У седла висел щит, раскрашенный в те же цвета, но роль белого выполняли полосы серебряной стали. Согласно донесениям, в рядах врага видели магов, поэтому Гильям вооружился тем, что однажды уже помогло одержать над магией верх.
За спиной стояли стройные ряды королевских сил и ополченцев из числа горожан. Конные и пешие, выстроенные в колонны они занимали всю широкую улицу. Неподалёку переминался с ноги на ногу щуплый рыжеволосый паренёк в шлеме и кольчуге, которая была ему немного велика. Сын старшего охотника, Гильям пообещал взять его в оруженосцы, если он выманит имперскую девчонку из лечебницы. И, хоть в тот вечер командующему гвардии помешали получить своё, обещание он сдержал, пусть даже не удосужился запомнить имя мальчишки.
Его величество хотел напасть как можно раньше, застать южан врасплох, и Гильяму эта идея нравилась. Пусть шпион в лице Тейноса Таммарена прошлой ночью так и не добрался до города, и точное расположение обоза, командирских домов и прочих важных пунктов осталось загадкой, примерный план лагеря королю преподнесли ещё в первые дни. Со стен всего было не видно, но, следуя военной логике, обозы следовало разместить ближе к дороге, чтобы подвозимые припасы не пришлось тащить через весь лагерь.
Туда-то и собирался направиться Гильям со своим отрядом. Он заранее вверил сержантам командовать большей частью пехоты, а сам отрядил с собой остальных и вдобавок пять десятков конных. У каждого к седлу была привязана глиняная бутылка полная масла и каждый держал в руке факел, чтобы поджечь его.
Сир Гильям Фолтрейн выжидал. Лорд Аран Кавигер должен был напасть с первыми лучами солнца, выдвинуться из Садовых ворот и обрушиться на вражеский лагерь смешанными силами королевских солдат и ополчения. После стража на стенах должна передать послание об этом по цепочке и дать сигнал к атаке.
— Пора, сир Гильям! — донеслось с барбакана. — Пора!
Раздался глухой звук, поднялась наружная решётка, а следом перед Гильямом медленно открылись створы городских ворот. Он дал команду, и пришпорил коня.
Лагерь лежал по ту сторону реки и казался лёгкой добычей даже несмотря на наспех сколоченные деревянные укрепления. Сонный и беззащитный, словно девица в ограбленной деревне. Гильям вспомнил годы войны и хищно облизнулся. Наверняка у обоза будут маркитантки. И не местные, энгатские, а смугленькие аккантийские девки, за которых красные дома ломят непомерные цены.
Если сделать всё достаточно быстро, можно будет успеть схватить кого-нибудь из них, перекинуть через седло и увезти в город. Там свернуть куда-нибудь в пустующий дом восточного района, и…
Кажется, обезболивающий отвар, принятый накануне, расслабил его сверх меры. Нельзя позволять грёзам захватить разум, ведь наяву его ждало куда более достойное развлечение.
Он привёл своих людей к старому мосту через Эрберин, и пропустил пеших вперёд. Караульные наверняка уже их заметили, но плевать. Они не успеют настолько быстро поднять всех по тревоге. К тому же лорд Кавигер наверняка уже вовсю рубит ублюдков на другой стороне лагеря. Интересно, осмелится ли покалеченный Дэйн выступить против отца?
Пехота построилась, взмыли вверх знамёна с железным кулаком. Сержант набрал в лёгкие побольше воздуха и гаркнул, что есть мочи:
— За короля Эдвальда! За Энгату! За владыку Калантара!
Гильям усмехнулся. Если его величество узнает, в каком порядке были произнесены эти имена, наверняка вздёрнет бедолагу на Горьком холме.
Сержант снял с пояса рог и извлёк из него пронзительный звук. Ободрённые солдаты ринулись в атаку. Гильям же гаркнул «За мной!», надел шлем и хлестнул поводьями.
Его путь лежал в обход лагеря. Туда, где восточный тракт утопал в нагромождении телег. Прохладный ветер врезался в лицо, а в ушах стоял тяжёлый гул конских копыт, приглушённый подшлемником. Гильям видел, как из палаток вылезают сонные враги. Наверняка в замешательстве, охвачены страхом, ничего не могут понять. Сейчас похватают, что придётся под руку, понесутся туда, в мясорубку, оставят телеги без защиты…
Вот они белеют, накрытые сукном, точно крынки с молоком! С этой стороны лагеря сами телеги служили оградой, перемежаемые кусками деревянного забора. Гильям захохотал от предвкушения, снял с седла рог и гулкий звук прокатился по округе, обращая на него внимание воинов. Рыцарь выхватил из ножен меч, направил его в сторону телег и гаркнул:
— Жги!
Всадники понеслись вперёд. Их задача была проста до безобразия: окатить телегу маслом, швырнуть факел, и постараться не обжечься самому. Следом неслись пешие, подбадривая друг друга выкриками. Если кто-то и придёт защищать обоз, они должны были связать их боем.
Гильям наблюдал, как соратники подъезжают к телегам. «Никто и мешать не пытается, надо же! Зато будет больше времени позабавиться», — пронеслось в голове, как вдруг раздался пронзительный крик и конское ржание.
Вместо разбегающихся в страхе торгашей и маркитантских девок из-за обоза вдруг с криком повалили пешие воины, не дав всадникам подобраться ближе. Неужели ждали? Неужели кто-то выдал? Но плевать, это совсем не аккантийские солдаты: обряжены в стёганки, вооружены чем попало. Больше похожи на оборванцев из Крысиной роты, которой когда-то командовал Фолтрейн. Что ж, значит всё пойдёт чуть веселее.
Гильям налетел на ближайшего оборванца и рубанул его с широкого замаха. Тот упал со стоном, а лошадиный бок обрызгало кровью. Рыцарь довольно крякнул и принялся за следующего, но вскоре и он, и его люди завязли в массе своих и чужих. Ряды пехоты вгрызлись друг в друга с яростью голодных волков. Хоть всадники и возвышались над ними, закованные в доспехи, словно башни, и были практически не уязвимы, однако вскоре в ход пошли багры.
Крюки цеплялись за поножи, подмышки нагрудников со звоном и скрежетом — и вот один всадник валится из седла. Но это ещё не конец: просто теперь кровавая бойня продолжится на земле.
Рыцари отступили к флангам, сражая тех, кто пытался обойти. Сам он рубил и колол, что было сил, с каждой минутой всё глубже впадая в экстаз… Проклятье! Почти позабыл, зачем здесь.
— Масло! — проорал он и для верности выдул из рога раскатистый рёв. — Масло! Жгите телеги!
Гильям сломал горлышко глиняной бутылки, выплеснул содержимое на ближайшую телегу. Масло пропитало ткань, под ней проступили какие-то свёртки и мешки. Ближайший всадник швырнул туда факел, телега вспыхнула. Увидев это, остальные поспешили сделать то же самое, и вскоре часть обоза охватило пламя.
Но этого было мало. Здесь стояла по меньшей мере сотня телег, а они подожгли едва ли с десяток. Мир потонул в криках, звоне стали и конском ржании. Воздух пропитала кровь. Гильям Фолтрейн чувствовал себя как никогда лучше.
Он дунул в рог, скомандовал всадникам рассредоточиться и жечь все телеги, до которых можно дотянуться. Сам понёсся в сторону, туда, где не было вражеской пехоты, как вдруг…
Нечто невидимое ударило Гильяма в бок и вышибло из седла. Он едва успел сгруппироваться и кубарем покатился по земле. Слава богам, нога не застряла в стремени.
— Что за?.. — рыцарь стиснул зубы и схватил упавший неподалёку меч.
Испуганный конь поскакал дальше, а из-за обоза выскочили новые оборванцы во главе с каким-то щёголем в закрытом шлеме, напоминавшим горшок, и желто-бурой стёганке. «Видать, командир», — мелькнуло в голове Гильяма. На помощь командующему гвардии уже неслись пехотинцы во главе с рыжим оруженосцем, да несколько конных рыцарей заметили, что он спешился.
Гильям сжал покрепче меч и ринулся вперёд, увлекая за собой пехоту. Завязалась драка, та самая сумятица, в которую рано или поздно превращается любая битва, ещё недавно так красиво выглядевшая на командирском плане.
Закалённый рыцарский клинок разил без пощады. Сталь рубила кости, увечила плоть, а Гильям всё сильнее пьянел от крови. Но и этот, в жёлтой стёганке тоже оказался не промах: заколол замахнувшегося было беднягу прямо в подмышку, а другому разрубил лицо.
Ряды нападавших редели, а из-за обозов напирали всё больше. Гильям уже порядком утомился и попытался вырваться из свалки. Телеги вокруг охватило пламя, кровь в воздухе смешалась с запахом гари. Рыцарь с удовольствием втянул эту смесь ноздрями, и по телу пробежала приятная дрожь. О да, так пахнет война.
Но вдруг пламя, только что плясавшее на обозе, с рёвом собралось в огненный смерч. А после, словно повинуясь чьей-то воле, взмыло вверх и рассеялось без следа. Всадник неподалёку сбил горлышко глиняной бутылки, и уже замахнулся, чтобы вылить масло, как вдруг факел в его руке вспыхнул облаком жаркого огня.
Раздался взрыв — огонь добрался до масла. Испуганная лошадь встала на дыбы, а пламя охватило всадника пылающим плащом. Он вывалился из седла, принялся кататься по земле с душераздирающими воплями, тщетно пытаясь сорвать с себя доспехи. Гильям знал, кто этому виной. Командующий увидел рыжеволосую голову, выглянувшую из-за телеги. «Дьявол! Щит остался у седла, — досадно пронеслось в голове. — Плевать, справлюсь и так…»
Он понёсся вперёд, но тут же что-то подхватило и сбило его с ног, завывая, точно буря. Гильям выругался, поспешил встать, но к нему уже нёсся командир оборванцев в жёлто-буром. Его бойцы стояли насмерть, не пуская королевских солдат к обозу, поделив битву на множество случайных поединков. Рыжего оруженосца рядом не было. Бесполезный сопляк…
— Ну держись, сучий потрох, — глухо процедил Гильям и покрепче сжал рукоять меча.
Однако противник оказался стоящим. Ловко увернулся и увёл удар в сторону. Тут же попытался поразить Гильяма в подмышку, но тот опередил ударом стальной перчатки, сбив с головы шлем. Командир оборванцев упал на землю, и рыцарь увидел коротко стриженные светлые волосы и лицо слишком смазливое для парня…
— Девчонка? — удивился Гильям и тут же расплылся в улыбке. — Да это просто праздник…
Рыцарский меч уже метил прямо девушке в голову, как вдруг она выбросила вперёд руку, и Гильяма отшвырнуло назад мощнейшим порывом ветра. Тем же самым, что выбил его из седла.