Толпа безропотно расступалась перед угрюмым командующим гвардии. Наверняка многие были наслышаны о случившемся на турнире, и никто не желал разделить участь несчастного Альбрехта Эльдштерна. Гильям Фолтрейн был облачён в тяжёлый на вид доспех, к тому же украшенный золотом, но шагал так, словно на нём вовсе ничего не было. Подойдя к железной калитке, единственному пути к постройке, король жестом остановил шедших позади него, и толпа затихла, оттеснённая от короля на добрый десяток шагов.
— Люди Энгатара! — провозгласил он, подняв к небу железный кулак. — Сегодня вы станете свидетелями начала нового порядка! Торжества правосудия и справедливости, что свершится здесь и сейчас! — сказав это, он обратился к страже: — Приведите двоих!
Король отпёр ворота постройки тяжёлым ключом и вскоре перед ним предстали двое узников. Их дрожащие руки были обожжены, а лиловые, как сливы, пальцы… Дунгар был не сведущ в лекарском деле, но даже он понимал, что они безвозвратно покалечены. Одним богам известно, каким ужасным пыткам подвергали этих бедняг.
— Отныне волшебники, колдуны и ведьмы Энгаты или служат королевству щитом и мечом, или приносят пользу иначе!
От невозмутимого, полного жестокости, взгляда его величества у гнома холодело внутри. Командующий гвардии не отходил от короля ни на шаг. Узники ничего не ответили и даже не подняли глаз.
— Вам был дан выбор, — вздохнул его величество. — И вы его сделали. На Горький холм!
Едва король произнёс последнее слово, как Железные руки тут же поволокли первого беднягу прямо к огромному сооружению, после чего за дело взялись четверо во главе с угрюмым детиной. Дунгар не верил своим глазам. Через последнее звено цепи, свисающей с поперечной балки, пропустили верёвку, а узника поставили на незамеченную ранее подставку. Гном взглянул на старого Крегалака, тот в изумлении не сводил глаз с происходящего.
Страшная догадка превратилась в мрачное, леденящее душу осознание. То, что на что гномьи мастеровые употребили свои умения, то, для чего Дунгар привёз их сюда, оказалось ничем иным, как чудовищных размеров виселицей.
— Мастер Уоллес, окажите честь, — негромко сказал король.
Тот самый немолодой мужчина с жидкими волосами учтиво поклонился и направился к калитке, пока на шею приговорённого надевали петлю. Взобравшись по каменной лестнице к перекладине, он остановился, выжидающе глядя на короля. Его величество кивнул, а мастер Уоллес тут же выбил из-под ног первого узника подставку с таким будничным видом, будто пинает уснувшего у порога пса, что мешается под ногами.
Цепь противно лязгнула, а толпа одобрительно загудела. К горлу Дунгара подкатил ком, но по-настоящему плохо ему стало, когда привели второго приговорённого и надели петлю на его шею. За мгновение до команды короля несчастный поднял голову, и гному показалось, что этот полный отчаяния и немого укора взгляд направлен прямо на него. Но вот его величество снова кивнул.
Лязг цепи раздался вновь, а Крегалак вздрогнул и резко зажмурился, словно от вспышки яркого света. Остальные гномы стояли, потупив взгляд. Дунгару вдруг стало трудно дышать. Он захотел сбежать отсюда прочь, расталкивая бестолковую толпу, понукания которой будто душили его, но он ощутил, как чья-то широкая крепкая рука сжимает его плечо. Старый Крегалак покачал головой.
— Нужно остаться до конца, — шепнул он по-гномьи, — иначе всё зря. Крепче гор. Твёрже камня.
Дунгар глубоко вздохнул. Родной язык чудесным образом помог ощутить в себе тот самый несгибаемый гномий стержень. Как бы ни было ни мучительно смотреть на эту казнь искалеченных, сломленных людей, он выдержит всё.
Вот повели молодую девушку с засохшими цветами в волосах. Король говорил о ней как о ведьме, совращавшей жителей деревни с пути служения Троим и владыке Калантару. Презрительная улыбка не сходила с её лица до самого конца.
Мужчина с кровавыми обрубками вместо ушей пучил глаза и всё время мычал. Матриарх обличила его как богохульника и демонопоклонника, лишённого языка, дабы не смущать людские умы. Толпа восторженно взревела, когда он закачался в петле, а Дунгару стало ещё поганее.
Они шли один за другим. Лысый с дрожащими губами и рыжая девчонка, старик с выдранной проплешиной и щуплый паренёк, на вид чуть старше Делвина… Старушка, с которой, похоже, обошлись милосерднее всех, без видимых следов пыток, не сводила с его величества взгляд до последнего вздоха. В её покрасневших, чуть влажных от слёз глазах не было ни ненависти, ни злобы. Она единственная из обречённых на смерть узников смотрела на короля с жалостью и сожалением. Перед тем, как мастер Уоллес выбил подставку из-под её ног, сухие губы старушки что-то беззвучно проговорили, а король, до того неотрывно и завороженно глядел на казнь, смутился и отвернулся.
— Нужно было всех лишить языка… — негромко проговорил король. — Всех до единого…
Последними шли двое юношей. Братья-близнецы, изувеченные будто бы специально чтобы сделать их как можно более непохожими: одного лишили глаза, другому же вырвали ноздри и изрезали губы. Они шли, также, как и остальные, опустив взгляд, но при этом с презрением смотрели на окружающую толпу исподлобья.
— Братья Саммерс из Крагенвелла, — король покачал головой, — сыновья мельника. Мне говорили о ваших способностях. И тем печальнее, что вы отказались применить их на благо королевства. Ведите этого! — его величество кивнул на юношу без ноздрей. — Пусть второй поглядит, чего стоит упрямство.
Юношу повели к чудовищной постройке, и стоило ему ступить на лестницу, как противные редкие капли, которые Дунгар то и дело стирал со лба и носа, вдруг сменились самым настоящим ливнем. Потоки воды обрушились на толпу, стражников, ужасную виселицу и её первых жертв, но король не дрогнул. Стоял неподвижно и последний юноша-узник. На его брата уже надели петлю, но он не сводил с него остекленевшего взгляда.
— Между смертью и служением он выбрал смерть, — громко проговорил король и махнул железной рукой. Дунгару показалось, что мерзкий лязг цепей и скрип верёвки он слышал даже через шум дождя.
Толпа редела. Как только ударил ливень, люди начали разбегаться кто куда, и теперь остались лишь самые стойкие. Те, что были готовы промокнуть до нитки, но увидеть, как погибнет последний «предатель».
Его величество кивнул и юношу без глаза повели к лестнице. Вдруг шум дождя прорезал его чистый пронзительный голос.
— Ваше величество! Ваше величество! — он оборачивался и пытался вырваться, но Железные руки держали его крепко.
— Стойте! — скомандовал король и, когда все замерли, добавил: — Говори.
— Мой брат был глупцом! — воскликнул юноша. — Он запугал меня, но я не хочу платить за его упрямство! Я не мог сказать этого, пока он был жив, теперь же прошу, пощадите! Я буду верен вам! До самой смерти!
Его величество вскинул брови. Железные руки удивлённо глядели на него, ожидая приказа. Один единственный жест — и искалеченный юноша займёт место рядом со своим братом. Многие пары глаз устремились на короля, ожидая судьбоносного решения.
— Так значит, желаешь служить? — Эдвальд Одеринг прищурил глаза и несколько секунд изучающе глядел на приговорённого. Струи воды стекали по прилипшим ко лбу и вискам прядям, королевские одежды потемнели от воды, но король был невозмутим.
— Хорошо, — наконец сказал он и обратился к той горстке, что осталась от прежней толпы зевак: — Возрадуйтесь, люди! Даже у обречённых есть шанс на спасение души и тела! Даже заблудшие могут прийти к свету истины! Искупи же предательство брата верной службой. Сир Гильям, приведите его к присяге немедленно.
Юноша упал на колени в грязь перед командующим гвардии, а тот со скучающим выражением лица велел повторять за ним слова клятвы. Дунгар глядел на происходящее с недоумением, во взгляде остальных гномов же читалось презрение и осуждение. Склонив голову, юноша повторял фразу за фразой:
— … служить телом и душой…
— … телом и душой…
— … покуда смерть не избавит от службы.
— … не избавит от службы.
— Встань же, верный слуга Троих и владыки Калантара! — провозгласил король, положив руку на плечо юноши. Тот неуверенно поднялся на ноги и, потупив взор, поклонился.
— Отвести его к остальным? — зевнул Фолтрейн и, получив согласие от короля, похлопал узника по плечу и мрачно добавил: — Поздравляю, малец, сегодня тебя не повесят.
Король был явно доволен случившимся. Об этом говорил его самодовольный, горделивый вид и чуть прищуренные глаза с лёгкой улыбкой. Он развернулся и направился к экипажу, но, когда до него оставалось лишь несколько шагов, монотонный шум дождя вдруг прорезал отчаянный крик.
Всё произошло в считанные секунды, но Дунгар всё же успел уловить, как юноша вдруг сделал широкий взмах искалеченными руками в кандалах. В мгновение ока потоки воды вокруг него превратились в десятки острейших игл и устремились в спину короля, однако Гильям Фолтрейн успел прикрыть его величество щитом и собственным телом в молниеносном рывке.
Часть льдинок разбилась о серебристые ленты на щите, рассыпавшись в мелкую крошку, часть глубоко вонзилась в многослойную ткань, которой он был обклеен. Пости все остальные иглы угодили в золочёный доспех командующего и оставили вмятины, однако несколько их застряло в кольчужной юбке, а пара глубоко впилась в неодоспешенную часть ног.
Зеваки отпрянули и испуганно замерли. Эрниваль заслонил собой испуганную Агну, а король удивлённо обернулся, в первые мгновения ещё не осознав, что произошло. К юноше рванулись стражники и Железные руки, но командующий гвардии уже успел сбить его с ног повалив в грязь.
— Вот нутром же чуял, что-то не так! — злобно воскликнул Фолтрейн. — Ублюдок! — выкрикнув ругательство, он схватил его за волосы и с силой ударил о лежащий рядом камень. По грязи потекли алые струйки крови. — Чёртовы маги! Переломать вам всем руки по самые плечи…
— Сир Гильям! — вдруг сказал король. — Довольно! Поднимите его.