— Можете выходить, — Таринор постучался в запертую изнутри дверь. — Разбойники ушли, а их предводитель мёртв.
На несколько секунд повисла тишина. Будто бы тот, кто сидел в доме, решал, верить этим словам или нет. Наконец, послышался скрип засова, и дверь открылась.
Внутри оказался мужчина, чьё лицо показалось Таринору смутно знакомым, хоть оно и заросло многодневной щетиной, а на месте одного из ушей, красовался едва заживший рубец. Позади него сидела женщина, сжимающая в объятьях девочку. Она испуганно выглянула из-за спины мужчины, и, увидев наёмника, тут же спряталась обратно.
— Так значит, с ними покончено? — с облегчением проговорил он. — Накануне я попросился у этих добрых людей на ночлег. Потом пришли разбойники, но их оказалось слишком много, так что я решил запереться здесь, чтобы защищать своих благодетелей так долго, как только смогу. Если бы негодяи решили забраться в окно или выломать дверь, они бы всласть полакомились сталью Зелёного глаза…
— Зелёного глаза… — прищурился Таринор. — Ты имеешь отношение к дому Рикеров?
— Для начала хотелось бы узнать имя моего спасителя.
— Таринор. Сир Таринор… — ответил наёмник и с неохотой добавил: Пепельный.
Услышав это, мужчина просиял:
— Значит боги от меня не отвернулись. Я сир Робин Рикер, и у меня есть новости для твоего друга, верховного мага Игната.
Глава 19
Эдвальд Одеринг стоял, заложив руки за спину. Рассвет окрасил розовым свинцовое покрывало, что затянуло небо от горизонта до горизонта. Холодный ветер трепал волосы. На гигантской виселице перед ним с тихим скрипом покачивались десятки тел, а над ними кружило вороньё.
Громадная постройка нависала над королём мрачной громадой, но он вовсе не чувствовал себя ничтожным. Напротив, он видел в ней полностью подвластное ему орудие и воплощённую мощь Железного владыки. Безжалостное торжество справедливости.
Очередной порыв ветра всколыхнул алые знамёна с железным кулаком и повернул одно из тел к королю. Эдвальд увидел безжизненное лицо и полуоткрытые губы, навечно застывшие в немом вопросе.
Он был деревенским священником. Пришёл в город во главе горстки мужиков и просил благословить его проводить обряды по-старому и молиться лишь Троим. Так, как это делали до воцарения Железного владыки. Сама мысль об этом показалась Эдвальду отвратительной.
Уже с петлёй на шее тот пытался воззвать к милосердию матриарха, но Агна ответила ему лишь стальным взором серых глаз. Тогда-то на губах священника и застыл последний вопрос: «почему?» Но ответить на него Эдвальд решил только сейчас.
— Прошлое должно оставаться в прошлом, — тихо проговорил он, глядя на мёртвое тело. — Тоже касается и остальных.
Эдвальд окинул взглядом другие тела в петлях огромной виселицы. Женщины, мужчины, молодые и старые — всех их объединяло одно: они не принимали будущее. Не хотели видеть Энгату сильной, не желали ей блага, а значит являлись врагами её народа. Эдвальд наблюдал каждую из казней лично.
Вот висела девушка, а рядом её престарелая мать, что бросили в грязь обереги в виде железного кулака. К счастью, один из ревностных служителей Ордена заметил это, и смутьянок ждал справедливый суд.
Они взялись за руки, когда их вели на эшафот, и не отпускали даже когда на шеи надевали петли и выбивали подставку из-под ног. Даже сейчас одна мёртвая иссохшая рука крепко держала другую.
— Досадно, — негромко проговорил Эдвальд, — что столь сильные духом люди избрали такой путь.
Неподалёку покачивалась труппа заезжих менестрелей. Они распевали богохульные песни в трактире, теперь же единственной их песней останется свист ветра и крик воронья. Рядом висел стражник с проломленной головой, который посмел заступиться за них перед братьями Ордена. Умер он сразу же, так что на виселицу отправился только его труп. В назидание остальной страже.
А вот старуха, чьи глаза и язык уже достались воронам. Деревенская знахарка, которую недавно казнили вместе с непокорными магами и ведьмами. Если остальные волшебники могли послужить королевству, то на неё Эдвальду поначалу было плевать: в её крови едва ли была хоть капля магии. Она попала на виселицу за то, что плюнула в лицо члену ордена Железной руки, который искал магов в её деревне.
Но вот то, что она сказала за мгновение до смерти… «Бедная измученная душа», — прочитал тогда Эдвальд по иссохшим губам, и эта жалость оскорбляла его сильнее самых изощрённых проклятий.
— А ты… — прошептал он, — ты будешь висеть здесь вечно. Даже когда ветер и ливни сорвут последние лоскуты кожи, когда вороньё оставит от тебя одни лишь кости — ты не покинешь этой петли.
Эдвальд окинул взглядом пустующие арки виселицы и разум дорисовал в каждой ещё не наказанного преступника. Мятежники, богохульники, предатели — места хватит всем. А после знамя железной руки поднимется над всей Энгатой.
Картины будущего столь крепко захватили разум короля, что в реальность его смог вернуть лишь голос Гильяма Фолтрейна, раздавшийся почти у самого уха:
— Ваше величество?
Эдвальд вздрогнул, будто очнувшись ото сна, и заметил, что тяжело дышит и крепко сжимает железную руку здоровой.
— Всё в порядке, сир Гильям, — ответил он. — Уже пора?
— Распорядитель прислал мальчишку. Передал, что всё готово.
— Значит пора.
Эдвальд бросил последний взгляд на каменную громаду, и его вновь захлестнуло окрыляющее чувство воодушевления. Наверное, он бы мог простоять здесь весь день, но сегодня даже его священное величество не мог себе такого позволить: ведь негоже королю опаздывать на собственную свадьбу.
Он вернулся в Чёрный замок и тут же попал в цепкие руки гардеробмейстера и его подчинённых. Ещё вчера из мастерской эльфа-портного Бринеля прислали чудесный костюм, который королю предстояло надеть на свадебную церемонию. И пусть заказом занимались лишь подмастерья знаменитого портного, но костюм удалась на славу. Руку мастера всегда видно, даже если у него самого сломаны пальцы.
Пока его обряжали в плотные шерстяные шоссы, Эдвальд вспомнил, когда в последний раз видел работу Бринеля: на своей бывшей жене несколько лет назад в честь именин. Чудесное шёлковое платье с розовыми жемчужинами. Тогда новоиспечённой королеве ещё хотелось блистать на всю столицу, а Явос Таммарен даже однажды намекнул королю, что наряды его супруги обходятся казне в круглую сумму…
Нет, Эдвальд не хотел вспоминать предателей в такой день. Он отмахнулся от привязчивых мыслей и взглянул в зеркало.
Белоснежная шёлковая туника легла на тело прохладной волной. Ворот и края просторных рукавов украшали замысловатые узоры из серебряной нити, но долго любоваться на них королю не пришлось. Следом надели алый дублет, расшитый золотыми грифонами, и Эдвальд вспомнил о давно минувших временах.
Отдал бы он сейчас всё это за возможность снова облачиться в доспехи? Сменить рубашку на кольчугу, туфли из телячьей кожи на латные сабатоны, а бархатный дублет на стальной панцирь. Сжимать рукоять меча здоровой рукой… Но, когда на плечи легла алая мантия, а на волосы опустилась железная корона, холодный внутренний голос оборвал устремлённую в воспоминания мысль.
«Нет, — решительно прозвучало в голове. — Оружие в руках даёт власть лишь над двумя жизнями: твоей и твоего противника. Но сейчас ты вершишь судьбы сотен тысяч. Ни один меч не способен даже приблизиться к той силе, что с лёгкостью даёт корона.»
Наконец, с приготовлениями было покончено. Во дворе собрался многочисленный королевский кортеж: стража, братья Железной руки и рыцари гвардии в полном составе. Им предстояло сопроводить его величество до Храма, однако, вопреки ожиданиям, королю не подали карету, в которой он обычно передвигался по городу. Вместо этого старший конюх вывел белоснежного кона, стройного и могучего жеребца ригенской породы, на которых когда-то ездил сам Эдельберт Завоеватель.
По кортежу пронёсся шепоток: человек с одной рукой не может ездить верхом, это известно каждому, однако на собственную свадьбу королю надлежит прибыть верхом и никак иначе. Решение этой непростой задачи Эдвальд и возложил на мастера Уоллеса и тот блестяще с ней справился.
Он следовал за конём с матерчатым свёртком в руках, морщась от света и собирая на себя недоумённые взгляды: придворные нечасто видели пыточных дел мастера во дворе замка, а сегодня он ещё щеголял в чёрном шерстяном кафтане, зачесав жидкие волосы на лысеющую макушку.
— Ваше величество, — пыточник склонил голову перед королём и протянул конюху свёрток.
— Мастер Уоллес, — отозвался Эдвальд, — отрадно, что вы согласились принять приглашение. При всей вашей нелюбви к торжествам.
— Предпочитаю торжества несколько иного рода, ваше величество, — жёлтые зубы обнажились в улыбке. — Я учёл все ваши замечания, добавил кожаные накладки и усилил чувствительность. Приноровиться к ним займёт время, но…
— Я не сомневался в вашем умении, мастер Уоллес, — перебил король. — Пусть же теперь в этом убедятся все остальные.
Эдвальд с нетерпением наблюдал за манипуляциями конюха и пыточных дел мастера. И вот, всё было готово. Произошло то, чего не случалось уже много лет: король Энгаты выехал из врат Чёрного замка верхом.
Он почти забыл, как стук лошадиных копыт по мощёной улице отдаётся через седло, как лежат поводья в руке, как живое существо, послушное твоей воле, чутко реагирует на каждое твоё движение.
Подставляя лицо прохладному ветру, Эдвальд Одеринг впервые за семь лет по-настоящему почувствовал себя хозяином этого города, по которому прежде передвигался только в экипаже. «Управлять лошадью одной рукой ничуть не проще, чем править королевством», — подумалось ему, поэтому он ехал осторожно, не торопясь. Впрочем, не так ли подобает королю ехать по улицам своей столицы?
Герольды выехали вперёд заранее и уже успели возвестить о прибытии его величества, поэтому по краям улиц уже собрались многочисленные жители верхнего города. Ремесленники и купцы, городские чиновники и знатные вельможи — на всех них король взирал сверху вниз, и каждый опасливо опускал глаза, стоило ему встретиться взглядом с его величеством.