Тяжёлая, гнетущая тишина повисла в шатре, но принцесса не стала медлить с ответом. Отступить сейчас было бы преступлением, перед которым померкли бы даже чудовищные деяния короля.
— Я Мерайя Одеринг, будущая королева Энгаты. И мой ответ нет. Пусть боги и люди будут тому свидетелями.
Король шумно выдохнул через нос. Не сводя с дочери испепеляющего взгляда, он улыбнулся страшной холодной улыбкой, больше похожей на волчий оскал.
— Ты пошла против короля, преступила закон богов и людей. По всему выходит, что ты изменница, Мерайя. И ведёшь армию изменников. Я жалею, что дал тебе имя моей любимой сестры. Ровно шестнадцать лет назад, на восьмой день середины осени.
По коже пробежал холодок. За суматохой последних месяцев принцесса не заметила, как наступили её собственные именины.
— Да, Мерайя, я не забыл, — продолжал король. — Шёл дождь, гремел гром. В такие дни рождаются сильные наследники, говорили лекари Одерхолда, и я им верил, ждал сына-первенца. Но даже когда мне объявили о рождении дочери, я не был разочарован. Разочаровался я лишь сейчас. Ты не достойна носить не только имя моей сестры, но и имя моего дома.
Принцесса догадывалась, к чему ведёт король. И он не обманул её ожидания.
— Поэтому я, Эдвальд Одеринг, отрекаюсь от тебя, Мерайя. Отныне ты больше не моя дочь и не часть дома Одерингов. И когда южан одолеет холод и голод, а земля Энгаты сполна насытится их кровью, твоя судьба будет незавидной. Ни мольбы, ни молитвы тебе более не помогут. Моё сердце для тебя закрыто, а Железный владыка не пощадит никого.
— Даже тебя?
Король осёкся. В его глазах промелькнуло нечто, чего Мерайя прежде никогда не видела. На короткий, почти незаметный миг взгляд Эдвальда Одеринга охватил всепоглощающий ужас.
— Переговоры окончены, — коротко сказал он и покинул шатёр.
— Эдвальд? Переговоры? Да ты шутишь!
Таринор сидел в заколоченном домишке с земляным полом и прохудившейся крышей, надеясь только, что темнеющее вечернее небо не разразится дождём. Когда становилось совсем зябко, он грелся над пламенем, пляшущем в руках Игната.
Когда на пороге появился Дэйн Кавигер, наёмник удивился. Но когда тот рассказал, что вернулся с переговоров, Таринор расхохотался.
— А о нас, значит, не спрашивал? Вот тебе и доверенное лицо. Слыхал, Игнат? Эдвальду-то на нас плевать с самой высокой башни Чёрного замка. Вам бы всё тщательно проверить. Вдруг его величество спрятал под полами мантии пару карликов-убийц, которые ночью перережут всем горло.
Дэйн горько усмехнулся
— А что? — продолжал Таринор. — После того взрыва я уже готов поверить во что угодно. Особенно после того, как во всём этом обвинили нас с Игнатом. К слову, как там показал себя господин Таммарен? Не вставил ли своё в-в-веское с-с-словцо?
— Нет, Тейнос Таммарен молчал. Ни слова не проронил, только внимательно смотрел и слушал. Он вообще выглядел удивительно спокойным. И, судя по запаху, этому помог бокал-другой вина.
— Странно, что не потребовалась целая бутылка. У него всегда так бегают глаза, что того и гляди выскочат из глазниц. Кто ещё там был с их стороны?
— Фолтрейн, он же теперь командующий гвардией. Ещё магистр железной руки, парнишка по имени Эрниваль…
— Ох, Эрниваль, — протянул Таринор, — разметала же нас с тобой судьба.
— Лучше б его тогда не спасали, — буркнул Игнат.
— Да брось. Никогда не знаешь, как выведет судьба. Ещё скажи, лучше бы ты его при Лейдеране заживо сжёг.
Игнат насупился, но ничего не ответил.
— Ещё на переговоры пришёл мой отец, лорд Аран Кавигер. Хранитель клинка.
— Вот ведь… — вздохнул Таринор. — Интересно, что случилось со старым Джерродом Раурлингом?
— Наверняка ничего хорошего. Отец был пленником. Вряд ли король бы дал ему такой титул, просто чтобы столкнуть нас на поле боя.
— От Эдвальда нынче всего можно ожидать. Если он не может причинить вред напрямую, то сделает так, чтобы его врагов мучили кошмары. Значит, их было четверо?
— Пятеро. Ещё королева. Она же матриарх.
— Погоди, та невзрачная девчонка? Королева? Видать, король совсем головой поехал. У Эдвальда, которого я когда-то знал, хотя бы был вкус… О прежней королеве по стране легенды ходили. Как только её люди не звали: огненная лиса, морская бестия, рыжая русалка… А как обзовут эту? Бледная моль?
— В любом случае, переговоры закончились ничем.
— Не мудрено, — ответил Таринор. — Из Эдвальда переговорщик, как из меня епископ. Он куда увереннее чувствует себя на поле боя, чем за столом переговоров. И я не преувеличиваю, он сам мне однажды так сказал. Весь его скудный дипломатический талант сводится к «сдавайтесь или мы вас убьём».
— Примерно к этому и сводились его слова, — вздохнул Дэйн.
— Всё как тогда, семь лет назад. Видать, с тех пор Эдвальд так и не научился главному правилу хорошего переговорщика: не смотреть на собеседника как на дерьмо, даже если от всей души считаешь его таковым.
— Он пытался запугать собственную дочь. Это выглядело… гадко. Но Мерайя выдержала все нападки со стойкостью, достойной королевы. Тогда он отрёкся от неё. Сказал, что она больше не принадлежит к дому Одерингов.
— Ого, похоже, его величество действительно пришёл в ярость. Или надеется, что его новая жена принесёт ему кучу наследников.
— Или что Карл приготовит для него эликсир бессмертия, — буркнул Игнат.
— Короче говоря, теперь обвинения Тейноса Таммарена звучат ещё хуже, — подытожил Таринор, разворачивая холщовый свёрток с ломтём хлеба и куском сыра. — Если б я захотел вас предать, то уж точно не выбрал бы столь хаотичного безумца. Это по меньшей мере унизительно.
— Вижу, вам передали еды? — нахмурился Дэйн. — Не боитесь, что…
— Что нас хотят отравить? Не, это передала Равена. Единственная, кто уговорил стражника открыть дверь. Рия оказалась недостаточно убедительной, а Тогмур… Тот решил не размениваться на уговоры и сразу перешёл к угрозам. Представляешь, спрашивал, кому нужно дать в рыло, чтобы его посадили к нам.
— У тебя хорошие друзья, Таринор. А эта девушка-рыцарь, кажется, к тебе не ровно дышит.
— Скажешь тоже… — отмахнулся наёмник, смутившись. — Просто Равена идеалистка. Выросла на историях отца, что служил Моэнам, а проигравшим свойственно обострённое чувство справедливости. Не подумай, я не говорю, что это плохо. Просто боюсь, как бы она глупостей не натворила… Она же как только узнала, за что нас сюда посадили, тут же пришла в ярость. Сказала, докопается до правды, чего бы ни стоило.
— Пожалуй, буду за ней приглядывать, — усмехнулся Дэйн.
— Знаешь, может её праведный гнев и выглядит наивно и трогательно, но славно, что люди Хартланда пошли за ней. Этот край истосковался по надежде, как похмельный бедняга по глотку воды. К слову, Дэйн, не затруднит передать сюда фляжку? Уж очень этот сыр оказался солёным…
Мерайя Одеринг засыпала в смешанных чувствах. Прежде все короли представлялись ей неодолимой силой, вроде стихийного бедствия. Бороться невозможно, только спастись, убежать как можно дальше. Так она думала с того самого момента, как она покинула замок. И до этого дня.
Тот, кто предстал перед ней сегодня, производил совсем иное впечатление. Загнанный в угол, скрывающийся за напускной злобой, он не походил на бедствие, а, скорее, вызывал жалость. Все эти годы Эдвальд Одеринг по капле выдавливал из себя человечность, стремился вознестись на недосягаемую высоту, стать вершителем судеб, равным великим королям прошлого, богом среди людей.
Но никогда прежде Мерайя столь отчётливо не видела в нём простого смертного. Человека со всеми слабостями, её несчастного отца. Он отрёкся от собственной дочери и это выглядело отчаянной попыткой укусить побольнее. Пустить в ход отравленный нож, который сделает своё дело даже в случае поражения. Но Мерайя не пускала этот яд в свою душу.
Сон был чутким и тревожным, поэтому, когда принцессу разбудили, она не чувствовала ни капли сонливости. Ночной полумрак позволил узнать стоящего перед ней человека только по голосу:
— Ваше высочество, простите, но это срочно.
— Я же просила тебя называть меня по имени, Дэйн. По крайней мере, пока никто не слышит.
— То, ради чего я тебя разбудил, по силам только «вашему высочеству», — обеспокоенно ответил рыцарь. — Нас ждут в доме Сфорца.
Сказав это, Дэйн впустил в комнату двоих служанок и ушёл. Этих девушек выделил Сфорца из маркитантского обоза ещё в самом начале похода. Они не говорили ни по-энгатски, ни по-ригенски, но выполняли свою работу ловко и старательно. Стирали одежду, помогали одеваться и раздеваться, а во время омовений одна из них сокрушённо вздыхала и цокала языком всякий раз, когда приходило время мыть голову: небрежно обрезанные волосы принцессы до сих пор не отросли настолько, чтобы заплести их в так любимые аккантийцами косы или хотя бы соорудить причёску.
Судя по лицам служанок, им в эту ночь спалось куда лучше, и Мерайя даже ощутила некоторую неловкость. Впрочем, через четверть часа они с Дэйном уже стояли перед домом, где поселился кондотьер.
Внутри, к удивлению принцессы, оказались все те, кто вчера участвовал в переговорах с их стороны: патриарх Хельдерик, Грегорион, Сфорца с верной переводчицей и Тейнос Таммарен. Последний сидел на стуле в испачканной одежде и с недовольным видом, а руки его почему-то были связаны.
Позади него стояла девушка в жёлто-буром стёганом доспехе, в которой принцесса узнала ту самую предводительницу крестьянского восстания, деву-рыцаря, что присягала ей на верность.
— Ваше высочество! — просиял Тейнос, увидев Мерайю. — К-какое счастье, что вы здесь! Эта девчонка п-посмела поднять на меня руку! В Нагорье за т-такое вешают без с-с-суда!
— Что случилось? — недоумённо спросила принцесса. — Почему господин Таммарен связан?
— Пусть он сам объяснит, — ответил Хельдерик, нахмурившись. — Во всяком случае, попытается.