о, никто не видел. Только видели, как Марта на крышу выскочила да давай из лука стрелять. Быстро так. Но рейтары в ответ не стреляли. То ли все, что было, выстрелили, то ли пожалели дуру. Во дворе тихо стало, хотя раза три кто-то и вскрикнул – наверное, эта бешеная в кого попала.
Потом увидал народ, что пятеро, ей-ей пятеро, сам видал, на крышу забрались, Марту схватили, разложили, как полагается, ноги развели. А чо, дело для баб привычное: пришли солдаты – обслужи, сопротивлялась – вдвойне обслужи. А она вона как, из лука их, наверняка и попала в кого.
Вот что они там делали, точно видно не было, только орала девка невозможно, словно резали ее. А, видать, и впрямь резали… но об этом погодя.
Вот, значит, орет она, блажит во все горло. А потом как полыхнет! Не, не огонь. Что-то, как радуга, яркая такая, над домом поднялась. Только обычная радуга она как подковой встает, а тута как купол какой расти начал. И все живое, что внутрь попадало, мертвым становилось. Трава, рейтарские лошади. Наши, как увидели такое дело, деру дали.
Когда все кончилось, вернулись, а в деревне страсть что творится. У соседей, кто ближе к ним жил, вся живность сдохла. Да добро б если просто сдохла, так ведь сгнила! Мясо осклизло, с костей сползло, словно трупы месяца три пролежали.
И эта, Марта, из дома выскакивает, плачет, о помощи просит. А сама… Братцы, я такой страсти отродясь не видал. Лицо в кровище, но шрамы уже затянулись. Только один черт, уродиной девка стала – рожа перекошена, изрезана вся, нос в лепешку смят. Только глаза и губы человеческими остались. Народ бы ее, ведьму жуткую, камнями закидал, но страшно – вдруг еще по ком так же вдарит. Сказали, чтоб убиралась, да и все. Лошадь просила, отца схоронить, но и тут ей отказали. Сама на плечах тело отнесла, как не сломалась только, да и закопала. Знак Спасителя с тела сняла, как водится, чтоб потом в церкви отпеть. Дура. Какой поп от колдуньи тот знак примет? Хотя, если далеко где…
Ну, на том и кончилось. Она ушла, токмо котомку, кинжал на поясе да лук со стрелами с собой унесла.
А там и мы все собрались да кто куда разъехались…
– А что, – перебил рассказчика молодой голос, – неужто никто не попытался в том доме пошарить? Ведь богато, говоришь, жили, наверняка было там чем поживиться.
Роб солидно хмыкнул, послышался шлепок, похожий на подзатыльник.
– Не перебивай старших. Пошарить! Как же, нашлись умники, меня еще с собой звали. Хвала Спасителю, отказался я. И те, что пошли… они из дома еле выползли да прямо там, у порога, и померли. На глазах у нас гнить начали. Воняли! Жуть как. Мы их там и оставили. Даже хоронить не стали. Да, а об Марте с тех пор ни слуху ни духу. Мы так решили – она в лесу сдохла. Бабы сказывали, что встречали ее на этой самой дороге, когда в верхние болота за клюквой ходили. Но уже призраком. Прозрачная, над землей скользит, руки тянет, словно просит о чем – страсть. Потому никто сюда и ни ходит никогда. И я дале не пойду, да и вам не советую. Потешил я вас? Тогда дайте горло промочить. Да не спешите пить сами – менять-то нас еще не скоро придут. А пока передайте-ка бутылочку…
Вновь раздалось характерное бульканье, после чего разговор горе-засадников скатился на урожаи, погоду и прочие крестьянские заботы.
Глава 31
Все ясно, более ничего интересного сказано не будет, можно возвращаться. Так же осторожно, неспешно, чтобы не нарваться на неприятности, когда, кажется, путь к спасению найден.
– Ну что там? – Измученные ожиданием Аблемарл и Элис задали вопрос одновременно.
– Засада, прости господи. – Де Сент-Пуант со злостью смял свою ни в чем не повинную шляпу. – Четыре сиволапых мужика с вилами, но ждут именно нас. Кто-то обещал неплохую награду. Уж не знаю сколько, но ждать они намерены долго, пока смена не придет.
– Оружие? – спросил граф.
– Вилы.
– Отлично! Заряжаем четыре пистолета. – Он взмахнул сумкой, предусмотрительно прихваченной из обоза. – И…
– И к ним прибегает подмога, – перебил виконт. – Есть другой выход. Идем по этой дороге, но в другую сторону. Она ведет в заброшенную деревню и дальше сквозь лес к дороге на Дюнкерк. А уж оттуда до границы рукой подать.
– Деревня? Почему заброшена? Чума? – испуганно спросила Элис.
– Нет, слава Спасителю. Но подробности расскажу по пути. Идем?
Аблемарл замялся, даже совсем не по-графски почесал в затылке, но все же согласился.
– Ладно, проводник, веди нас в дебри суровые. Однако сразу идти не получилось. Де Сент-Пуант еще не менее получаса занимался устранением следов – спутники их натоптали изрядно.
Но в конце концов маленькая экспедиция двинулась вперед. Кроны росших по обочинам деревьев срослись так, что о существовании дороги не ведали и птицы, кружащие над лесом. Сумрак, сырость и кустарник, забивший наезженный когда-то тракт. Следы зверей, лежки, еще теплые от спугнутых людьми хозяев, треск от ломящихся сквозь кустарник кабанов, не очень далекий волчий вой. Лес жил своей жизнью, замечая незваных гостей, но и не меняя устоявшегося уклада.
Идти по такой дороге трудно. Одна радость – что в болото не попадешь. Но все равно тяжко. Особенно для городских Аблемарла и Элис. Да и де Сент-Пуант в лесу давненько не был. Если не считать окрестностей Парижа, но какие там леса? Так, рощи, прибранные и удобные для конных прогулок благородных господ. Здесь-то на коне и не проехать, только животину сгубить.
Да и самому бы ногу не подвернуть. Чуть зевнул, и привет, голеностоп потянут, если не порван…
– Ай!
Так и есть, Элис изволили споткнуться, теперь за ножку держатся. Пришлось подставлять плечо, придерживать за талию, в общем, послужить живым костылем. Хотя… талия тонкая, девушка ладная, гибкая…
Бросил взгляд на Аблемарла – тот и не подумал прийти на помощь. Показалось даже, что усмехнулся, но вполне добродушно, совершенно не обидно. Ну и ладно. Вот только рассказ о деревушке пришлось отложить, не до него стало.
Добрались ближе к вечеру, но вполне засветло. Граф собрался идти, искать место для ночевки в пустующих домах, но был остановлен. Только сейчас у виконта получилось поведать спутникам, что именно эти покосившиеся избы и проломленные зверьми гнилые палисадники местные называют мертвой деревней.
После рассказа показалось, что здесь изменилась сама природа. И трава стала темнее, приобретя какой-то синеватый оттенок, и небо покраснело, словно кто-то разбавил синеву кровью.
Стало еще темней… тьфу, да это ж вечер наступает, ночь готовится вступить в свои права. Пора и о ночлеге подумать, да и пить-есть хочется так, что спасу нет. Но где ж тут чего раздобудешь? Терпеть надо. Демон, да даже костер нечем развести! Смешно – деньги есть, а толку от них нет. Не съесть, не запалить. Бесполезные кругляши, оказывается. В глухом лесу – так точно.
Что ж, придется укладываться на ночь. Хорошо хоть шпаги имеются – нарубили лапника, укрыли охапками сорванной травы и завалились спать, молясь, чтобы не было дождя.
Вскочили утром от пистолетного выстрела. Уж как дикий кот, видать, прямой потомок котов домашних, умудрился взвести курок пистолета и нажать на спусковой крючок, осталось тайной. Но ведь смог! Выпотрошил сумку, вытащил все содержимое, а на прощание пальнул. И умчался в лес с диким мявом, только хвост мелькнул меж деревьев.
Слава Спасителю, никто не пострадал, и это хоть как-то утешает.
В конце концов, можно… что? Есть нечего, разве только воды согреть? В этих топких краях, да еще и по весне, мерзкие, промозглые от сырости ночи.
– Я колодец поищу! – Де Сент-Пуант рванул в деревню.
Аблемарл собрался крикнуть, что, мол, не надо, но только рукой махнул. Молодой, пусть побегает. Ясно же, что деревня заброшена давно, за это время и колодцы обвалились, и ведра сгнили.
В первых лучах восходящего солнца деревня выглядела вполне мирной. Да, давно покинутой, но не сожженной, не разграбленной. Двери нормально закрыты, словно хозяева уезжали ненадолго и не спеша. Крытые соломой крыши подгнили, но не осыпались. Да, краску смыло дождями и снегом, наверняка нижние венцы бревенчатых домов разъедены сыростью, но и только.
Два колодца нашлись быстро, но толку-то? В одном плавала дохлая то ли кошка, то ли лиса, другой просто осыпался. Увы.
А где тот дом, о котором болтал деревенский сказочник? Не здесь, это ясно, и не там. На отшибе? Тогда да, точно, вон он. Окруженный высоким забором, вовсе не развалившимся за эти годы. Только ворота упали, вон из травы торчат. Хорошо бы в тот дом заглянуть, интересно. Но опасно – если рассказчик не врал, то такая авантюра кончится печально. А пожить хочется, особенно таким прекрасным утром.
Ну-ка, ну-ка… Вот это да! Ох, спасибо тебе, хвостатый. И разбудил, и дорожку показал.
Тот самый кот, что устроил стрельбу на ночевке, или его собрат спокойно запрыгнул в дом через окно с отвалившимся ставнем и вскоре выскочил, держа в зубах мышь. Даже покрутился на подоконнике, словно красуясь – вот, мол, я каков молодец, еще и с добычей. И пошел к лесу. Спокойно, уверенно, всем видом показывая, что именно здесь ему охотиться не впервой.
Раз безопасно коту, то, даст Спаситель, и человеку ничего не будет. Зайти? Почему нет? Когда там такая тайна! Девчонка, деревенская колдунья, изуродованная, но отомстившая!
Подошел к двери, аккуратно прикрытой, но не запертой. Аккуратной была, видать, девица – и ставни закрыла… да, изнутри на засовы. А дверь так, придавила обломком ветки. Впрочем, – он посмотрел на соседние дома, – здесь все они так закрыты. Логично, возвращаться никто не планировал, зачем замок оставлять? Он железный, денег стоит.
Вошел в дом. Полумрак, но света, бьющего в щели ставней, достаточно.
Ну так и есть – ни одежды, ни посуды в доме. Словно хозяева аккуратно все собрали да и вывезли. Аккуратно и не торопясь. И уж тем более никаких книг, которых, если верить тому трепачу, было очень много. Жаль, такая история, а оказалась обыкновенной деревенской сказкой.