомии мы иногда препарировали мёртвые тела. Самое первое из таких занятий я не помню, поскольку упал в обморок, едва скальпель надрезал кожу… Простите за столь неаппетитные подробности, однако теперь вы частично меня понимаете. Я отправлю к вам сестру, пусть обработает рану…
— У вас есть сестра?