Современное общество немыслимо без большого спорта (скажем, футбола, хоккея). И жизнь дает этому доказательства. Нельзя огульно ограничивать это могучее проявление человеческой природы. Большой спорт решает далеко не только идеологические и политические задачи. Он является реакцией общества на современную жизнь, ее по-своему беспощадный пресс. Он защищает общество от насилий техники, урбанизации жизни и еще множества других неблагоприятных, а порой очень жестоких воздействий. И кроме того, а может быть, это и самое главное, он — праздник человеческой мощи и духа.
Однако большой спорт нуждается в своей регламентации, определении места в обществе.
Для долгой и здоровой жизни занятия спортом важны в той же мере, что и разумное питание (естественно, и при соблюдении режима). Но я знавал людей весьма преклонных лет — они курили, помаленьку выпивали, да что там, случалось, и не помаленьку!
Их долголетие я относил исключительно к природно крепкому здоровью, так сказать, генетически обеспеченному. Но однажды я услышал от девяностолетнего человека (он был, кстати, женат на далеко нестарой женщине) слова, которые, я думаю, отчасти высветили существо долголетия. Старик, а его трудно было назвать стариком, суховатый и прямой мужчина с умным, пытливым взглядом, сказал:
— Мне очень приятно жить...
Я услышал и окаменел. Сколько же в этом смысла! Да ведь именно здесь объяснение долголетия множества людей и, наоборот, болезней и преждевременной гибели других.
Если человек находится в обстановке, которая не угнетает его, ему по душе дом, люди, которые его окружают, и он с удовольствием (а не брюзжанием и тревогами) встречает каждый день, он будет долго жить, если не долго — все равно выберет свои годы, не рухнет на подходе к истинно зрелым летам.
«Счастлив тот, кто счастлив у себя дома», — написал Лев Толстой, уже прожив долгую жизнь. Здесь ответ если не на все, то на большинство вопросов, и прибавить нечего. Как это мало и как вселенски много!
Целый мир радостей, больших и малых, — нет без них пульса жизни. В тоске по любви и радостям у Бетховена вырываются не слова, а стон:
«О провидение... ниспошли мне хотя бы один миг чистой радости!..»
Можно встретить и перешагнуть через горе, беды, потрясения, если есть этот мир любви и радостей. Именно чувство любви (не крохоборство случайно-собачьих встреч) делает и мужчину и женщину красивыми и несокрушимыми...
Великий музыкант Пабло Казальс, просыпаясь утрами, непременно спешил к любимой виолончели и не по долгу, обязанности урока, репетиции, а в радость, наслаждение играл около часа. И уже после — обряд умывания, бритья, завтрака... И еще любовь к женщине до самых седин... Это как раз та самая гармония бытия. И она свойственна (и доступна) далеко не только людям известным, защищенным достатком и славой.
Казальс прожил почти столетнюю жизнь, концертируя едва ли не до последних дней.
Да простит меня Бог за обращение к сугубо практической материи, но именно она является предметом нашего разговора. Итак, продолжу.
Функции человека при такой жизни действуют в оптимальном режиме. И даже вред курения и алкоголя, а порой и обильной закуси сводится к ничтожному.
Именно современные условия существования, особенно в городе, ежеминутно расстраивают здоровье, во сто крат увеличивая пагубность любой нездоровой привычки. Дабы выстоять в подобных условиях, не сломаться, человек вынужден обращаться к интенсивным занятиям спортом в сочетании с жестким режимом питания и поведения (сон, прогулки и т. п.). Отсутствует насилие над жизнью — человек раскрепощен, и жизнь уже не нуждается в суровом и неукоснительном подправлении ценой покоя и дополнительного труда.
Выработка привычки к физической работе — почти всегда болезненный и тягостный процесс. Большинство людей отказываются от тренировок, скажем, через три — пять недель. Зачем добровольно истязать себя бегом или поднятием тяжестей? Ведь это, оказывается, труд...
Привычка к тренировкам — процесс далеко не механический. На первых порах (может быть, пять-шесть месяцев... может быть, и год) понуждать себя к занятиям не просто, какая уж тут отрада, человек сознает, что тренироваться надо, и гоняет себя в беге или упражнениях. Но с какого-то времени, когда нарабатываются определенные физические качества: выносливость, сила, ловкость, занятия начинают приносить удовольствие. И чем выше тренированность, тем выраженнее это чувство. Именно оно, а не одно сознание того, что физические нагрузки необходимы, и привязывает к тренировкам. Человек испытывает удовлетворение от владения своим телом, выносливости в движении, силы в упражнениях с тяжестями. Он освобождается от слабостей, двигательных ограничений, присущих дряблости, при этом неизбежна и перестройка психики. Заметно крепнет уверенность в себе, резче проступают определенные черты характера — из новых и полезных, жизнь приоткрывается с неизвестной стороны. Все это смягчает, а после существенно ослабляет необходимость неволить себя. В конце концов, действиями человека уже руководит не столько физическая потребность, сколько психическая.
Но для этого в тренировках нужно преодолеть рубеж принуждения, основанный на сознании необходимости поддерживать системы организма и тело в порядке.
К принуждению, пусть не в той мере, приходится прибегать после каждого более или менее заметного пропуска тренировок (болезнь, командировки...). Первые занятия опять идут в тягость, даже с насилием над собой, однако очень скоро процесс физического обновления возрождает и чувство удовольствия, а за ним и привязанности, нерасторжимости с тренировками.
Именно так: следует противопоставить волю в те первые месяцы, когда нет ни выносливости, ни силы мышц, ни самих мышц. В наличии лишь жалость к себе (под видом озабоченности о здоровье), хилость, усталость и очень часто болезни. Надо все создавать заново, порой под прессом обострения недомогания, сомнений, даже страхов (еще как дает знать о себе инстинкт самосохранения) и не только усталости, но и отвращения к физическим нагрузкам. Это уже испытание, это груз; его надо просто тащить, тащить... Это тот исключительный случай, когда покорность нужна и не постыдна.
Вообще же грамотные тренировки — это осторожность и постепенность в нагрузках. К тому же нередко фоном такого втягивания являются болезненность, нездоровье — их тоже следует преодолевать мужеством поведения, но мужеством разумным, далеким от слепого упрямства.
Удовлетворение от управления своим телом, физическое возрождение и неутомимость, непременно переносимая уже на всю жизнь (не только тренировки), награждают многими радостями далеко не одного животного характера. Эти радости подпирают, обогащают чувства самого высокого психического свойства.
Тут как при изучении иностранного языка. Два-три года человек зазубривает слова, проклинает глаголы, спотыкается на любой фразе — и вдруг на последних курсах речь начинает литься сама, он читает бегло, уже без словаря, восхищаясь оттенками языка, которые столь часто непереводимы на русский. И в физическом воспитании поначалу все скрыто, и дабы прорваться к силе, выносливости, закаленности, нужны время и воля. Без принуждения себя этот путь к здоровью не взять.
За этим преодолением уже не только избавление от болезней и немощи, но и наслаждение работой, которая делает тебя более совершенным и неутомимым; в результате множество дел становится доступным, возрастают ширина и глубина охвата жизни, само качество жизни.
Это удовлетворение от физического обновления, накопления силы для некоторых молодых людей превращается в самоцель. Необходима подстройка этого влечения. Это и воспитательная работа тренера, и отношение родителей, и вся мораль общества — не могут слепая сила, животная мощь и выносливость являться первостепенным достоинством, тем более содержанием жизни. Не могут заменять главные ценности жизни мускулы-шары, безупречное владение приемами рукопашного боя или какие-то иные сверхкачества, если только молодой человек не избрал профессией физическое воспитание людей. Молодости с ее динамичностью нравится власть над людьми (над мнимой заурядностью), превосходство, которые дают сила и умение ею распоряжаться. Не меньшую власть над молодым сознанием имеет хвастливое чувство превосходства своих мускулов, их внушительное и по-своему грозное развитие — это сразу ставит юношу над сверстниками, наделяет все той же мнимой исключительностью.
В общем, это свойственно людям. Не одна привязанность к технике, искусству управляет будущим инженером, поэтом или артистом. Здесь страсть, воля и честолюбие лепят (нет, не обязательно созидают) человека. Если честолюбие не отрывается от реальностей, не смыкается с маниакально-тщеславным чувством единственности своего дарования, в нем нет ничего ущербного, ничего от бесчувственности к человеку и человечеству. Вся суть в том, что упование силой, возведение ее в абсолют, в верховного распорядителя отношений между людьми неизбежно калечат личность, дают простор сорным и опасным чертам характера, обрекают на умственную и душевную ограниченность. Ценность такого человека для общества весьма скромная, ибо он способен лишь к самой примитивной работе; отсюда неизбежность столкновения высоких амбиций с невысокой стоимостью действительных способностей и возможностей.
За культом героев Олимпийских игр — тысячелетние традиции, и нет здесь передержек; человек в спортивной борьбе выявляет те черты характера, которые не могут не вызывать восхищения, волю, презрение к риску и болям, преодоление трудностей, большинство из которых не по плечу обычным людям. Какая же убедительная демонстрация превосходства над любым из смертных, что за сила, ловкость, неутомимость!
Демонстрация превосходства — вот это для довольно существенной части молодых людей оказывается определяющим, самым притягательным в спорте. И опять-таки это естественно, ведь это спорт, значит, соревнование. Но рука об руку с этим чувством поспешает другое, кровный брат его — агрессивность, утверждение кулаком и насилием своего «я», так сказать, своей исключительности и, конечно же, самовлюбленность, самолюбование.