— Вот, нашел. Молодец Алеша Фокин, уложился точно в сумму. Эта модель стоит сорок девять тысяч семьсот тридцать рубликов.
Вера удовлетворенно кивнула, стукнула концом ручки по раскрытому блокноту.
— То есть он спустил всю сумму разом. Это очень хорошо.
— Почему хорошо? — удивился генерал Шарков.
— А вы порассуждайте. Во-первых, это говорит о том, что Алексей Фокин не боится будущего. То ли он совсем глупый и просто не приучен думать о нем, то ли он точно знает, что дело близится к концу и уже совсем скоро он станет законным обладателем московской квартиры, а для полного счастья ему нужно только отдельное жилье и новый хороший ноутбук. Больше его ничего не интересует. Смотрим дальше: если ему так сильно нужен новый, более навороченный ноутбук, то почему он его уже давно не купил? Ответ: потому что его доходов тестировщика на это не хватает. Отсюда вывод: он довольно слабый тестировщик, то есть совсем не гений программинга и вообще компьютерного дела. Высококлассные спецы имеют шанс получать действительно высокооплачиваемые заказы, а Фокин перебивается маленькими дешевыми заказиками. Он любит это дело, он готов работать день и ночь, но, как говорится, тямы не хватает. Взломать базу УВД — это он может, но взломать, например, систему банка и нахимичить там в пользу своего кармана он не может совершенно точно. Даже оплачивать аренду квартиры он сам не может, иначе в Москве давно бы уже съехал от своего многочисленного семейства. За него сейчас платит дядюшка. Алексей, конечно, не гигант мысли, но и не совсем идиот, надо полагать, то есть нормальный средний парень. И как нормальный средний человек он не может не понимать, что дядины денежки не бесконечны. Их много, это правда, но кто его знает, сколько времени он будет искать по всей стране человека, которого он собрался шантажировать? А вдруг деньги закончатся раньше, чем он найдет этого псевдо-убийцу?
— Положим, про шантаж убийцы — это я с ходу придумал, навскидку, — заметил Валерий Олегович. — Вряд ли угадал.
Вера тряхнула головой, заправила за ухо выбившиеся кудряшки.
— Это не важно. Важно то, что у Пескова есть какой-то план, который он озвучил племяннику. Может, он ему сказал, что ищет возможность связаться с инопланетной цивилизацией или хочет организовать выборы себя на должность губернатора какой-нибудь области. Не имеет значения. Алексей знает, что у дяди есть план, который требует неопределенного времени. Разве разумный человек станет при таких исходных данных тратить деньги на новый ноутбук? А вдруг у дяди с планом не заладится и жить станет не на что, а квартира все еще не принадлежит Фокину?
Шарков слушал внимательно, не сводя глаз с Веры, даже на Константина Георгиевича не смотрел.
— Ты полагаешь, что план Пескова близок к завершению, и племянник об этом знает? — медленно спросил он.
— Или догадывается, — подтвердила Максимова.
— Что еще можешь сказать? — подал голос Большаков.
— Фокину действительно не интересно ничего, кроме компьютера и работы. Он жаден, это еще ваш Фалалеев отметил, но не скуп. То есть иметь деньги хочет, а экономить, откладывать, одним словом — не тратить, не умеет. Не слишком чистоплотен морально, если учесть, с какой легкостью он согласился с предложением Фалалеева. И вообще с понятиями чести и достоинства у Алеши довольно вяло, чтобы не сказать грубее. Молодой мужчина, считающий для себя возможным жить на деньги родственника, с которым почти не знаком? То есть поступить к нему на содержание, фактически сесть на шею. Да еще и принять от него дорогой подарок в виде квартиры. Притом что есть крыша над головой, одежда и еда? Это уж извините.
— Но про квартиру — это ведь тоже только предположение, — возразил Большаков. — Просто мы сделали этот вывод на основании того факта, что Песков посещал нотариальную контору. Вернее, если совсем точно — выходил из нее. Все это очень и очень умозрительно. Конечно, мы все это проверим, но не раньше завтрашнего дня.
— Не имеет значения, — упрямо ответила Вера. — То, что Песков никогда раньше не проявлял интереса к племяннику и между ними нет давних доверительных отношений, можно считать установленным. Поэтому совершенно очевидно, что завлечь мальчишку себе в помощники, уговорить уехать из дома в провинцию и выполнять какие-то непонятные задания можно было только на условиях очень хорошего вознаграждения. Пусть не квартира, пусть что-то другое. Но что-то Песков ему пообещал, и оно достаточно ценное и значимое для Фокина.
Она помолчала, потом решительно закрыла блокнот.
— Если вам нужна более короткая формулировка, то скажу так: Алексей Фокин — слабый и трусоватый любитель халявы, готовый в любую минуту предать. У вас с ним проблем не будет.
Вера посмотрела на часы.
— Я вам еще нужна?
Валерий Олегович подошел к окну, выглянул на улицу, покачал головой.
— Верочка, город все равно стоит, никуда не доберешься.
— А я ножками и на метро, — улыбнулась психолог. — Вот посмотришь на вас, и начальником становиться не захочешь. Когда еще до закрытия Фонда у меня была хорошая зарплата и появилась возможность купить машину, я прямо нутром почуяла: не надо, с каждым годом ездить будет все труднее, машина превратится в обузу. И ведь как в воду глядела. Вам, начальникам, теперь придется ждать, пока это безобразие рассосется, а я свободна, как ветер!
Генерал Шарков предпочитал оценивать дорожную ситуацию по старинке, на глазок, в отличие от полковника Большакова, который больше доверял Интернету. Константин Георгиевич ткнул пальцем в иконку приложения, показывающего карты и пробки.
— Центр весь темно-красный, — констатировал он. — Там все стоит. А вот Третье кольцо почему-то двигается свободно, по нему, конечно, дольше получится, но…
Он начал набирать в строке поиска домашний адрес Веры, и приложение тут же услужливо выбросило ему все недавние адреса — и Веры, и Шаркова, и его собственный.
— Верочка, до твоего дома обещают час сорок. Могу подвезти. Рискнешь?
— Спасибо, Костик, но час сорок — это много, на метро я минут за пятьдесят доберусь. У меня назначена консультация, человек придет, мне нельзя опаздывать.
Вера ушла, оставив полковника и генерала вдвоем. Как только за ней закрылась дверь, Валерий Олегович словно бы стал ниже ростом и меньше в объеме. Как будто воздух из него выпустили.
— Пойдем кофейку выпьем, поговорим, — сказал он.
Большаков направился следом за ним на кухню. На этот раз генерал сварил кофе на двоих, взяв большую джезву.
— Ну, Костя, с чего начнем, с вопросов или с ответов? — устало проговорил Валерий Олегович.
— Лучше, наверное, с ответов. Когда сформулируем ответы, станет понятно, какие еще нужно задать вопросы. Если только…
— Что? — вскинулся Шарков.
— Я подумал, что вы захотите сразу ехать к Олегу Дмитриевичу.
— А толку-то? — усмехнулся генерал. — Ехать буду часа три, не меньше. Знаешь современный анекдот? Разговор по телефону: «Ты едешь домой? — Нет, я стою домой». Если в течение двух часов пробки рассосутся, то я к отцу за час доеду, те же три часа и выйдут. Давай подводить итоги.
Итоги выходили странными и неутешительными. Екатерина Пескова, выйдя замуж и родив сына Игоря, продолжала вести достаточно свободный образ жизни, прикрывая и оправдывая его необходимостью «вращаться в кругах», заводить и поддерживать нужные знакомства, «доставать и устраивать». В длинной череде ее любовников оказался и некий деятель криминального мира, связанный с антиквариатом и большими деньгами, условно называемый Антикваром. В какой-то момент Екатерина принимает решение отделаться от постылого мужа и начать новую, ну вот просто совсем-совсем новую жизнь, ослепительную и полную радостей и всеразличных удовольствий. Здесь встает вопрос: почему нельзя было просто взять и развестись с Вадимом Песковым? Но вопросы они договорились задавать потом. Сейчас — только фактура.
А фактура такова, что была задумана довольно-таки примитивная комбинация, целью которой являлось: объявить Екатерину Пескову убитой, ее мужа привлечь за это убийство и посадить, сын как сирота попадает или к родственникам, или в детский дом, вследствие чего сама ветреница получает полную свободу уехать куда угодно со своим любовником Антикваром, и счастливые молодожены могут жить в новом месте под новыми именами и с новыми биографиями.
Антиквар пользуется сильной поддержкой в каких-то структурах, ибо в одиночку ему такую комбинацию было бы не провернуть. Задумка-то сама по себе — ничего особо сложного, а вот выполнить, да так, чтобы все чистенько, все аккуратненько, — это нужно иметь мощные подпорки и среди оперов, и в следствии, и в прокуратуре, и в суде.
Готовиться начали загодя, судя по тому, что рассказал Орлов, — месяца за три до запланированной операции. Екатерина начала подпаивать своего малоустойчивого к алкоголю мужа, зная, что он быстро опьянеет и заснет мертвецким сном, ни кричать, ни скандалить не будет. Такой уж у него организм. Как только Вадим засыпал, Екатерина начинала подавать реплики, да погромче, чтобы соседи слышали. Кричала, била посуду, швыряла об стену разные предметы. Сыну при этом строго-настрого наказывала сидеть в своей комнате и не выходить, потому что папка пьяный, сердитый, может ударить, а то и убить. Видимость дебоша изображала недолго, минут десять максимум, только чтобы довести до сведения соседей, потом врывалась к Игорю, забивавшемуся от страха в угол или под письменный столик, хватала его за руку и тащила либо на второй этаж к Бобрикам, либо на четвертый этаж к супругам Полянычко. Как вести себя с добросердечными доверчивыми соседками, что и какими словами говорить — Екатерину, вероятнее всего, проинструктировали. А может, и сама сообразила. В течение трех месяцев мадам Пескова кропотливо создавала (и создала-таки!) хорошую свидетельскую базу для своей легенды под названием «Жизнь в аду»: жильцы как минимум трех квартир слышали скандалы и крики, еще в двух квартирах красочно подтвердят (с ее слов, разумеется, но это останется за скобками), как ужасно вел себя Вадим, как ревновал жену, как дрался с ней и угрожал убийством.