Она поднялась на ноги, оглядела себя с ног до головы, словно титул должен был изменить её облик, задышала часто и судорожно. Таринор опасался, что девушка сейчас рухнет в обморок и уже был готов её подхватить.
— Ура! — громко воскликнула она, но тут же испуганно зажала рот ладонью. — Ох, надеюсь, никого не разбужу… Но я теперь рыцарь! Самый настоящий, как того хотел отец!
Равена утирала слёзы с раскрасневшихся щёк и подпрыгивала на месте от восторога. От решительной воительницы, какой она была утром, не осталось и следа. Её место заняла белокурая девчонка, неспособна справиться с бурей нахлынувших эмоций.
— А вы… Вы… Я стольким вас обязана!.. Сначала вы спасли мне жизнь там, в битве, а потом это… Вы просто… Невероятный! Я не могу найти слов… Я просто… Просто…
Не найдя нужных слов, Равена бросилась к Таринору, крепко обняла и одарила жарким поцелуем. Этот полный страсти миг оборвался столько же внезапно, как и наступил. Девушка отступила на шаг, и улыбка уступила место испугу. Напряжённое молчание продержалось всего несколько секунд.
— Простите, — растерянно прошептала Равена. — Я не знаю… Не знаю, что на меня нашло. Просто это посвящение!.. И вы… А я… Голова кругом…
Таринор пытался уложить в голове случившееся, и на лицо сама собой наползла неловкая улыбка.
— Ну… Скажу только, что с посвящённым рыцарем мне целоваться ещё не доводилось, — выдохнул он, и с губ Равены сорвался смешок. — Но повторить это я был бы не против.
Он подошёл ближе, взял её за руку и заглянул во влажные карие глаза. Дева-ворон, леди-рыцарь, такая необыкновенная и такая простая. Безжалостный боец, символ надежды, маг воздуха, искусно владеющий мечом… Но сейчас перед ним стояла лишь смущённая девушка с подрагивающими от нерешительности губами.
На этот поцелуй Таринор уже решился сам, и Равена ответила ему взаимностью. Тонкие пальцы взлохматили волосы наёмника, он прижал девушку к себе и ощутил, как колотится её сердце. Нехотя освободив губы, она прошептала:
— Разве так можно?.. Разве это правильно?..
— В ночь перед битвой правил нет, — с улыбкой ответил Таринор и осторожно положил девушку на тёплое шерстяное покрывало.
Этой зябкой ночью они вспыхнули парой ослепительных факелов. Равена отвечала на нежность пронзительной страстью, будто ей всего было мало: ласки, поцелуев, объятий. Словно изнывающий от жажды, что нашёл оазис посреди пустыни, она погружалась в эту ночь с головой, отдавая себя без остатка.
Таринор ловил каждый момент, будто желая навсегда запечатлеть его в памяти. Трогательная искренность Равены распаляла его, пробуждала новые, доселе незнакомые чувства в, казалось бы, зачерствевшей наёмничьей душе. Ни с одной девушкой прежде ему так отчаянно не хотелось наслаждаться каждой секундой, не в силах выбрать мгновение, в котором хотелось бы остаться навсегда.
Холодный воздух обжигал кожу, но для них, растворившихся друг в друге, больше ничего не имело значения. Острые ногти впивались в спину Таринора, зубы кусали шею, давая выход желанию, но он был готов позволить Равене и это, и многое другое, лишь бы эта ночь никогда не кончалась.
Вдруг ночная прохлада сменилась тёплым ветром. Вокруг переплетённых тел заплясали травинки и пылинки, едва различимые в свете фонаря. В воздухе запахло свежестью, как после грозового ливня. По её воле или же вопреки, но магическая кровь Равены пробудилась.
Таринор вдыхал аромат её волос, ощущал горячее дыхание на шее, прижимал к себе так крепко, будто никогда не хотел отпускать. Равена выгнулась в талии, с её губ сорвался протяжный стон наслаждения. Мощнейший вихрь оторвал их обоих от земли, пусть и совсем невысоко, и тут же мягко опустил обратно.
Но даже теперь, оставив самое жаркое пламя позади, они и не думали размыкать объятий. Словно боялись открыть этот маленький очаг счастья и душевной теплоты безжалостным ветрам холодного мира, отравленного войной и ненавистью. И каждую крупицу, каждый миг этого счастья Таринор хотел разделить только с Равеной. Такой хрупкой. Такой нежной. Такой родной…
Глава 30
Солнце ещё не взошло, а кондотьер Эмилио Сфорца уже стоял на ногах. Вернее сказать, на коленях перед походным алтарём — резной деревянной коробочкой, из которой частоколом торчали палочки, испускавшие тонкие струйки терпкого ароматного дыма.
Перед сражениями Сфорца всегда молился двенадцати старым богам Акканты. Он не просил вселить мужество в сердца своих солдат или обратить врагов в бегство, не просил подарить ему победу. Эмилио Сфорца молил богов лишь о том, над чем сам был не властен.
Уберечь от случайной вражеской стрелы и заклинившего арбалета, от споткнувшегося коня и от раны, неподвластной лекарскому искусству. Всё остальное его люди добудут сами.
Накануне у них с принцессой состоялся непростой разговор. Сфорца рассчитывал на традиционный для победы трёхдневный грабёж города, тогда как её высочество настаивала, чтобы грабежей не было вовсе.
— Это мой город, — с жаром говорила она, — моя столица, мой дом! Разве вашим людям недостаточно заплатят?
На это Сфорца возразил, что это небольшая цена за престол, который его люди добудут для неё.
— Семь лет назад ваш отец, одержав победу, поступил так же, — осторожно заметил Хельдерик. — Верные ему войска грабили столицу три дня.
— Моего отца запомнят безжалостным тираном, — отрезала принцесса. — Но я не хочу войти в историю как королева, которая первым делом ограбила собственный дом. Я пришла освободить людей от гнёта безумца, а не превратить их жизнь в ещё больший кошмар. Не желаю смотреть на пепелище из окна собственной спальни и думать, что там внизу прямо сейчас моих людей насилуют и убивают.
Сфорца смотрел на неё, и усмехался про себя. Юная, ещё совсем девчонка, но уже стремится действовать как королева. Как щенок, который пытается лаять и рычать, едва открыв глаза. Хороший задел на будущее. Любую другую девушку на её месте в этом диком краю наверняка сожрут с потрохами.
Хельдерик напомнил, что захватом столицы задача «Золотым львам» не ограничивается. Им предстоит поход за шкурой дракона. Смогут ли они преуспеть, если будут слишком отягощены добычей? К тому же, доведённые до отчаяния люди Энгатара вполне могут устроить бунт и тогда могут пострадать все.
Слова старика заставили кондотьера задуматься и пойти на компромисс. Его люди грабят столицу только два дня, при этом стараясь не причинять вреда горожанам. Взамен, когда всё закончится, и аккантийцы отправятся домой, корона заплатит золотом вдобавок к тому, что уже причитается.
— Вы предлагаете выбирать из двух зол, сеньор Сфорца, — с горечью сказала принцесса.
— Всякая война зло, ваше высочество, — мягко заметил Хельдерик. — Но в данном случае, необходимое, чтобы предотвратить зло ещё большее.
— А вы говорите как мой отец, — вздохнула она.
— Его воспитывали воином, а потому подобные решения давались ему легче. Вы же столкнулись с войной слишком рано и слишком близко для девушки вашего положения. И боги будут милостивы, если вам больше не придётся выбирать из столь… неприглядных вариантов.
— Вы не хуже меня знаете, что в будущем таких выборов станет только больше. И если я хочу стать королевой, то мне придётся научиться совершать их как можно скорее, — вздохнула принцесса и обратилась к кондотьеру: — Я принимаю предложенные условия и считаю соглашение достигнутым, но прошу впредь не поднимать этой темы.
Сфорца вспомнил об этом разговоре во время бритья, когда личный брадобрей буднично и деловито срезал густую чёрную щетину с худых командирских щёк. Кондотьер придерживался идеи, в которой военный прагматизм сплёлся с истинно аккантийским взглядом на жизнь: каждый бой может стать последним, поэтому выглядеть перед ним нужно так, чтобы твоей семье было не стыдно на похоронах. Конечно, Сфорца прекрасно понимал, что в подобном случае его тело попадёт в Акканту далеко не в лучшем состоянии, но пойти против принципа не мог.
Закончив с приготовлениями, Сфорца облачился в доспехи и взобрался в седло белоснежного жеребца.
Оставалось последнее: золочёный шлем в виде львиной головы с разинутой пастью. Её рубиновые глаза грозно поблескивали в лучах рассветного солнца, а пышная грива, плюмаж из алых перьев, развевался на холодном осеннем ветру, когда Сфорца промчался мимо стройных рядов «Золотых львов».
Были среди них и зрелые закалённые в боях мужи, и безусые вчерашние мальчишки, для которых этот штурм станет первым серьёзным сражением. Крестьянские дети и мятежные отпрыски купеческих семей, дети солдатских династий и младшие сыны благородных господ — многие из них не доживут до конца этого дня, но все они знали, на что шли, присоединяясь к «Золотым львам».
Эмилио Сфорца обещал, что каждый из них сможет обессмертить своё имя и вернуться домой с богатой добычей, а они в свою очередь обещали проявить всё мужество, на которое способны. Пришло время исполнить обещания.
Таринор стоял во главе разношёрстного отряда крестьянской армии, сосредоточенно глядя на возвышающиеся впереди Южные ворота. Именно через них предстояло прорваться силам под командованием лорда Старлинга, в то время как Эмилио Сфорца будет штурмовать Мучные врата с другой стороны города.
Так предполагалось убить сразу двух зайцев: растянуть силы защитников на два фронта и миновать Горький холм. В случае штурма Королевских ворот близость гигантской виселицы, полной мертвецов, стала бы лишним испытанием для боевого духа солдат.
Перекрашенный в чёрный с серым щит, обитый серебристыми полосками металла, непривычно сидел на руке. Таринор перехватил его поудобнее и нащупал рукоять меча в надежде отвлечься от мрачных мыслей, как вдруг услышал знакомый голос, чистый и пронзительный. Вчерашний вечер теперь казался сладким сном, и перед наёмником во всей красе предстала суровая реальность. Реальность, в которой Равена Даск, леди-рыцарь, воодушевляла своих людей на грядущую битву.