Воздух пропитался железистым запахом крови, но вдруг нос уловил нечто иное: едкий запах дыма. Словно резкий рывок вернул Фолтрейна в реальность. Он обернулся и увидел, как из окна кареты вырываются языки пламени.
Рыцаря охватило ещё одно почти забытое чувство: ужас. В голове пронеслись все возможные проклятья, которые он слышал за свою жизнь. Он рванул к карете, сбив с ног брата Железной руки, и увидел, как Эрниваль выволакивает оттуда королеву.
— Вы целы? — спросил Фолтрейн, не узнав собственный голос. Всё, о чём он мог сейчас думать, это что с ним сделает король, если хоть волос упадёт с головы новой королевы.
— Да… сир Гильям… — хрипло ответила та и закашлялась. — Пламя… не успело перекинуться на обивку…
— Слава богам… — выдохнул рыцарь, но в голове тут же вспыхнуло внезапное осознание. — А мальчишка? Мелкий Рейнар? Где он⁈
— Вспыхнули занавески, он испугался… Выскочил в окно… Я думала, он где-то здесь.
Королева недоумённо глядела на Фолтрейна своими серыми глазами, а тот едва удержал в себе поток проклятий, которые ему хотелось обрушить на неё.
— Делвин! — позвал рыцарь, оглядевшись. — Дееелвииин! Кто видел его? Мальчишка, светлые волосы, чёрная одежда!
— Кажется, я… — неуверенно отозвался один из братьев в сером. — Пока бились, вон там белобрысого мальчишку заметил. Значения не придал, не до того было…
— Видел, куда он делся? — Фолтрейн налетел на монаха коршуном.
— Вроде побежал куда-то туда…
Серый брат махнул палицей на восток. «Дерьмо…» — пронеслось в голове рыцаря.
Фолтрейн не знал более запутанного и мрачного места в Энгате, чем восточная часть столицы. Из окон башни гвардии она выглядела гигантским муравейником, лабиринтом плотно прижатых друг к другу домов, чьи тёмные кривые крыши ближе к зиме заволакивало сизой дымкой. Громадная грязная лужа, раздувшаяся опухоль, обрамлённая городской стеной. Именно там находилась печально известная Висельная улица. И именно там предстояло искать мальчишку.
— Ты, — сказал Фолтрейн серому брату, что видел Делвина, — пойдёшь со мной. Вы двое тоже, — добавил он паре монахов, которым не повезло оказаться к нему ближе остальных. — Пойдём искать мальчишку.
Братья, к которым обратился рыцарь, вопросительно взглянули на Эрниваля, тот одобрительно кивнул и утёр кровь с лица.
— А вы, магистр и остальные, сопроводите её величество в замок, — продолжил Фолтрейн. — И захватите с собой вон того ублюдка.
Рыцарь кивнул в сторону одного из нападавших, что пытался уползти, волоча за собой перебитую ногу.
— Пусть расскажет, кто стоит за всем этим дерьмом. А заупрямится — мастер Уоллес будет рад поговорить с ним с глазу на глаз.
Сказав это, Гильям Фолтрейн отправился прочь, и трое монахов в сером последовали за ним. Они прочесывали город до самого вечера. От вида рыцаря королевской гвардии в парадных доспехах, покрытых чёрными брызгами запёкшейся крови, горожане бледнели и начинали заикаться. Однако ноющая боль в сломанном зубе, должно быть, придавала Фолтрейну очень убедительное выражение лица, поэтому люди тут же выкладывали всё, что видели и слышали о белобрысом мальчугане в дорогом с виду камзоле, что нёсся сломя голову.
В конце концов, слухи привели рыцаря туда, куда он меньше всего хотел попасть. Туда, где начиналась проклятая Висельная улица.
Вокруг не было ни души. Слева журчала речушка, от которой несло тиной и мылом, справа в куче мусора копошилась пара тощих свиней. Где-то скулили и лаяли псы. Вдалеке донеслись звуки вечернего колокола.
— На молебен опоздали, — печально сказал один из монахов.
— И на ужин, — добавил другой.
— Никогда бы не подумал, что в Железное братство берут таких нытиков, — сварливо проговорил Фолтрейн и зажмурился от укола боли: зуб снова напомнил о себе.
— Будь с нами магистр…
— Что? Рот бы мне заткнул?
— Нет, — отозвался немолодой монах. — Он бы не велел нам идти туда. Я сам из городской стражи, мы и в былые времена на Висельную лишний раз старались не соваться, а после того, что мы там недавно устроили…
— Я думал, после той резни вас должны бояться.
— Будь нас человек десять — возможно. Но втроём мы вряд ли выйдем оттуда живыми.
— Втроём? Нас четверо.
— Едва ли ваше присутствие играет на пользу, сир командующий. Вам наверняка известна ваша репутация среди простых горожан.
Фолтрейн знал, о чём идёт речь. «Цепной пёс Однорукого», «сир Мёртвые глаза», «Рыцарь-палач» — поначалу его злили подобные прозвища, но со временем он даже стал ими гордиться.
— К тому же магистр Эрниваль не позволяет заходить туда иначе как большим отрядом и обязательно под его началом, — подытожил монах. — Это приказ.
Фолтрейн мрачно вздохнул. Солнце садилось, и скоро здесь действительно будет нечего делать. Ещё и проклятый зуб…
— Ладно… — выдохнул рыцарь. — Отправляйтесь на свои молебны, ужины и чёрт знает что ещё. Сам поищу мальчишку. Мне ваш магистр не указ.
Братья Железной руки не заставили себя уговаривать и зашагали прочь без лишних слов. Фолтрейн осмотрелся. Хозяин горшечной лавки сказал, что белобрысый сопляк побежал сюда. Мог ли он соврать? Наверняка. Но сейчас командующему гвардии как никогда хотелось верить в людскую честность.
Он прошёлся вдоль подпирающих друг друга домов, прогулялся до кривеньких хижин на берегу, где чумазые дети играли с глиной, и вернулся обратно. Мимо вереницей засеменили бедняки. Бросая на него опасливые взгляды, они тут же ускоряли шаг. Они возвращались из белокаменной церкви Аминеи, что стояла на холме неподалёку и была, наверное, единственным источником белого цвета в этих грязных закоулках.
Вдруг один из бедняков, тощий мужичок в лохмотьях, остановился и зачем-то пошёл к мусорной куче. Прогнав свиней, он принялся разгребать объедки голыми руками. Даже прочие бедняки бросали на него презрительные взгляды.
Фолтрейн содрогнулся от омерзения. «Скоро осада, и весь этот гнилой рассадник вшей погонят из города палками. Пусть сдохнут за городскими стенами от голода, а если и нет, то, надеюсь, вернуться им не дадут. Хуже крыс. У тех хоть выбора нет, а об этих даже меч пачкать не хочется.» Он уже было хотел отвернуться от тошнотворного зрелища, как вдруг краем глаза заметил, как что-то блеснуло в руках оборванца. Тот, кажется, тоже заинтересовался, потянул за кусок ткани и… Вытащил штаны с золотой вышивкой! Те самые, что носил Делвин в церкви!
Фолтрейна как громом поразило. Он заворожённо наблюдал, как оборванец выудил из мусора бархатный камзол с золотым драконом и шёлковую рубашку. Рыцарь огляделся: вокруг снова не было ни души. Позабыв о тяжести доспеха, он в несколько прыжков оказался возле кучи и вырубил мужика единственным ударом латного кулака в ухо.
«Радуйся, твоя бессмысленная жизнь в кои-то веки принесла пользу», — подумал Фолтрейн, отряхивая испачканную одежду. Чёрный бархат, вышитый золотой нитью дракон. Да, сомнений не было. Делвин был здесь…
— Ммм! — промычал рыцарь, скорчив гримасу от боли.
'Чёртов зуб! Будто калёную спицу втыкают! Неужто придётся к мяснику Уоллесу идти?.. Уууу! Ладно, чёрт с ним, пусть только поможет. Попрошу в лечебнице самое сильное средство, чтобы не сломать ему шею, пока будет ковыряться у меня во рту…
Но сперва нужно разыскать сопляка. Куда он запропастился? Затеряться в здешних трущобах — раз плюнуть, тем более мальчишке, что может забраться хоть в крысиную нору. А уж искать его в темноте…
Но жив ли он вообще? Местные пришлых не любят. Да и псы вон с голодухи воют, что волки… Вдруг в конце концов я найду только его труп? Стоит ли оно того? Но что сказать королю? Показать тряпки? Он наверняка решит, что мальчишка жив и велит назавтра вернуться сюда с отрядом рыцарей или тех серых засранцев.
В конце концов, этот сопляк такого не заслужил, чтобы так с ним возиться. Если король решил посадить на трон Рейнаров самозванца, то чем этот Делвин лучше любого другого белобрысого сопляка? Кто угодно может его заменить…'
Заменить… Заменить?.. Заменить! Эта мысль вспыхнула в мозгу Фолтрейна столь ярко, что он даже забыл о зубной боли. Он же видел детей на берегу, а среди них, кажется, был… Рыцарь помчался к реке, подгоняемый надеждой, и, к счастью для него, она оправдалась: из всех детей остался только один, мальчишка. Светловолосый.
Гильям Фолтрейн огляделся и с облегчением выдохнул. Губы сами собой растянулись в широкую улыбку, а рука потянулась к кинжалу на поясе…
Последний раз Эдвальд врывался так в Чёрный замок семь лет назад. Но если тогда он сгорал от нетерпения отнять чужую жизнь, то теперь речь шла о спасении, и каждое мгновение могло стать роковым.
Семь лет ни один из обитателей замка не видел, чтобы его величество шёл так быстро, почти бежал. И, что ещё удивительнее, вместо пиршественного зала, где накрытые столы ждали многочисленных гостей, король направлялся в темницу, не замечая ничего и никого вокруг.
Позади несколько рыцарей несли чернобородого мужчину. Сознание покинуло хранителя клинка ещё на подъезде к замку, он еле слышно хрипел, и этот хрип оставался для Эдвальда последней тенью надежды.
Допросы, пытки и жестокие казни виновных в вероломном преступлении — всё это было невероятно далёким, незначительным. Всё, о чём Эдвальд Одеринг мог сейчас думать — это секунды. Мгновения, что утекают, словно вода сквозь стиснутый кулак. Неумолимое время играло против него.
— Сюда, сюда! — мастер Уоллес убежал вперёд, чтобы отпереть дверь в темницу, и теперь придерживал её. — Вы помните камеру, ваше величество? Держите ключ…
— Помню! — бросил в ответ Эдвальд. — За мной, быстрее!
Раньше он спускался сюда степенным шагом хозяина положения, теперь же пытался не оступиться, спешно переставляя ноги по неровным ступеням.
Вот коридор, камеры, двери… Первая… Третья… Проклятье, быстрее! Вот она, нужная!
Дрожащая рука отпёрла замок. Дверь распахнулась. Сорванная со стены лампа осветила лица. Оба обитателя камеры глядели с недоумением.