— Какие к чёрту шутки⁈ — взвизгнул тюремщик и дёрнулся так, что жидкие волосы прилипли ко лбу. — Я только что был во дворе замка. Город взят, армия принцессы подошла к замку, а потом этот огненный маг, и… и… Ворот больше нет! Створы испарились, камни разлетелись как песок! Пламя такое яркое, что я чуть не ослеп! Я никогда такого не видел! Сир Гильям пропал, гарнизон сдался, стража тоже, и я могу их понять…
— Огненный маг?.. — голос Дормия звучал встревоженно, но Уоллес оставил этот вопрос без ответа.
— И ты поспешил нас обрадовать? — усмехнулся Вайс.
— Я пришёл вас освободить, — мастер Уоллес постарался успокоить дрожащий голос и изобразил на лице кривую улыбку. — Но с одним условием. Вы замолвите за меня словечко перед принцессой. Ей всё равно понадобится дознаватель и смотритель подземелья, а лучше меня здешних дел никто не знает…
— Я в общем-то не против, — пожал плечами Вайс и добавил с притворным укором, — но что же на это скажет король?
— Королю недолго осталось, — сказал Уоллес, снимая кандалы с его ног. — А в смутные времена побеждает тот, кто ставит на победителя…
Вайс помог Дормию подняться на ноги, вывел его на свет лампы у входа в камеру и ужаснулся. Священник выглядел наполовину седым исхудавшим стариком с почти угасшим взглядом.
— Вот уж кому помощь Холара и впрямь не помешала бы. Только не говори, что возвращал меня ценой собственных непрожитых годков.
— Я лишь проводник сил Отца чистоты, — тихо проговорил священник. — Всё идёт, как он предрёк…
За следующей дверью, что отпёр Уоллес, сидел немолодой мужчина с ригенском костюме. Освободителей он встретил непонимающим взглядом, но без единого слова. На предложение тюремщика он лишь недоверчиво кивнул.
Уоллес отворил ещё одну дверь, и Вайс увидел коренастого коротышку, сидящего на соломенной подстилке. Когда тот обратил к свету лицо, покрытое неровной чёрной щетиной, наёмник ахнул.
— Чтоб мне провалиться на этом самом месте… Дунгар?
— Ирмос?.. — выдохнул гном. — Или лучше сказать, Вайс? Вот так встреча…
— Где, чёрт побери, твоя борода? Впервые вижу гнома без бороды…
— А он разве не рассказал? — Дунгар прищурился на мастера Уоллеса. — Не рассказал, как обкорнал меня бритвой? И как потом его помощник высек меня на площади. Кстати, где он, тот громила с толстыми ручищами?
— Отправил его освободить ещё одну пленницу короля, — с неохотой ответил Уоллес. — Она в покоях наверху… Послушайте, я пришёл попросить вас…
— «Пленницу короля», значит? Ну-ну… — прохрипел гном. — Ты о той, которой выдрал зубы? Или которую оставил без ногтей?
Мастер Уоллес побледнел. Лампа в его руках задрожала.
— Откуда…
— Откуда знаю? Твои помощники не столь немногословны, когда остаются одни. А моя камера стоит слишком близко к пыточной. Я бы и рад не слышать всё то, что они обсуждали, да вот только выбора у меня не было.
Вайс покосился на мастера Уоллеса, и тот нервно сглотнул.
— А болтали они обо всём на свете. О том, как жаль, что никак не удастся использовать железную грушу на мужеложцах, о том, как нелепо выглядит гном без бороды, и о том, сколько бедняг уместится разом на виселице, что вы изобрели…
— Я выполнял приказы короля, — просипел пыточных дел мастер. Крупные капли пота скатывались с его лба одна за другой.
— … а ещё о том, что сделали с мальчишкой Рейнаром.
Вайс похолодел. Его немигающий взгляд заставил Уоллеса вжаться в стену.
— Ах ты сволочь плешивая… — проговорил он, хватая пыточных дел мастера за грудки.
— Я здесь ни при чём! — залепетал Уоллес. — Это всё обстоятельства!..
— Я сейчас тебе так врежу, что твои обстоятельства в портки стекут! Говори!
— Его приволок сир Гильям! Была свадьба, лорда Раурлинга отравили, потом на кортеж напали, мальчишка пустился наутёк… За ним отправили сира Гильяма…
— Что. Он. Сделал?
— Он вернулся с… телом. Одежда та же, волосы светлые, но лицо искромсано так, что не узнать. Я не посмел перечить, но может то вообще был другой мальчишка! Какой-нибудь случайный уличный сопляк, которого никто не хва…
Договорить мастер Уоллес не успел. Резкий удар локтем размозжил ему нос. Пыточник выронил лампу, а мгновением позже кулак угодил ему в печень, и он согнулся пополам с протяжным стоном.
— Никто не хватится, значит⁈ — прорычал Вайс, схватив Уоллеса за жидкие волосы. — Я был таким мальчишкой, рос среди них! И Делвин тоже! Ты бездушный ублюдок, как и все в этом чёртовом замке! И знаешь что? Кто бы не пришёл на смену королю, сучий потрох, вроде тебя, им будет не нужен…
Уоллес попытался что-то сказать, но Вайс приложил ему в челюсть с такой силой, что на пол полетели зубы.
— Слава Холару, на тебя мне силёнок хватит, — сказал Вайс с хищной ухмылкой. Он прошипел что-то по-анмодски, после чего обратился к остальным: — Вы идите, а я ещё немного побеседую с любителем брить бороды гномам и вырывать девушкам зубы. Железная груша для мужеложцев, значит?..
Эдвальд Одеринг неподвижно стоял у окна, заложив руки за спину. В голове крутилась одна единственная мысль: неужели это конец?
Когда враги прорвались в город — это ещё ничего не значило. Стены столицы и их защитники выполнили свою роль — вымотали и задержали вражескую армию. Потом из Храма перестал доноситься колокольный звон, и это могло означать лишь одно: Агна переоценила силу, которую может дать ей Владыка. Тень опустилась на душу Эдвальда, но он не позволил себе скорбеть об утраченной жене и нерождённом сыне. Не позволил унынию охватить его в столь важный час.
В конце концов, чужие знамёна взвились у стен его замка. Эдвальд вспомнил лицо аккантийского кондотьера, которого видел на переговорах. Грязный чужеземец и безбожник, который плевать хотел на Энгату. Многовековая история и кровь, которую проливали предки Эдвальда и он сам, — для аккантийца всё это не более чем высохшие чернила в хрониках, которые он едва ли когда-нибудь прочтёт, а Чёрный замок — лишь очередная крепость, в списке его корыстных свершений.
Верховный книжник едва не сдал ему замок, но, к счастью, заплатил сполна и умер позорной смертью на глазах неблагодарных свиней, ради которых он предал свою страну и своего короля…
И вот Эдвальд смотрел, как поток противоестественного пламени без остатка уничтожил врата Чёрного замка, в неприступности которых он не смел усомниться до последнего. Смотрел, неспособный ни поверить глазам, ни отвести их.
В какой-то момент ему даже показалось, что мир вокруг потерял реальность, и всё это морок, иллюзия, посланная Владыкой, чтобы испытать его… Вот через разрушенные ворота стали перебираться враги. Вот его солдаты бросают оружие на землю, сдаваясь на милость врага…
Может ли это всё быть на самом деле? Может ли он действительно… проиграть? После всего, через что прошёл. Всего, что сделал во славу Владыки. Неужели ему снова… не хватило… сил?..
Поток мыслей нарушил грохот. Эдвальд смотрел, как враги выбивают двери замка ручным тараном, и вдруг понял, что всё происходит по-настоящему. Осознание захлестнуло его с головой, ноги подкосились, а сердце заколотилось так, что стало тошно. Стены покоев словно смыкались вокруг него, грозя раздавить. Эдвальд сел на кровать и положил руку на холодный от пота лоб.
Его разум вдруг стал ясен как никогда. Ни голосов, ни малейшего шёпота. Ледяной порыв зимнего ветра сдул заполнявший голову туман, и множество позабытых чувств разом захлестнули обнажённую душу. Страх и тревога, горечь утраты и душащее сожаление…
«Владыка оставил меня.» Эдвальд проговорил эту фразу вслух несколько раз, и увидел страшную картину целиком. То, в чём он так долго сомневался, то, во что отказывался верить, вдруг стало настолько очевидным, что в горле застыл ком.
Вдалеке послышались шаги. Или же это просто игра воспалённого разума?.. Нет. Звук становился всё отчётливее. Остатки замковой стражи не задержат захватчиков надолго, если вообще станут это делать… Скоро враги будут здесь, поэтому Эдвальду остаётся только одно: встретить их как подобает королю.
Он надел корону, она показалась необычайно тяжёлой, встал и подошёл к окну. Затем заложил руки за спину и вздохнул прохладный осенний воздух. В памяти воскресло почти забытое воспоминание: они с сестрой бегут куда-то по берегу речки, которую взрослые почему-то зовут «Рукой лорда». Смешное название для реки. Башмаки промокли насквозь, вода брызгает в лицо и на одежду, но им обоим это не важно: они дети, не знающие бед. Безгрешные. Счастливые. Свободные.
— Сир Робин, сир Артур! — донеслось из-за двери. — Оставайтесь у входа с остальными.
Знакомый голос. Как и тот, что вторил ему:
— Тогмур, встань в конце коридора. Если кого-то услышишь, сразу дай знак. Пора, Дэйн…
Дверь распахнулась, впустила двоих и закрылась. Эдвальд знал, кто вошёл в его покои, и не стал оборачиваться.
— Прямо как семь лет назад, — проговорил он. — Только роли поменялись.
— Разве? — послышался голос Таринора. — Меч снова у меня в руках, а корона снова на голове у безумца.
— А рядом с тобой тот, кто сядет на трон? И тоже однорукий.
— Мне не нужен трон, — возразил Дэйн Кавигер. — Ваша дочь станет лучшим правителем. Лучшим, чем вы когда-либо смогли бы стать.
— Так ей говорят. Так говорили и мне. Так говорят все, кто мечтает занять тёплое место у трона…
— Всё кончено, Эдвальд! — перебил его Таринор.
— Для меня, — сказал король и вздохнул. — Но в мире всё останется по-прежнему. Боги, люди… Искры, что летят из-под молота судьбы и гаснут на холодном ветру…
— Прибереги оправдания для дочери…
— Мне нет оправдания. Но раз уж мне всё равно конец, вы ведь не откажете грешнику в последней исповеди? Я совершил самую страшную ошибку, которую только может совершить правитель: прислушаться не к тем голосам. Семь лет назад я прошёл долгий путь, и часть его ты преодолел со мной, Таринор. Ты видел, как я достиг своей цели, но знаешь, что я ощутил, когда достиг её? Когда поднял голову Альберта Эркенвальда и вышел с ней на балкон?