Парень хмыкнул:
– Тебе, подруга, не угодишь! А душу лечить вот таким напиточком будем, – и достал из шкафа бутылку водки, два стакана, горсть конфет и упаковку сахара.
– Сахаром закусывать? – съехидничала Ритка.
– Не хочешь, не закусывай. А за нашу встречу выпить полагается. Меня до утра на посту не хватятся, так что вся ночь у нас впереди. Давай твою душу лечить!
– Да пошел ты, Леха! Себя лечи, а со своей душой я сама разберусь. Наливай!
Водка была холодной, и Рита даже не почувствовала, как в нее проскочило полстакана напитка, она сунула в рот кусочек сахара и зажевала сладкое месиво. От следующей половинки стакана закружилась голова, и настроение из омерзительного превратилось в замечательно-веселое. Ритка начала смеяться, а Лешка молча смотрел на нее, опрокидывал в себя водку и хрустел сахаром, а потом многозначительно сказал:
– Ты стала просто красавицей, а глаза, как огонь, мужиков сражают наповал!
– У меня много чего красивого имеется, – подразнила его хорошо захмелевшая Ритка. – Смотри, какая тугая грудь, тонкая талия, красивые ноги, – она вытянула одну ногу и потрогала ступней Лешкино плечо. Он отстранился, взял ее запястье своей широкой потной рукой и притянул девушку к себе. Ритка продолжала смеяться. – А целоваться ты умеешь, переросток?
– Еще выпей, – глухо сказал Лешка и протянул стакан, который она тут же осушила.
Ритке казалось, что она бежит по зеленому полю в любимом платье, ее волосы развевает ветер, трава щекочет ноги. Она ложится на ковер из цветов и трав, запрокидывает голову к небу и ловит солнечные зайчики, которые разбегаются солнечными лапками по верхушкам деревьев. Зеленое поле было огромным и казалось бескрайним, но вдруг она услышала гром. Ритка вскочила и начала оглядываться, чтобы найти укрытие, и заметила вдалеке большое дерево. Она едва добежала до него, как в дерево попала молния, девушка остановилась как вкопанная. Яркий факел пылал и прыгал в безмолвной пляске, откидывая черные тени. Ей стало жарко и плохо.
– Ритка, вставай, мне пора на дежурство! Вставай, – Лешка тряс ее за плечо и лез целоваться.
Она вскочила с досок, застеленных старым матрасом, и мгновенно оценила ситуацию.
– Рита, давай поженимся, – торжественно произнес Лешка, в котором еще гулял хмель и ликовала победа собственного сексуального мастерства.
– Ты что, переросток? Чем обкурился нынче? – Она плюнула ему в лицо, оделась и вышла, громко хлопнув дверью.
Ритку захватила ненависть, она даже имела свой цвет, холодный, белый. Ненависть росла в глубине души и превращалась в огромный ком, который ослеплял, заставлял бурлить кровь и исторгал ярость. Ей казалось, что мир вокруг разлетался на куски, выбрасывая искры огня, которые больно ранили сердце. У Ритки было только одно ощущение – выжженной вокруг земли, а еще ей хотелось умереть.
Она так долго тарабанила в дверь, что выглянули соседи. Мама Алла сегодня ее не ждала и неприятно выговорила.
– Марго, мы договаривались, что ты приходишь по звонку, – но, увидев ее лицо, вздохнула: – ну заходи, раз пришла! Но у меня гость.
На кухне, развалившись, сидел мужчина. Его редкие волосы лежали пучками, а вокруг затылка зияла большая лысина. Он не просто жевал сыр, подцепляя его заскорузлыми пальцами, а чавкал, образуя на выдохе долгий звук «мна», рядом стояла недопитая стопка коньяка. Ритке мужчина сразу не понравился, ее аж передернуло от неприязни. Мужчина перехватил ее взгляд и высокопарно произнес:
– Лысина – это показатель ума и мудрости.
– Да отстань ты со своей лысиной, Бухлов! – вмешалась Алла.
– Он что, правда Бухлов? – удивилась Рита.
– Я – Бухлов, фамилия такая, и этим горжусь, – произнес мужчина. – А ты кто, чтобы допросы мне устраивать? На всех коньяка сегодня не хватит!
Мама Алла потащила Марго в ванную и спросила.
– Ты себя в зеркало видела? Что случилось?
Ритка пристально посмотрела на Аллу и поняла, что рассказывать ничего не будет, потому что ее нынешнее состояние просто невозможно облечь в какие бы то ни было слова.
– От родителей ушла и к ним не вернусь, конфликт у меня с Никитой, – буркнула она.
– Да не парься. Маргоша, на то они и родители, чтобы с ними ссориться и мириться.
– Я не помирюсь никогда! Можно у тебя пару дней перекантоваться или у тебя этот лысый козел Бухлов?
– Бухлова сейчас домой проводим, у него жена и дети, пусть их развлекает. А мы с тобой поедем в баню, я там администратором устроилась, со мной побудешь, тебе надо развеяться. А там поглядим. Тебя ведь искать начнут.
– Не начнут, уже привыкли, что я беглянка.
– Пора заканчивать бегать, Марго. Пробегаешь жизнь, пора якорь бросать, – вдруг серьезно сказала Алла. – Ну, все, вытри слезы и сопли. Готовься на выход, Марго, на выход!
Глава 16Принципы Никиты Вертелецкого
– Петр Петрович! Дайте мне сегодня отгул, – просяще гудела в телефон Серафима и, услышав ответ, радостно закивала: – Спасибо, спасибо, товарищ директор. Тем более что отгулов у меня накопилось много. Вы же знаете, если что, на меня положиться можно.
– Не совсем, Серафима Павловна, – укоряюще сказал директор. – Вы меня обманули, сказали, что работали в школе, а оказывается, журналистка.
– Петр Петрович, а разве это меняет дело? Ведь к моей работе у вас претензий нет. А бывшего журналиста вы бы взяли?
– Не взял бы, ваша правда. Хлопот с ними слишком много. Вы, наверное, от нас скоро уйдете?
– Наверное, да. Вот закончу собирать информацию для статьи и уволюсь, – честно ответила она. На другом конце трубки облегченно вздохнули.
Следующий звонок был Никите, который совсем не удивился, услышав Серафиму, а ей казалось, что должен был удивиться. Они договорились встретиться ближе к обеду в кафе, которое находилось как раз на половине пути между их домами. Кафе называлось «Гнездо», там было по-домашнему уютно и тихо. На подоконниках в красивых керамических горшках стояли цветы, Сима отметила про себя, что цветок называется колеус. Рядом с цветами расположились детские мягкие игрушки, она остановилась и потрогала плюшевого коричневого мишку. Мишка был нежный и мягкий, такого же мишку дарил как-то ее муж Михаил маленькой Верочке. Дочка пищала от восторга и кричала: «Мифа, мифа». Они потом так и звали добрую игрушку, плюшевое счастье, – мифа. Серафима погладила черный носик-пуговку и подумала, как быстро пролетело то время, когда вся семья была вместе, все были счастливы, молоды, живы и здоровы. Она взяла меню в коричневом переплете, где затейливой вязью было выбито: «Гнездо – вкусно, как дома». Местные повара действительно предлагали различные блюда, но ее взгляд остановился на армянской кухне.
– Надо попробовать, а потом Аванесову рассказать, как готовят его соплеменники.
Идея ей понравилась. За окном была суета и городской шум, а в кафе царило спокойствие и растекался аромат кофе, корицы, сладкой ванили. Сима старалась и не могла вспомнить, когда же она последний раз была в кафе или ресторане. Семьей они старались обедать дома и любили эти общие застолья с рассказом о делах, смехом и обменом мнениями. Раньше своим «женским клубом» они забегали в кофейню, чтобы посидеть за чашечкой кофе, но потом все чаще и чаще стали собираться на квартире и, наверное, зря, потому что атмосферу кафе не заменишь, здесь все так располагает к душевному общению и отдыху: приглушенный свет, приятная музыка. От состояния релаксации ее отвлек Никитин бас.
– Серафима, привет!
– Здравствуй, Никита! Как твоя жизнь молодая?
– Спасибо, вашими молитвами, справедливости ради скажу, что не такая уж она и молодая. Что-нибудь случилось? Что-нибудь с Асей?
– А должно? – ответила она вопросом на вопрос.
– Ты что загадки мне загадываешь? Что будешь есть? Давай меню.
Они сделали заказ, и Никита внимательно и пристально посмотрел на собеседницу.
– Ну не томи, давай. Ася тебя попросила о чем-то? Она сама не своя, как узнала про смерть Риты. – Он поежился. – Все с этой девочкой сначала не так пошло. Во всем я виноват, нарушил свой главный принцип – нельзя любить чужих детей. А Ритка с самого начала была не наша, понимаешь? Душой не наша. Аська как с ума сошла, все мне твердила, что хочет взять только эту девочку. Ты ведь знаешь, что я Асе никогда не перечил, переживал, что у нас нет детей.
Он замолчал, а Сима терпеливо ждала, когда он выговорится.
– Я знал, что Рита плохо кончит. Она и в детстве была злобным чертенком, зло управляло ее поступками. А когда учительницу ударила! Какой скандал был и удар по Асиной педагогической репутации! Потом была просто идиотская ситуация: видите ли, Рита в меня влюбилась. Ты вообще понимаешь, какое это извращение, деградация?
– Да она просто дурочка маленькая, у девочек так бывает – поиск любви, просто ты под руку ей подвернулся, был рядом. – Сима сочувственно пожала его руку.
– Да ты бы знала, что я пережил! А эта, с позволения сказать, девочка ходила почти полуголая по дому, пыталась меня провоцировать.
– А ты?
– Я что, похож на сумасшедшего? – Никита разозлился. – Ты позвала меня, чтобы расспрашивать про Риту? Ася попросила?
– Ну почему мужики такие узколобые? Аську я люблю, но она меня ни о чем не просила. У меня к тебе свои вопросы, но прости, – она сделала паузу, – они тоже про Риту.
Тут официант принес заказанные блюда, и они на несколько минут прервали беседу. И обедали в тишине.
– Ну вот. – Сима положила ложку в пустую тарелку. – Супчик очень даже ничего. О чем я хотела с тобой поговорить? Никита, я знаю, я уверена, и мне не нужны никакие доказательства, что ты не притронулся к своей приемной дочери. Ты из другого теста, порядочный и на подлость не способен. Но, – она подбирала слова, – ты видел Риту потом, позже? Встречался с ней, когда она выросла? Никита, скажи мне правду, для меня это очень важно.
– Серафима, мне скрывать нечего, – устало ответил он. – Не встречался я ни с кем, не видел я Риту. Первые полгода звонил в детский дом директрисе, узнавал, как девочка. Виноватым чувствую себя до сих пор, что не стал хорошим отцом, не получилось, а вышла пренеприятнейшая история, от которой до сих пор вздрагиваю. С Асей, которая, увы, меня не поняла, замкнулась в себе, жизнь после этого не клеится. Живем в одной квартире как чужие. Но Ритку теперь чего винить? Жаль девочку…